Соседи, слышавшие часть побоища происходившего во владении Коллод, качая головами, рассказывали: ”Отец видно разуверился выдать Аньку замуж и предложил ей обвенчаться с лакеем, а она тому слуге-каааак “отказала”, прямо черпаком в лоб. А потом и сваво отца полночи гоняла по дому-чтоб глупости неповадно было предлагать. Старичина даже на улицу выскакивал-боялся что догонит и прибьёт! Такой испуганный и шебутной был.”

Стража, получившая от бывшего секретаря гегемона по серебрянной монете на брата, была кратка: ”Что-то было...То ли их кто обидел, то ли они кого, ”того”-обидеть вздумали...Тишина и неясность! Покрыто мглой.”

Пока ходили все эти слухи и побасёнки, отец Анны искал сатисфакции позору моральному, из за дочкиной чести и физическому, что сам схлопотал тумаков, в двух направлениях-информации и кадровом: в первом случае он обратился к нынешнему первому замначальника стражи Тавроса, тому, что никуда в “броньке” не ходил на патрулирование, а обрабатывал отчёты по городу и клал их на стол начальникa. К нему он обратился с просьбой выяснить по своим сотрудникам и их осведомителям-кто был с налётом в доме и почему так непонятно было совершенно данное преступление.

По своим же связям c купцами иноземными, Коллода старший искал исполнителя для некоего наказания, им самим и придуманного, так как "свои" исполнители были опасны болтливость-заезжий гастролёр виделся ему предпочтительнее.

Вскоре его свели, в доме негоцианта генуэзца Паццини, с недавно приехавшим в Таврос жителем Палермо, у которого оказалось много поводов не оставаться на родине, а по возможности скорее “рвануть” в одну из отдалённых италийских факторий, так как по словам Паццини: он оказал “специфические” услуги в торговых войнах Генуи и Пизы. Данного субъекта вывезли из Италии и отправили сюда, для условного усиления генуэзских командорств, капитанств и факторий.

Звали его Оззи Маффи, однако он утверждал, что по непонятной сицилийской традиции, его имя и фамилию стоит называть в обратном порядке-это гораздо уважительнее и почтительнее. С ним прибыл и его племянник-Альфонсини. Которого однако же все италики называли просто-Альфонси: тридцатилетний балбес, без определённых навыков и профессий. Большую часть времени он ходил в центральной части Тавроса и перемигивался с женщинами и девицами там гулявшими, однако, будучи пару раз крепко “прибит” местными поклонниками красоты данных дев-вынужден был маятся от скуки в районе факторий генуэзской республики.

Беседа старшего Коллоды и Маффи Оззи была короткой: бывший секретарь гегемона предложил сто золотых монет за выполненную работу, на что сицилиец , мотнув своей грязной засаленной головой, буркнул что-то Паццини и тот перевёл: ”Укажите цель-всё что угодно!”

После этого все троё неспешно раскланялись и отошли: Паццини решил что его услуги больше не понадобятся и решил не отсвечивать с подобной кампанией далее, а Маффи был не из тех кто много думает-скорее быстро действует.

Получив что хотел, отец Анны решил поторопить своего знакомого в страже. Пора было загонять жертву на "алтарь его личной мести!"

Посидев и погомонив с остальными гостями Паццини, Коллода старший условился с Маффи Оззи что бы приходил к нему в дом не сам будущий исполнитель задачи, а их связной-то есть его, Маффи, племянник Альфонсини. Первая встреча должна была состоятся уже завтра утром.

К десяти утра следующего дня, как и было условлено, Альфонсини стоял возле особняка Коллод. Ему всегда казалось, что лишь женитьба на богатой дурочке сможет помочь ему в карьерном и самооценочном ростах: воевать-он боялся, изобретательностью-не отличался, писал-с ошибками, пел-дурно, а в купцы нужно было идти с начальным капиталом.

По этой причине Альфонсини буквально таял, при виде любой дамы увешанной перстнями и колечками. Красота и возраст носительницы драгоценностей-не имели для него никакого значения, ибо Альфонси преклонялся перед “хорошо обеспеченной материально” женственностью, в любой форме и любом обличии. За что и был неоднократно избиваем по всем Апеннинам. В конце концов он решил что матроны его родины слишком избалованны соперниками, особенно из иберийских краев и придумал предложить себя где-нибудь на востоке.

