— У тебя оружие хоть есть?

— Н — нет… — Уве растерянно хлопнул себя по пустому поясу.

— Понятно. Что ж, будешь тогда рядом, на башне, а потом в башне. Символизировать и вдохновлять. Оно и к лучшему — никого не застрелишь по ошибке.

Подошел Иркумов, горящий энтузиазмом, торопливо вытирающий руки замасленной тряпкой.

— Все на ходу, — бодро отрапортовал танкист — механик. — Иногда блевануть хочется, все‑таки дух от железа… специфический, тяжелый. Но в общем пойдет. Мир Фацию и покой, где бы он ни оказался…

— Истинно да пребудут с ним мир, покой и бесконечная любовь в свете Бога — Императора, — набожно склонил голову комиссар и проложил уже совсем иным тоном. — Но ты остаешься.

— Чего? — набычился танкист.

— Считай это платой за свой мелкий бунт, — холодно сообщил Хаукон. — Кроме того, комендант и комиссар уходят в бой. Кто здесь остается за командующего? А если, точнее, когда мы не вернемся? Будете держать Волт втроем — ты, наш добрый сталинвастовец Александров и Гай… то есть Льявэ. Господин комендант, вы ведь, надеюсь, приказали ей остаться?

Уве только кивнул. А танкист горько вздохнул — как человек военный, он понял и принял сказанное Тамасом, хотя вряд ли был согласен.

Хаукон глянул на темно — синее небо, краешек которого виднелся в открытых воротах.

— Ну что ж, — оценил он. — Ночной бой не есть лучшее из возможного, но, похоже, без него не обойтись. Хорошо хоть погода обещает не испортиться. По коням!

— Что? — не понял Уве. — По кому?..

— Лезь на машину! — рявкнул комиссар, раздувая ноздри, часто и глубоко дыша. Хаукон перехватил косу обеими руками и взмахнул ею над головой.

— По машинам! — взревел комиссар Имперской Гвардии. — Нас ждут смерть, и слава! Во имя Императора, под командованием бесстрашного коменданта Холанна, порвем жопу плохим, негодным ксеносам и любой иной твари!!!

Гусеницы Химер поднимали клубы снежной пыли, что тянулись за маленькой кавалькадой, словно шлейф белого дыма. Три машины вытянулись в колонну, одна за другой, мчась по белой трассе. А по сторонам мелькали живописные и причудливые ездилища (назвать их иным образом язык не поворачивался) орков Готала, все как один, покрашенные во всевозможные оттенки красного. Похожие в основном на квадроциклы (впрочем, число колес было сугубо произвольным), закопченные и неописуемо уродливые драндулеты дымили и грохотали так, словно в каждом скрывалась, самое меньшее, турбина Валькирии. Деталей, впрочем, разглядеть не удавалось, потому что каждая повозка из, примерно, десятка, была буквально облеплена зелеными "парнями". Орки теснились на том, что с очень большой натяжкой можно было назвать сидениями, цеплялись снаружи за скелетные корпуса, усеянные шипами, подпрыгивали на дырявых крышах. При этом вся ватага находилась в непрерывном внутреннем броуновском движении — парни прыгали с машины на машину, отцеплялись и некоторое время бежали рядом, с молодецким уханьем и ревущими речевками. Периодически кого‑то сбрасывали или очередной спрыгнувший зеленый просто не успевал догнать транспорт. Так что к пункту назначения должны были добраться далеко не все из первоначального состава.

Готал важно восседал на решетчатой платформе, похожей одновременно и на трон, и на птичий насест. Помост скрежетал, опасно кренился на поворотах и угрожал опрокинуть представительский пятиколесный снегоход, но мехбосс лишь щурился от видимого удовольствия и радостно ухал. Похоже, будучи плотью от плоти своего народа, орочий вождь оправился от дурных мыслей и предвкушал схватку наравне с прочими.

Холанн, укрывшийся за башней второй Химеры, крепче схватился за поручень и выпрямился, преодолевая напор ледяного ветра. Теперь он отчасти понял комиссара — холод не морозил, а скорее остужал лицо, пылающее жаром. Уве представления не имел, что ждет его впереди, но это было и неважно. Комендант отдался общему азарту, яростному ожиданию драки.

