— Войцеховской дали десять дней на поимку преступника, а если этого не произойдет, командор будет вынужден отправить рейд в Пустошь, — „главный мертвец“ заметил, как Маккинан передернул плечами и зашипел от боли. — А я надеюсь этого не допустить…

— Почему? — как ни старался Бриан сдерживаться, голос его дрогнул. — Простите, сэр, но вы не из наших, не из пустошников. Почему вас так беспокоит рейд, если он не затронет ваших личных интересов?

— Потому что все переключатся на Пустошь, а у Войцеховской не останется времени на поиски настоящего преступника, — Дольер сжал кулаки. — А я хочу найти его и уничтожить!

— Чем я могу помочь вам, сэр? — Маккинан слегка наклонил голову в знак того, что принимает этот аргумент. — Я слышал, что из безногих получаются плохие ищейки.

— Напротив, очень хорошие, — уверенно парировал Габриэль. — Потому что им ничто не мешает работать головой. Для начала постарайся как можно подробней вспомнить все, что происходило вчера вечером. Даже самые незначительные подробности могут дать необходимую информацию.

— В общем‑то все было, как обычно, — задумчиво проговорил Бриан. — Я пришел чуть позже восьми, там уже торчали Харис и остальные ребята, они пригласили меня сесть за свой столик. Ничего оригинального. Хотя нет, постойте‑ка… В „Серебряной камелии“ появилась флейта — оказывается, это очень красиво. На ней играла девушка — кажется, ее зовут Ульяна. Во всяком случае, так сказал Дэнни — он подходил к нам, чтобы спросить, все ли в порядке. Сэр, вы ничего о них не знаете? Девушки из „Серебряной камелии“ сильно пострадали?

— Две из них уже долечиваются дома, — отмахнулся от вопроса Дольер. — Что с третьей — не имею понятия. Не отвлекайся, рассказывай дальше!

— На чем я остановился?.. Да, к нам подходил Дэнни… Расспрашивал, как у нас дела, потом пожаловался на какую‑то девушку, которая обещала прийти вечером, но не пришла… — Бриан говорил медленно, стараясь вспоминать еще какие‑то подробности вечера. — Когда он ушел, Харис еще пошутил, что у Дэнни редкая способность всегда безошибочно выбирать неподходящих женщин, как будто вокруг мало тех, кто действительно мог бы составить его счастье. Ребята смеялись, а кто‑то из девчонок сказал, что все парни от Монтего недалеко ушли. А Дэнни, он тоже в больнице?

— Погиб, — сухо уведомил его Габриэль. — Как и большинство веселых парней и девчонок. Что еще ты запомнил? Может быть, в клубе был кто‑то чужой, выделявшийся на фоне остальных?

— На месте взрывника я бы в тот вечер держался подальше от „ДиЭм“, — резонно заметил Маккинан. — Особенно выделявшихся чужаков там, кажется, не было… — на секунду он приподнялся над подушкой, как будто это могло помочь. — Нет, не могу припомнить никого, кто вел бы себя странно. Вообще все было, как обычно. Дэнни страдал, ребята шутили, девушки играли…

— Спасибо, — Дольер постарался не показывать своего разочарования. — Если вспомнишь что‑нибудь еще, пожалуйста, срочно свяжись со мной в любое время дня и ночи. Сомневаюсь, что в ближайшие десять дней я смогу спокойно спать.

— С удовольствием так бы и сделал, сэр, если бы мой комм пережил вчерашний вечер, — космопилот устало прикрыл глаза. — А поскольку этого не случилось, то вам, наверное, придется еще как‑нибудь навестить меня.

— Я приду завтра, — Габриэль поднялся со стула. — Выздоравливай, Бриан!

— Непременно, сэр, — прохрипел Маккинан. — После случившегося меня уже ничто не угробит.

— Надеюсь, что так, — Дольер постарался выдавить из себя ободряющую улыбку, но без привычки у него получилась довольно странная гримаса.

Он уже попрощался и стоял в дверях, когда его догнал голос Бриана.

— Если я что‑нибудь вспомню, сэр, то свяжусь с вами с помощью общественного коммуникатора! Медсестра сказала, что я могу попросить его, если захочу с кем‑нибудь поговорить.

— Хорошо, — Габриэль кивнул. — До встречи, космопилот Маккинан!

