«Вряд ли придет в себя до рассвета», — подумал он про себя. Затем обыскал карманы спящего, нашел в них семнадцать шиллингов и восемь пенсов серебром, затем, забравшись снова на повозку, погнал ее вперед.

«Было бы неплохо выяснить, где я нахожусь, — размышлял наш унтер-офицер, — ага, вот поворот». Он повернул и оказался у берега реки. Неподалеку весело сверкали огни прогулочной лодки, а еще ближе, так близко, что нельзя было не заметить, оказались три фигуры — дама и два джентльмена, идущие в его сторону. Бренд доверился сумраку и поехал им навстречу. Один из джентльменов, плотный мужчина, шел по середине дороги. Подойдя ближе, он поднял палку, предлагая повозке остановиться.

— Простите, сэр, вы не встречали здесь почтовой фуры?

Было темно, но корнету показалось, что тот из мужчин, что посубтильнее, сделал движение, как будто хотел прервать своего спутника, но поняв, что не успеет, отодвинулся в сторону. В другой ситуации Бренд, может, и придал бы этому значение, сейчас же он слишком был занят мыслями о собственной безопасности.

— Почтового фургона? — переспросил он неуверенным голосом. — Нет, сэр, не встречал.

— Понятно, — принял к сведению спрашивающий и посторонился, пропуская повозку с корнетом. Дама присматривалась к повозке с явной заинтересованностью; второй же мужчина держался в тени.

«Черт его знает, что у них на уме», — подумал корнет и, оглянувшись, увидел, что тройка сгрудилась посреди дороги и о чем-то совещается. Бывает, что даже самые геройские солдаты не оправдывают своей репутации, и страх иногда закрадывается в сердце любого смельчака. Слово «сыщик» сорвалось с уст корнета, и он, не щадя кнута, погнал прибрежной дорогой в направлении Большого Хевершема, пустив почтовую клячу в галоп. Блеснули и погасли огни прогулочной лодки, понемногу удалялся и вскоре совсем затих топот копыт. Трое над берегом снова оказались в полной тишине.

— Странная вещь, конечно, — воскликнул «тонкий» джентльмен, — но ведь это та самая фура.

— А я заметила рояль, — заявила дама.

— Да, это, несомненно, та самая повозка, только кучер другой.

— Может быть тот самый, мой Гидеон, может быть, — кивнул крупный мужчина.

— Тогда почему он удрал? — спросил Гидеон.

— Наверно, лошадь понесла, — предположил поместный радикал.

— Чепуха! — возразил Гидеон. — Я слышал, как он щелкнул кнутом. Неимоверно. Это выше человеческого понимания.

— Я вот тут подумала, — сказала девушка, — он свернул за угол… А если нам пойти… как это в книжках пишут… по его следам? Может там есть какое-нибудь жилье, может кто-нибудь его видел?

— Конечно, мы можем это сделать, хотя бы для развлечения, — поддержал ее Гидеон.

Развлечение, а скорее даже удовольствие для Гидеона заключалось в близости мисс Хезелтайн. Дядя Нед, для которого эта радость была недоступна, с самого начала всю затею не одобрял, а когда он представил, что ему предстоит плутание в кромешной тьме по лесной дороге с канавами по обеим сторонам, где нет ни единой живой души, наш радикал приостановился.

— Не морочьте мне голову, в этом нет никакого смысла, — заявил он.

На смену затихшему стуку копыт вдруг пришел другой, непонятный звук.

— Это еще что? — воскликнула мисс Джулия.

— Понятия не имею, — ответил Гидеон.

Старик вытянул перед собой палку как рапиру.

— Гид! — строго сказал он. — Гид, я…

— Ах, мистер Форсайт! — крикнула девушка. — Ни шагу дальше. Вы же не знаете, что там. Это может быть что-то ужасное!

— А хоть бы и сам дьявол, — рванулся вперед Ги деон. — Я должен проверить.

— Гид, осторожнее, — напутствовал его дядя.

Молодой человек начал приближаться к источнику звуков явно зловещего характера. Это было нечто среднее между мычанием коровы, ревом корабельной сирены в тумане и комариным писком, а регулярность их повторения еще усиливала впечатление. У края канавы лежало что-то темное, по форме напоминающее человеческое тело.

— Это человек, — подтвердил Гидеон, — это просто человек. Похоже, спит, поскольку храпит. О-ла-ла! Что-то с ним не то, просыпаться не хочет.

