Как только мы остаемся наедине в комнате, она превращается обратно в скромную Калли.

Она проводит ладонями внизу по платью, и мне приходится задействовать всю свою волю, чтобы не пялиться туда, чего касаются ее руки.

— Спасибо, — говорит она, уставившись на опухшие с травинками ноги. — Сегодняшняя ночь была… чудесной.

Калли пробирает меня до мозга костей. Я пытаюсь держать руки подальше от нее, а она благодарит меня за эти танцы.

Цепляйся за человечность, Десмонд!

Я пробегаюсь руками по волосам, потому что импульсы, над которыми, как думал, взял верх много лет назад, теперь стягивают меня.

Моя человечность, как белый кролик, я бегу все дальше и дальше, ближе к кроличье норе…

— Что-то не так? — спрашивает Калли, ее голос звучит слишком ранимо.

Уходи! Сейчас же, пока не стало слишком поздно!

Я опускаю руки.

— Я так больше не могу.

Контроль ускользает, ускользает…

Я поднимаю на нее взгляд.

Ускользает.

— Дес? О чем ты? — не понимает она.

Ускользнуло.

Заяви права на свою невесту. Заставь выпить лиловое вино, чтобы она больше никогда не могла быть человеком.

— Назови мне хоть одну вескую причину, почему я не должен забрать тебя отсюда сейчас же. — Так приятно отдаться наконец-то искушению. Как долго я сдерживался.

— Забрать? — Калли выглядит озадаченной. — У тебя сделка сегодня ночью?

Я начинаю кружить вокруг нее. Она — мышка, а я — кот, пришедший поиграть.

— Я бы забрал тебя и никогда не отпускал. Моя милая, маленькая сирена. — Я провожу рукой вдоль обнаженной кожи ее спины. Боги, я хочу большего. Как ее пара, я буду трогать больше и не только спину. Ничего не удовлетворит меня, пока это не случится, ничего.

— Тебе здесь не место, и мое терпение, как и человечность, уже на грани.

Возьми ее. Заяви на нее права. Сделай своей.

— Я мог бы заставить тебя сделать кое-что… очень много всего, — говорю я, понижая голос.

Картинка теперь не вылезает у меня из головы. Ее тело подо мной, ноги обернуты вокруг меня. Я уже представляю, как погружаюсь в нее, как ее тело раскрывается для меня. Одно воображение следует за другим, одна изощренная позиция заменяет другую. Я бы занимался с ней любовью, пока она бы не забыла все, кроме меня.

— И ты бы наслаждалась каждым мгновением, я тебе обещаю. Наслаждалась бы так же, как и я.

Калли нужна мне. На моем троне и в моей постели. Рядом со мной навсегда и навечно. Мне нужно это больше, чем воздух, чтобы дышать, и я заполучу это.

Магия, которую я впитал за вечер, теперь начинает высвобождаться. Она слишком эфемерна, чтобы быть заклинанием, но теперь она парит между нами, соблазняя на близость.

Калли смотрит на браслет. Она, должно быть, чувствует это.

Вот что случается, когда тьма выходит наружу.

— Мы бы могли начать сегодня. Не думаю, что смогу выдержать еще год. И не думаю, что ты сможешь.

Возьми. Заяви права. Сделай своей.

Калли берет меня за руку, когда начинаю красться вокруг нее.

— Дес, о чем ты?

Я поднимаю наши сцепленные руки между, поднимая взгляд от них к личику моей сирены. Личику, которое создано, чтобы убивать мужчин. Опасное, опасное создание. Я хочу ее так безумно, что даже самого трясет.

Ее глубокий, манящий взгляд находит мой, чтобы я избавил ее от этого раненного блеска в глазах!

Я ни за что не успокоюсь, пока не сотру его из ее черт.

Я все еще улыбаюсь:

— Как бы ты хотела начать гасить долги?

Возьми ее… заяви права… сделай своей.

— Десмонд Флинн, чтобы у тебя в голове не происходило, я хочу, чтобы ты выбросил это.

Ее голос вытаскивает меня из тьмы.

Я едва чувствую, как немного дрожит рука Калли. В лучшем случае, она опасается меня; в худшем, я напугал ее.

Что же я делаю? Вечер предполагался быть для нее, а не для меня.

Я подношу ее руку к губам, закрывая глаза. Мои фейские желания испытывают меня. Все, что я могу сейчас сделать, — это стоять тут и перескакивать грани желаний, которые хотят взять надо мной верх.

В какой-то момент почти болезненная нужда забрать Калли с собой наконец исчезает, оставляя меня изнуренным. Мышцы ноют; даже кости становятся вялыми.

