— Беда! Беда! Они! Они! Это конец! — запыхавшись, протараторил Бертран.

— Какая беда? Кто они? Что за конец? — не понял Макс ни единого слова. — Мудрый Бертран Марти, отдышитесь! Вот так! Теперь говорите — что случилось? — успокоил старца Максим.

— Что тут происходит в столь поздний час? — рядом возникла фигура Серафима.

— Штурм! Крестоносцы дошли до нас и сразу же начали штурм среди ночи! Они пытаются застать нас врасплох, но всех мне удалось поднять и без мольбы!

— Так чего же мы ждём? В бой!!! — Макс вынул из ножен кинжал, вогнал его обратно и сделал уверенный шаг.

— Стой!!! Собирайтесь и уходите! Я не хочу рисковать гостями!

— Но как, же оборона? — не укладывалось услышанное в одно целое.

— Никаких «но»! Без тебя справимся! Идите! — Бертран испарился.

— Пойдём, соберёмся и всё!

— Хорошо! Жди здесь! — скомандовал воин.

— Не переживай, мил человек! Без тебя не уйду, да и самому приодеться надобно! Надобно значит так, Макс, а я за тебя перед Русланой поручился!

— А откуда тебя Бертран знает, коли мы только вошли в замок лишь вчера? — спросил воин, скоротав время пути до комнаты.

— Точнее позавчера! Ты двое суток со служкой спал! На твой вопрос отвечу просто, мил человек, служу я тут уж почитай с десяток зим и лет! Просто отъезжал новые земли приметить! — раскрылся Серафим.

— Ну, что? Нашёл? — засмеялся Макс.

— Нет! — признался старец.

Лошадей отдал лакей некоего Раймона Агюйе. Он проводил троицу до центральных ворот и открыл тайник, ведущий в подземный переход. По переходу путники спустились до подножия горы. Вдалеке виднелись летающие камни, что разбиваются о стены Монсегюра. Камнемётные машины продолжали заряжаться и вновь отпускать орудие, ослабляя тросы. Махнув головой, Макс запрыгнул на вороного и дал ему шпоры.

Новый побег. Новая боль в тазу от седла. Новые мысли о Руси. Только ветер никогда не изменит путнику и предупредит об опасности. Лишь он всегда подсказывает правильное направление. Лишь ему нравилось грустное посвистывание одного из трёх путников.

Серафим часто шамкал губами, тщательно разжевывая лесные орехи, которые были куплены в Транкавеле. Марина завела грустную пластинку. Чтобы совсем в седле не уснуть со скуки, Макс пнул свою кобылку в бока и погнал её в галоп. Путники, заметив его реакцию, последовали примеру, давая лошадям немного размять их икры.

Блёклый свет звёзд светил остатком сил. Месяц одиноко смотрел на путников свысока, почти скрывшись рассветном мареве. Природа начала оживать. В траве, под копытами лошадей, зашевелилась живность. В небе появился сыч, охотившийся за мелкими пташками. Деревья качались, будто танцевали в такт напеваемой Мариной мелодии.

А чего ещё Максу оставалось делать, если тут его мир. Стало быть, из этого мира ему нужны дети. Конечно, осталась ностальгия, по родному компьютеру и Луховицкому ночному клубу, но это настолько всё банально и пресловуто, что порой жить не хочется. В этом мире любовь течёт рекой, погони от самого себя — беги не хочу, вспышки исторических битв в которых однажды он сможет биться на передовой и сечь тать, набегающую на родимый дом. Опять же риск, что можешь и не выжить, и адреналин, ведущий всё время только вперёд. Максу пришлось отпустить холопку на вольные хлеба и продолжить путь. Новый роздых настал невзначай.

Двое путников расседлали коней и отнесли атрибуты похода немного в сторону. Двадцать минут воины собирали хворост для костра и сухую кору. После чего Максим зажёг спичками тростинку, по которой побежал маленький огонёк, от которого начали разбегаться другие лучины. Серафим связал верёвками три толстые ветки, соорудив вертел, на котором в скором времени повис чугунный котелок с белорыбицей и вяленым мясом. Максим набрал воды из озерца. Лошади паслись в десяти метрах от костра, чтобы не затоптать его. Они вяло щипали траву большими губами, похрапывая широкими ноздрями. Их уши покусывала мошкара. Хвосты хаотично били их по

крупам. Над спинами лошадей летал рой комаров.