— Вперед! — прокричал Тамас на головной Химере, высовываясь по пояс из башенного люка и бешено размахивая косой. — Вперед, мать вашу!!!

Будто вторя ему, машина Готала издала душераздирающий скрежет, из‑за головы босса выдвинулось нечто, похожее на сферу из обрывков проволоки, где‑то сплетенной, а где‑то просто криво связанной. Оказалось, это динамик, что‑то вроде рупора. Привстав на троне, Готал проревел что‑то низким трубным гласом и ткнул толстым обрывком провода куда‑то под левую пятку, Заискрило так, словно закоротило сразу всю городскую электростанцию. Уве аж присел, когда сфера заорала дурным голосом, извергая вперемешку чудовищную какофонию варварской музыки и песни — кричалки. в которой угадывались отдельные слова искаженного готика. Холанну показалось, что это запись человеческой, а не орочьей музыки, притом очень древняя. Видимо, зеленые когда‑то, в незапамятные времена "затрофеили" ее и сочли достойной себя. Но эта мысль утонула в огне решимости и драйва, щедро наполнивших жилы счетовода — коменданта.

Маленький человек, который стал чем‑то большим…

Уве сорвал маску и бросил ее в сторону, не заботясь о судьбе приспособления. Он был уверен, что возвращаться за ней все равно не придется, но это не огорчало и тем более не пугало. Холанн вдохнул полной грудью ледяной воздух Ахерона, точнее позволил тому ворваться в легкие под напором скорости продвижения. И прокричал, вторя комиссару:

— ВПЕРЕД!!!

Его услышали и ответили, вторя дикими воплями из отсеков Химер, с брони и башен. И уже было неясно, где люди. а где орки. Гремящая, дымящая, вопящая и ревущая орда неслась на восток, в закат, навстречу судьбе.

Была тьма и был свет.

Яркие лучи метались по снегу, который буквально поглощал свет прожекторов и фар, не отражая и не выпуская его. Перекресток, где пересекались кольцевая трасса и восточная дорога, шумел, гудел, извергал клубы дыма и ревел моторами в неярком зареве от вспышек выстрелов и сигнальных ракет. Две колонны наконец‑то встретились и случилось то, чего с самого начала более всего опасался арбитр Сименсен — воцарился хаос. Боргар понимал, что контролировать два потока разнокалиберного транспорта будет невероятно сложно. Но действительность наглядно продемонстрировала, что его худшие предположения отличались необоснованным оптимизмом.

Арбитр спрыгнул с подножки карьерного самосвала прямо в пологий, сточенный ветром сугроб, больше всего похожий на серую песчаную дюну. Под ногами тихо зашуршало — снег был "сухой", без смороженного оттепелями наста. В левом ухе болезненно трещал дергающийся то ли от волнения, то ли от помех голос Дживс — стажер превозмогала заикание, скороговоркой докладывая обстановку во главе строя. Там ворочался тяжелый бульдозер, прокладывая путь всем остальным. Из‑за прекращения регулярных снегоочистительных работ и специфической розы ветров снежный занос блокировал почти километр дороги после выезда с концентрической трассы. Почти три метра высоты — непреодолимая преграда для абсолютного большинства машин. Вопреки ожиданиям, "голова" колонны до сих пор не сталкивалась с противодействием — даже орки на своих безумных "тачилах" не могли быстро пробиться сквозь преграду. А вот остальным пришлось куда хуже.

Увязая в серой крупе, арбитр пробежался вдоль высокого борта грузовика, закинув дробовик на плечо. Плащ пришлось расстегнуть, полы мотались по сторонам и буквально липли к ногам. Боргар глянул из‑за высокого колеса, оценивая обстановку за поворотом. Что‑то звякнуло над ухом, высекая длинную искру из металлического кузова. Арбитр лишь досадливо поморщился — уберечься от неприцельного обстрела из темноты не было никакой возможности, оставалось лишь надеяться на криворукость гретчинов, ведущих редкий беспокоящий огонь из пороховых самопалов. Нобы до такого не опускались, предпочитая мериться силами в старой доброй рукопашной.

— Боргар, — голос губернатора отозвался в правом ухе. — Что у тебя?