Только сейчас я открываю глаза.

— Прости, ангелочек, — хрипло шепчу я. — Ты не должна была этого видеть. — Столетия контроля… пошли коту под хвост в одно мгновение. — Я… — не человек, каким хочу казаться.

Калли подходит ближе ко мне, — последняя вещь, чего я ожидал от нее.

Она наклоняет голову.

— Я тебе… нравлюсь? — спрашивает Калли.

Дерьмо. Не лучшее время для такого разговора, не когда желание сделать ее своей пронзает меня.

Я отпускаю ее руку.

— Калли. — Я произношу ее имя так же, как и слово «стоп».

Нужно уходить.

— Нравлюсь? — давит она.

Конечно, нравишься, ангелочек. Для любого другого это было бы очевидным до боли. Но не для моей Калли, которая верит, что на любовь можно только поглазеть на витринах магазинов.

Я провожу большим пальцем по ее скуле, так отчаянно желая ее. Я чертовски устал от борьбы с собой, отрицая чувства и отталкивая ее.

Так что в кои-то веки я расслабляюсь и наклоняю голову в знак согласия.

Кожа Калли начинает сиять от признания, так как она вместе с сиреной полны восторга. Калли приподнимается на носочках, ее веки закрываются, а рот приоткрывается.

— Калли…

Прежде чем перестать протестовать, она прижимается губами к моим.

Ох, боги! Мне требуется вся сдержанность, чтобы не двигать устами по ее. Но мир взрывается на калейдоскоп цветов и магии.

Рефлекторно я отвечаю, хватаю ее за плечи и сжимаю их, желая притянуть ее ближе и раскрыть ее сладкие губы, чтобы я мог точно узнать, какая Калли на вкус.

Мои уста были сотворены целовать ее.

Бесполезно бороться с желанием; будто пытаешься встать ровно рядом с ураганом. Мои последние избитые ограничения снимаются со стоном. Ощущения сгибают меня, пока я не сломаюсь. Сейчас я могу сделать лишь одно — дать волю желанию.

Я обнимаю ее за плечи, жадно двигая устами по ее губам.

Это лучше, чем самые дикие фантазии!

Поцелуй — не более чем вкус страсти, и все же он предопределяет все. Я наслаждался тысячью поцелуями за всю свою жизнь, но этот — единственный, который разрушает меня за все остальные вместе взятые. Осознание того, что я не должен упиваться этими губами, лишь разжигает во мне потребность желать их больше.

Руки Калли овивают мои. Я представлял этот момент сотню раз! Мои фантазии совсем бледны по сравнению с реальностью.

Я дотрагиваюсь до ее волос, погружая пальцы в густые локоны. Мне нужно большего.

Калли немного отодвигается, чтобы вдохнуть…

Какого черта ты делаешь, олух? Отрезвляющие мысли пронзают страсть и бесноватые инстинкты.

Гребаная херня.

Я сразу же опускаю руки и отшатываюсь назад. Калли покрывает мои губы, отчего хочется еще.

Нет. Не надо больше.

Тени вокруг меня начинают колыхаться, когда я борюсь с собой. Они тянутся к Калли, желая окутать моей магией.

Сделай своей… заяви права!

Крылья пробиваются сквозь магию. Они широко расправляются позади меня, давая осознать, что передо мной стоит моя пара.

Она — моя.

Ее глаза широко раскрываются.

— Твои крылья…

Маленький секрет выплыл наружу.

Все мои планы — выжидать и разыскивать пути, чтобы продержаться другом еще год другой — пошли сразу же к чертям. Не будет больше никаких ухаживаний; мы подожгли фитиль, поэтому ситуация взорвется в любую последующую секунду.

Мне нужно либо сдать назад в возникшей ситуации, либо ввязать молодую любимую в отношения, к которым она, может, еще не готова.

— Прости, — говорю я. Иного пути уже нет. — Они не должны были появиться. Надо было подождать. Я хотел подождать.

— Дес, что случилось? — Калли подходит ко мне.

Я провожу рукой по волосам. Стоило знать, что все закончится вот так. Стоило осознавать, что я был близок к тому, чтобы разрушить границы желаний.

— Мне пора.

— Нет, — говорит Калли, ее кожа начинает мерцать.

Прямо передо мной разбивается ее сердце, и в миллионный раз в моей жизни я задаюсь вопросом, приносит ли честность больше вреда, чем пользы.

Но ей нужно увидеть, как честь выглядит в глазах мужчины. Я — самый последний, кто является ее сторонником — честно говоря, так и есть, — но хоть раз в жизни мне нужно попытаться не быть эгоистичным ублюдком.