В котелке закипела вода. Старец достал серебряные ложки, купленные в Лангедоке. Одну передал путнику, сам же помешал содержимое котелка и попробовал жидкость на язык. Подумал немного, достал из тюка щепотку белой соли и посыпал внутрь котелка. Вновь помешал и попробовал. Кивнул, согласившись со своими мыслями, и снял котелок с вертела. Поставил его на землю. Бульон со вкусом рыбы обжигает языки. Мясо самой рыбы разварилось в горячем бульоне. Конечно не уха, но схожесть приготовления современного рыбного супа имеется. Кушали, молча, вдыхая пряный аромат, не отвлекаясь на всякие мелочные разговоры. Лишь иногда Макс поглядывал на лошадей, красуясь их статностью и мощью, но те почти не сдвинулись с места.

После сытного обеда ребята залили угли костерка озерной водой, собрали сёдла с котелком и пошли в сторону пасущихся лошадей. Подойдя к ним ближе, путники застегнули везде ремни, поправили сёдла, проверили попоны, запрыгнули на спины лошадей и стегнули поводом по шеям, поставив ноги в стремена. Кони, ответив диким ржанием, перешли в галоп.

* * * *

Деревья стояли в безмолвии. Птицы спрятались от холода в гнёзда. На трассу выскочил замёрзший пёс, прижавший хвост. Всё, что только можно, покрыто снежным ковром — встречные автомобили, высотные дома, голые деревья. Розовощёкие детишки пробегали мимо одинокого странника, радуясь первому с негу. Из свинцовых туч действительно шёл лёгкий пушистый снег и падал на шерстяную беретку путника. Его щёки покраснели от мороза. Затерявшийся путник искал местную администрацию города Луховицы. Пришлось немало пройти дворов, прежде чем, выйти к людям. Благо народ здесь простой — встретившаяся по пути женщина, подсказала приятному страннику направление.

Пройдя два квартала по дворам, Марина, наконец, нашла трёхэтажное здание. Зашла внутрь и поднялась на второй этаж. В одну из дверей она кротко постучала, приоткрыла дверь и вошла, не дожидаясь приглашения. Чистый и опрятный кабинет, обитый панелями, имитируя естественный вид дерева. Под ногами девушки заскрипел паркет орехового цвета. Потолок навесной. С гардин свисали жалюзи. В углу стояла вешалка. На центральной стене, возле висела пластиковая доска с маркером и красной губкой. Столы сдвинуты буквой «Т», за которыми восседали несколько солидно одетых мужчин.

— Кто это ещё? — возмутился один из присутствующих. — Разве не видят, что у нас совещание?

— Извините, Глеб Викторович! Я сию секунду её прогоню! Она явно ошиблась дверью! — попытался урегулировать консенсус главарь и обошёл столы.

— Керсан Данилович! Вы не прогоните меня отсюда, потому, что я пришла сообщить Вам о Максе! — сказала Марина, взглянув отцу Макса прямо в глаза.

— У меня секретов нет от своих коллег! Что с ним? Он жив? Не ранен? Где Макс? — перешёл на крик Керсан. — Извини!

— Он живой! Не ранен! С ним всё в порядке! Даже обзавёлся семьёй! Сейчас идёт на Русь! — с каплей интриги ответила девушка.

— Ну, слава Богу! Скоро хоть я его увижу! — надежда возродилась в сердце Керсана с новой силой.

— Не совсем скоро! Он идёт на Русь в том мире, решив не возвращаться сюда! Макс часто говорил мне, что не видит смысла в двадцать первом веке! Я его понимаю! Ещё он просил передать, что Вы с женой не так стары, чтобы не успеть родить очередного сына России! По его поручению я наказала родителям Альберта заложить проход, царствие ему небесное!

— Он жив, а ты его уже похоронила?! — усмехнулся Керсан. — Ладно! Я всё понял! Жду тебя через три недели! Будем вызволять твоего друга из неволи!

— Вы были там!?

— Пришлось! У меня не было другого выбора! Поэтому пока в изолятор посадил, до судебного разбирательства, но тут появляешься ты, как свидетель, и у твоего друга появляется неопровержимое алиби! — признался Керсан Данилович.

— Я пойду! Извините, что ворвалась!

— Прощаю! Иди! Не мешай мне работать!

Девушка вышла за дверь. Керсан Данилович вернулся в своё почётное кресло. Его помощники стали советовать, как облагородить жизнь в городе и районе в целом, но хозяину города перестали давать покой мысли о его приемнике. Но предпринять раньше времени он всё равно ничего не мог, пока душа не взвоет тоской «пора». Ему представлялось, как в дверь этого кабинета входит Макс с женой и детьми и Керсан умиляется появлению молодой семьи, как нальёт в два фужера по пятьдесят капель — для него и приемника, как его внуки будут по очереди играться с маячком, что покойно качается на рабочем столе. Мысли прервал хлопок руки Андрея Сергеевича. Керсан Данилович дёрнулся от испуга и прислушался к предмету разговора.