К его огромному изумлению, среди знакомых никто не слышал о восточных правительницах с мужскими гаремами и несчастному горемыке пришлось на пару с двоюродным дядькой, весьма смурной и резкой личностью, отправиться в одну из причерноморских колоний Генуи, где его родственнику следовало несколько “зачистить” будущее поле деятельности республики, от назойливых конкурентов.

Однако приплыв в Таврос, Альфонсини вначале очень обрадовался: большой эллино-ромейский полис, как ему сперва показалось-куча богато одетых женщин, относительно коррумпированная стража и чиновничество-всё так было похоже на покинутую отчизну! Вскоре правда выяснилось, что вместо привычных дуэлей и поножовщины на ночных улицах, его “молнии из глаз”, так часто демонстрируемые богатым девушкам-принесли ему лишь выбитый зуб и несколько недель в одном из католических лазаретов квартала Генуэзской республики. Альфонси стал побаиваться что ему когда-либо всё же придётся пойти на роботу...

После инцидента ночью, лакей семейства Коллоды отпросился на три дня на лечение и хозяин, не задумываясь, разрешил ему отлучиться, так как боялся лишней болтовни в доме. Ему хватало бреда Анны по всему городу...Экономка была на кухне и младшая Коллода привычно маялась от безделья дома: на утро после ночных событий, её отец был так потрясён случившимся, что даже не оставил её "под замком", чем Анна и воспользовалась-проинформировав буквально весь город о том, что да как было тем памятным вечером. Однако на следующий день её батюшка был уже в своей привычной форме и оценив масштаб проблем от росказней дочери, запретил выходить ей на гуляния в течении двух недель. По этой причине Анна так радостно и побежала открывать двери: гостей она не ждала и неожиданное появление кого-нибудь, было для неё лишней возможностью выболтать столь сильно накипевшие эмоции...

Когда массивные двери открылись, Альфонсини слегка попятился: весь дверной проём по ширине занимало некое существо, которое, будучи одного с ним роста-было при этом примерно, по объёму, равно пяти таким как он. Приглядевшись к этому странному персонажу стоящему на отпирании дверей в данном особняке, Альфонси внезапно отметил про себя-девица, к тому же богата, так как на обоих руках золотые украшения, плюс массивные серьги и довольно крупное ожерелье с каменьями, на шее...

Осознав всё это-гость буквально растаял: идя по делам дядюшки в этот дом, он даже не подозревал что и ему самому здесь найдётся где применить свои таланты. К тому же, в отличие от пыльных улиц Тавроса, прохладная гостиная богатого дома гораздо лучше располагала к знакомствам и дальнейшим романам.

--Добрый утро несравненная синьорита!-Альфонсини тут-же поклонился и шаркнул ножкой, после чего стал восхищённо смотреть широко распахнутыми, в немом восхищении глазами, на стоящую перед ним барышню. Складывалось ощущение что он впал в оторопь от представшей перед ним особы.

--Доброе утро! Молодой человек ошибся дверью?-у Анны любопытство смешивалось со страхом. Ей хотелось, после прошлого общения с кавалером, вновь с кем-то познакомится и уж на новом почитателе отыграться за недавнее фиаско! Однако довольно печальный финал прошлых “посиделок”-её несколько смущал. В прочитанных ею ранее романах, герой не улепётывал подвывая вприпрыжку от возлюбленной-по пути калеча будущего тестя и слуг, да и орать на всю улицу о только что проведённом свидании, там было непринято. Несмотря на то что девушка уже почти что и сама себя убедила, что это она сама отказала пылкому поклонику и он безумствовал от неразделённых чувств, некая доля сомнений всё же иногда у Анны проскакивала и ей хотелось новым амурным опытом проверить свои догадки.

--А...что? Где я...?-Альфонсини стал водить головой, словно его только что огрели мешком с мукой и он, не до конца представляет где находится,-Просчу-у проссения очаровательная синьорита?