220 лет назад
Быть солдатом — неблагодарная работа. Царства Дня и Ночи вечно воюют за границы, которые разделяют наши королевства. И пока у них разногласия, всегда будут проходить битвы. Это значит еще больше кровопролитий, больше соприкосновений со смертью, больше возможностей сдаться своей мрачной натуре.
С тех пор, как мы с Малаки присоединились к военным силам, почти два десятилетия назад, нас почти постоянно отсылали на Границы, сперва борясь на территории Сумерек, а теперь здесь, на землях Рассвета.
Наш лагерь разбит на небольшом участке мерцающего метеорита, который держится на орбите Царства Ночи. Из-за его бесплодной почвы Арестис кажется оазисом.
Единственными важными зданиями здесь являются сплошные построения. Остальные сторожевые посты не более чем маленькие городки из палаток, ткань на которых поблекла с давнишних времен. Война ведется намного дольше, чем Король Теней сидит на троне. Моя бабушка, мама короля, начала ее около четырех столетий назад, и с тех пор она не прекращается.
Как только моя смена заканчивается, я направляюсь в палатку и закрываю вход тканью позади себя. Затем сажусь на койку и хрущу шеей, прежде чем начать снимать броню.
На данный момент ношение защитного снаряжения — простая формальность. Активных боевых действий не было в течение почти двух недель, не после того, как мы сильно разгромили солдат Дня, что им пришлось отступить. В конце концов они вернутся — те никогда не уходят надолго.
Я развязываю ножные латы и отбрасываю их в сторону. Затем снимаю прокипяченную кожаную защиту, что прикрывает предплечья и грудь, и едва бросаю взгляд на кровь, забившуюся под ногти и испачкавшую ямочки между костяшками. Если бы она меня волновала, то я бы стер ее магией, но мне все равно.
Это место подавляет мою волю.
Я смотрю вверх на потолок с того места, где сижу. Он зачарован быть полупрозрачным, и через него можно едва разглядеть слабые намеки на звезды среди предрассветного неба. Неважно, как долго живу здесь, я никогда не привыкну к такому небосводу, пойманному где-то между днем и ночью.
…Кто-то направляется к тебе…
Тени вечно подстрекают меня, надеясь вкусить немного моей силы в обмен на секреты.
Пускай идут. Я не в настроении сегодня совершать пустые сделки с тенями.
Ткань у входа убирается в сторону, и внутрь заходит Малаки.
— Это наша последняя ночь на этом чертовом пустыре. Давай нажремся и отпразднуем.
Это наша последняя ночь — пока что. Меня не питают иллюзии, что кто-то из нас надолго останется на Барбосе. Достаточно надолго, чтобы вспомнить, как здорово не бороться за тупое дело. И затем нас созовут обратно, как и было прежде множество раз. Война никогда не прекратится.
Мой взгляд падает на бронзовый обруч на бицепсе. И хмурюсь. Как я был взволнован, когда получил его, веря, что приблизился с ним на шаг к королю. Но браслет ничего не значил.
Малаки осматривает меня, ничего из виду не упуская.
— Ты — единственный из мужиков, которых я знаю, кто дуется на военный браслет, — говорит он.
Я встаю с койки.
— Я не дуюсь.
— Нет, дуешься. Потому что оставить этот гребаный валун означает, что ты ушел намного дальше от встречи с вендеттой.
Я выпрямляюсь.
— Где проходит торжество? — спрашиваю, игнорируя его слова. Вино и женщины хорошо способствуют настроению, а здесь их весьма мало.
— В обеденной.
Как всегда. Там всегда проходит веселье, если только не выходит за пределы.
Прежде чем уйти с другом, я хватаю бутылку с маслом, грязную тряпку и меч в ножнах, вокруг которого плотно обернут кожаный ремень.
Мы выходим из палатки, и я щурюсь из-за рассвета. Край солнца постоянно виден за горизонтом.
Мы проходим лагерь, прокладывая путь между палатками. Вокруг несколько солдат поют баллады, один даже играет на лире. Когда мы проигрываем битву, песни превращаются в панихиды, но сейчас музыка живая и оптимистична из-за нашей недавней победы.
Мы входим в обеденную — обычная здоровая палатка, наполненная грубо отесанной мебелью и солдатами. Фейри сидят вокруг столов с румяными щеками и развязными ртами. Это не продлится долго, пока празднество не перейдет наружу. Дайте нам достаточно алкоголя, и мы сразу же пойдем танцевать и развлекаться под открытое небо.
