В одной из комнат я увидел красный флаг, который сшила моя мать. Старик плотник прибивал красное полотнище к древку. Молодой парень с банкой краски в руке отталкивал старика и говорил:
- Подожди, надо лозунг написать.
- А где раньше был? Знамя в бой требуют, пиши, да поскорее.
Парень помешал кистью в банке и спросил:
- Что напишем на знамени?
- Известно что: «Да здравствует революция!»
- Революция была в феврале, - сказал парень.
- В феврале была буржуйская, а сейчас наша, пролетарская.
Они заспорили. Вошел Абдулкин отец, дядя Хусейн.
С тех пор как ему удалось бежать из тюрьмы, он долго болел и все время кашлял. Говорили, что ему в тюрьме отбили легкие.
Старик плотник и парень спросили у дяди Хусейна, что написать на знамени.
- Пишите так, чтобы душу волновало, - сказал дядя Хусейн. - Пиши: «Это будет последний и решительный бой!»
В коридоре я увидел Ваську. С обиженным видом, ни на кого не глядя, он шел к выходу. Я догнал его:
- Ну что, Вась?
- Мал, - ответил он, криво усмехаясь. - А мне уже тринадцать. Ладно, все равно будет по-моему.
Васька оглянулся и таинственно зашептал:
- Идем на завод, самопалы сделаем. Найдем железную трубку, один конец загнем, просверлим сбоку дырочку для пороха, а трубку проволокой прикрутим - и готово ружье. Можно гайками стрелять, а еще у меня две пули есть.
- Идем!
Обнявшись, мы быстро зашагали к заводу.
3
На площади, где жили буржуи, мы встретили колбасника Сеньку. Заметив нас, он поспешно скрылся во дворе, а потом высунул из калитки голову и запел:
Большевик, большевик,
Четыре винтовки,
К нам казаки придут,
Тебе штаны снимут.
Васька запустил в него камнем, но Сенька успел захлопнуть калитку. Камень ударился о забор, в ответ громко залаяли собаки. Мы пошли дальше, а Сонька вышел из калитки и снова запел:
Васька-Васенок,
Худой поросенок,
Ножки трясутся,
Кишки волокутся.
Почем кишки?
По три денежки.
Мы свернули в переулок, за которым начинался завод.
На терриконе заводской шахты, на самой его вершине, видна была фигура человека с винтовкой.
Мы стали карабкаться вверх по крутому сыпучему склону, сталкивая ногами куски тяжелого глея. Они катились книзу, увлекая за собой целую лавину камней.
Местами террикон дымился. Зная, что здесь горит уголь и в таких местах можно провалиться и обжечь ноги, мы обходили очаги дыма.
С трудом достигли мы вершины.
Здесь свистел ветер. Красное полотнище флага клокотало на древке тревожно и призывно. Оно рвалось с древка, хлестало по нему и раздувалось парусом.
Возле флага стоял молотобоец Федя.
- Ты кого здесь караулишь? - спросил Васька, здороваясь с Федей за руку.
- Врагов революции высматриваю! - Федя зябко поежился, подняв воротник пиджака.
С террикона открывались неоглядные дали. Каждый дом был виден как на ладони. Церковь с потемневшими от заводской копоти куполами величественно возвышалась над хилыми землянками. Вдали то здесь, то там синели рудники. Желтоватая степь с глубокими балками, нити серых дорог окружали задымленный городок.
Любуясь видом родных мест, мы держались друг за друга, чтобы ветер не сдул нас.
- Давайте искать наши хаты, - предложил я.
- А чего их искать? - ответил Васька и указал пальцем вдаль: Во-о-он наши хаты.
- Где?
- Да вон же. Церкву видишь?
- Вижу.
- Рядом хата под железной крышей Витьки Доктора, видишь?
- Ага.
- Ну а теперь гляди чуть вбок. Дом Мурата под тополем видишь?
- Где?
- Да ну тебя!
- Вижу, вижу... - сказал я, хотя ничего, кроме церкви и Витькиного дома, не видел.
- Ну и все, - успокоился Васька. - Вон моя хата, а напротив, с высокой акацией, твоя.