Гидеон достал спички и в их свете распознал светловолосую голову Харкера.

— Так это же наш возница, пьяный в стельку. Теперь мне все ясно. — И, когда его спутники подошли ближе, представил им свою версию происшедшего, весьма близкую к истинной.

— Пьяная скотина! — заключил дядя Нед. — Сдадим его в кутузку, пусть получит по заслугам.

— Ничего подобного, — запротестовал Гидеон. — Никто не должен видеть нас вместе. Более того, я ему чрезвычайно благодарен, потому что произошло наилучшее из того, что могло случиться. Мне кажется, дядя, что я, наконец, от него избавился.

— От кого? — спросил поместный радикал.

— От наваждения! — крикнул Гидеон. — Этот осел украл повозку вместе с покойником. Что он будет делать с трупом, меня не касается, я и знать не хочу. У меня руки развязаны. Джимсона больше нет. К черту Джимсона. Дядя, дай мне руку. Джулия, любимая, я…

— Гидеон! Гидеон! — призвал его к порядку дядя.

— Но, дядя, что же в этом зазорного, если мы скоро поженимся. Вы же сами сказали там, на лодке.

— Я сказал? — изумился дядя Нед. — Я уверен, что ничего такого не говорил.

— Умоляй его! Скажи ему, что он говорил, взывай к его сердцу, — бросился Гидеон к Джулии. — На него можно всегда положиться, если его тронешь.

— Милый мистер Блумфилд, — начала Джулия. — Я уверена, что Гидеон возьмется за ум и будет изучать право. Я сама за этим прослежу. И вы же знаете, как это положительно влияет на молодых людей, так все говорят. Хотя я признаю, что у меня за душой ни пенса… — она в смущении замолкла.

— Моя дорогая леди, как вам уже этот негодник сказал на лодке, у дяди Неда денег хватает, и он ни на минуту не забывает о том, как бессовестно вы были обмануты. Пока никто не видит, лучше будет, если ты поцелуешь своего дядю Неда. Слушай, ты, лоботряс, — продолжил дядя Нед, когда церемония состоялась. — Эта прелестная мисс станет твоей, хотя ты этого и не заслуживаешь. А теперь возвращаемся на лодку — и в город.

— Чудеса! — воскликнул Гидеон. — А утром не будет и следа от лодки, Джимсона, почтовой фуры и рояля. Когда Харкер утром проснется, решит, что это ему приснилось.

— Однако, — заметил дядя Нед, — есть еще один человек, который проснется в другом настроении. Этот тип с повозкой убедится, что одурачил сам себя.

— Дядя Нед! Джулия! — снова воскликнул Гидеон. — Я счастливейший человек на свете, сердце у меня из груди чуть не выскакивает, на ногах крылья выросли. Все мои беды кончились. Джулия моя. Разве время сейчас для злопыхательства? Меня обуревают только добрые чувства. И я кричу: да поможет ему Бог!

— Аминь! — добавил дядя Нед.

Во времена, когда литература была поистине изящным искусством, я не решился бы здесь возвращаться к проблемам Морриса, но наш рассказ идет в ногу с веком: мораль и нравы, представленные в нем, часто заслуживают самого сурового осуждения. Если же вдруг окажется, что повествование сие позволит хотя бы одному благородному, но неопытному джентльмену не сбиться с пути истинного (например, на политическом поприще), труд наш можно считать не напрасным.

Мы застаем Морриса ранним утром после ночи, проведенной вместе с Майклом. Это было пробуждение человека, попавшего в черную полосу неудач, после тяжелого и глубокого сна без сновидений. Он обнаружил, что руки у него дрожат, покрасневшие веки разлипаются с трудом, горло пересохло, а инстинкт утоления голода полностью парализован. «Бог свидетель — о еде даже думать противно», — подумал он. Одеваясь, Моррис снова размышлял над своей ситуацией под разными углами зрения.

Предпринятый обзор всех проблем и неприятностей подтвердил, что бурный поток событий несет его неведомо куда. Для удобства читателя мы попытаемся перечислить эти проблемы в некоторой последовательности, но в мозгу нашего героя они беспорядочно клубились, как облако пыли, взметенное смерчем. Упорядочивая их по пунктам, мы должны признать, что каждая из них могла бы служить сюжетом для отдельной приключенческой повести.