Несколько солдат еще на службе, сервируя стол в конце палатки. Рядом с ними стоят две бочки — одна с дистиллированным спиртом, а другая с элем. Моча огра намного лучше, чем все это дерьмо, но когда ты далеко и долго находишься от цивилизации, все практически становится амброзией.
Мы с Малаки направляемся к группе выпивающих и смеющихся солдат, сидящих за круглым столом.
Так и проходят мои дни. Просыпаюсь, перекусываю в столовой, переодеваюсь, раздеваюсь, еще раз прихожу в столовую и разделяю выпивку с товарищами — порой согреваю себя женщиной — и затем в койку. Просыпаюсь на следующий день, и все начинается по новой.
Через час, когда мы зашли сюда, палатка до стен наполнилась буйными солдатами. Я достаю меч и откупориваю масло. Вылив немного на тряпку, я начинаю чистить лезвие с закинутыми на столе ногами.
Сегодня я в мрачном настроении. Так и не приблизился к убийству короля.
Возможно, пророчица не имела в виду, чтобы я много времени тратил на армию. Вероятно, я нашел в себе доблесть уже давным-давно, не осознав этого, и все это время потратил на убийство врага, что было напрасно.
Меч едва начал блестеть, когда ткани в палатку распахиваются в стороны. Две дюжины скудно одетых мужчин и женщин вошли внутрь — большая их часть пришла торговать сюда своим телом. Я напрягаюсь, когда виду некоторых смертных вперемешку с феями.
Что-то новенькое. На посты всегда приходят фейри, чтобы удовлетворить застоявшиеся желания солдат, но никогда не было людей.
Малаки кидает на меня взгляд и наклоняется ко мне.
— Предположительно, смертные — подарок от короля за нашу последнюю победу.
Подарок? Жениться на смертном — вне закона. Даже спать с ними запрещено, так как считаются нечистыми и примитивными. И чтобы отправить их нам в качестве награды… это кажется больше оскорблением, чем подарком.
Группа мужчин и женщин распространяется по помещению, быстро прилипая к заинтересованным солдатам. Малаки с другими вокруг меня встает, позволяя фейри и людям вывести их наружу, где все будут танцевать вокруг костров, прежде чем уединиться в облаках.
— Не пойдешь? — спрашивает Малаки, когда замечает, что моя задница все еще сидит.
Я один раз качаю головой, вниманием прикованный к мечу. До сих пор я отмахнулся от трех попыток других персон выудить меня наружу.
Девушка с хихиканьем дергает Малаки в сторону. Он делает несколько шагов назад, желая что-то мне сказать, но выбирает ничего не говорить и, отворачиваясь, уходит с остальными солдатами. В считанные минуты высвобождается большая часть палатки.
Только подумав, что у меня выдастся свободная минутка для уединения, я слышу мягкий шелест юбки женщины, направляющейся в мою сторону.
…Рабыня…
Она встает позади меня.
— Я не сплю с людьми, — констатирую, не отрываясь от лезвия, прежде чем женщина может коснуться меня.
Проходит пауза, и затем ее волосы касаются моих, когда она наклоняется над моим плечом.
— Могу пообещать, что сделаю такое, что не под силу феям. — Ее дыхание обжигает мои щеки.
Я убираю меч в ножны и делаю глоток эля.
— Ничего личного, просто мне нравятся женщины моего типа.
Она проводит рукой по моей груди.
— Что заставляет тебя думать, что я не такая?
Я ловлю ее запястье и провожу большим пальцем по королевскому клейму на ее коже. Полумесяц выглядит нелепо — выжженным на красной плоти.
— Скажи мне, — задаю я вопрос, изучая клеймо, — ты бы предложила мне себя, если не принадлежала бы короне?
Женщина подается вперед.
— Скажи мне, ты бы сидел здесь, ожидая битвы, если бы не принадлежал короне?
Я высвобождаю ее руку и внимательно смотрю на нее. У нее язык острее, чем у некоторых фейри, которых знаю, но ее черты едва ему под стать. Широкие глаза, сердцевидная форма лица и гладкая, цвета слоновой кости кожа, обрамленное ярко-рыжими волосами. Очень милое личико, очень красивое, невинное лицо.
— Справедливо, — отмечаю я.