Пока мы разговаривали, Федя тревожно всматривался в даль, приложив ко лбу ладонь козырьком.
- Калединцы... кажись, они... - проговорил он неуверенно.
Далеко в степи показалось облако пыли. Оно медленно двигалось к городу. Возле мостика через Кальмиус, на крутом повороте дороги, из клубов пыли выехали всадники. Позади катилась пушка.
Вглядываясь в степь, Васька воскликнул:
- Они! И фон Графф спереди! Ленька, за мной! - И он прыгнул вниз, съезжая на катившейся под ногами шахтной породе.
Федя, торопясь, загнал патрон в ствол винтовки, и оглушительный выстрел грянул у меня над головой. Я так и присел от испуга и закрыл ладонями уши: первый раз в жизни вблизи меня стреляли из винтовки. А Федя перезарядил и снова выстрелил, потом еще раз. В церкви ударил колокол. В заводе заревел гудок. Стало жутко.
Я бросился вслед за Васькой. Куски глея били меня по ногам, с шумом пролетали мимо.
Я догнал Ваську у проходных ворот. Он поманил меня к известной нам двоим щели в заборе, и мы тайком проникли в завод. Там мы забрались в паровозный котел со сквозной дырой внутри и стали наблюдать за тем, что делали рабочие перед сражением.
Возле проходных ворот рабочие спешно рыли окопы, подгоняли вагонетки и сваливали их набок, нагромождая баррикаду. Туда же охапками сносили винтовки, выгружая их из товарного вагона, стоявшего невдалеке. Подавал винтовки Мося.
- Ох, сейчас начнется! - радостно проговорил Васька.
Неожиданно на баррикаде вырос отец. Сбоку на поясе у него висела моя генеральская шашка. Прав был Васька, пригодилась она!..
Механик Сиротка тянул за собой пулемет на двух колесах.
- Пулемет сюда! - Отец указал на неглубокую канавку на холме. Первой роте оборонять котельно-мостовой цех. Черновол, отойдешь назад, к седьмой наклонной!
Появился знаменосец. В руках у него трепетал мамин красный флаг, я его сразу узнал. Издали трудно было разобрать надпись: «Это будет последний и решительный бой!» - но я знал, что она там была, и я видел ее. Дядя Хусейн установил флаг на вершине баррикады, чтобы он всем был виден. Сам дядя Хусейн улегся рядом с флагом и стал целиться из винтовки в сторону террикона.
Мне подумалось, что идет игра в войну, что отец шутит; казалось, он сейчас рассмеется, постучит по котлу шашкой и крикнет: «Что испугались, зайчата? А ну вылезайте, никакой войны не будет!»
Но отец ходил вдоль баррикады строгий и напряженный. А гудки ревели и ревели, нагоняя страх.
- Смотри! - Васька дернул меня за рукав.
Из-за террикона вымчались казаки. Возле поселка «Шанхай» они спешились, и трое подъехали близко к проходным воротам.
Краснорожий вахмистр с черным чубом, торчащим из-под картуза с красным околышем, достал из-за пазухи лист бумаги, развернул и, стараясь перекричать гудок, стал читать:
- «Братья рабочие, свяжите руки и доставьте законному русскому правительству преступника и смутьяна, председателя вашего Егора Устинова».
У меня похолодела спина: казак назвал моего отца. В ответ отец крикнул:
- Казаки, уйдите без крови! Рабочие не сдадут власть!
Вахмистр продолжал читать:
- «...или уничтожьте его на месте и труп доставьте нам. Не бойтесь наказания. Наша армия не трогает рабочих, которые мирно трудятся. Она лишь безжалостна к врагам и разбойникам-большевикам, попирающим божеские законы...»
- Рабочие будут биться до последнего! - крикнул им Сиротка.
- «...Изымите же из вашей среды смутьяна-христопродавца и передайте его нам». Подписал: есаул фон Графф, - торопливо закончил казак, повернул лошадь, и все трое поскакали к поселку, откуда немного погодя стали выбегать и растягиваться в цепь пешие казаки.