По больничному коридору он прошел быстро, не желая задерживаться в клинике дольше, чем необходимо. За время болезни отца он уже вдоволь нагулялся по разнообразным оздоровительным учреждениям и был сыт ими по горло.

Пасмурный день, ожидавший Дольера за дверями клиники, пахнул в лицо сыростью недавно пролившегося дождя. Габриэль взглянул на чистое небо и поморщился. Сам он предпочел бы, чтобы несколько дней подряд бушевала гроза посуровей, но объявленный правительством траур подкрепили лишь полудневным унылым дождиком, посчитав, что этого достаточно для людей, которые и так напуганы и шокированы последними известиями. Новостные издания, которые мельком просмотрел Дольер, ожидая в клинике, рассказывали, что многие в знак траура на несколько дней отказались от использования якобы „губительной“ электрической энергии, которая послужила причиной взрыва в „ДиЭм“. А в Городе Девять какие‑то воинствующие фанатики даже провели митинг, требуя вовсе отказаться от электричества. То‑то „Одиннадцати“ моментально полегчает, если все главные ресурсы ковчега окажутся отключенными! Вселенная определенно страдает от перенаселения идиотами!

Дольер поднял воротник своего плаща и направился к небольшой парковке рядом с больницей, где он поставил свой „сильвер“. Как высокопоставленный правительственный чиновник он имел право оставить средство передвижения на ограниченном поле, предназначенном для сотрудников клиники. Личный очипованный „сильвер“, принадлежащий одному из заместителей командора, поблескивал серебристо — синими боками как раз там, где Габриэль его оставил. Высокое положение и солидный доход позволяло ему обзавестись и более дорогим средством передвижения, но Дольер предпочитал тяжелым магнитомобилям легкого и маневренного „летуна“.

Сев в седло и запустив двигатель, „главный мертвец“ ковчега на минуту задумался. Он хотел найти того, кто убил его людей. Но Габриэль привык мыслить рационально и понимал, что в одиночку не справится. Ему нужны были союзники, на которых он мог бы положиться. Кто? „Мертвецы“? Дольер мог бы задействовать своих людей, но, пожалуй, не выделил бы из них никого, кроме Маккинана. Они годны для любой работы, но сначала им нужно дать задачу, а Габриэль не мог отправить ребят просто „разыскивать подрывника“. Кроме того, чем больше людей узнает об истинной подоплеке случившегося в „ДиЭм“, тем быстрее эта информация просочится к тем, для кого она не предназначена. „Мертвецы“ — обычные люди, они так же любят посидеть вечерами за кружкой пивка и посплетничать о том, как население дурит служба безопасности и как неэффективно действует правительство. Разумеется, они готовы в любой момент отдать жизни за „Одиннадцать“ и любому смутьяну, посмевшему при них праздно поругать командора, без паузы врежут по физиономии, однако сами порой бывают слишком болтливы. Их отношение к правительству в чем‑то напоминало близкородственные связи внутри крепкой семьи: сами космопилоты могли проявлять недовольство „родителями“, но от других не потерпели бы ничего подобного. Это делало их помощь довольно… специфической. Габриэль не хотел бы использовать своих людей вслепую, но, кажется, придется, если у него возникнет нужда в поддержке.

Кто еще мог бы ему помочь? Войцеховская? Во — первых, он сомневался в том, что Микаэла вообще захочет с ним сотрудничать. Во — вторых, она слишком предана законам „Одиннадцати“ и лично командору Кройчету. Железная Микки определенно не позволит Дольеру расправиться с обидчиком так, как он хочет. Кроме того, у нее сейчас проблем хватает и без бывшего начальника, путающегося под ногами. Нет, обращаться к Микаэле он не станет. Если бы она сама обратилась к Габриэлю за помощью, он бы постарался сделать все, что в его силах. Но Войцеховская, конечно, справится и без помощи „главного мертвеца“, тем более она по — прежнему искренне полагает, что он ее недолюбливает. Впрочем, он старательно поддерживал ее в этом заблуждении. Склад ума и характер Железной Микки сделал бы ее прекрасным другом, а Дольер по — прежнему не позволял себе подобных отношений. Хватало ему и выстроенных перед прощанием мальчишек и девчонок, уходящих в космос! А терять друзей почти так же болезненно, как и терять любимых…