Дьюк смотрит на меня с открытым, обжигающим любопытством.

— Здесь уже горит свет, и дверь открыта. Должно быть, он на складе. Давай я пойду и найду для тебя этого мальчика. А ты пока осмотрись. Никогда не знаешь, что можешь найти.

Он исчезает за поеденной молью бархатной занавеской, и я нервно хожу из стороны в сторону, ожидая, когда он вернётся с Руком.

Магазин странный, очень странный. Дьюк назвал его заведением чудес. Я не уверена, что зашла бы так далеко, но он определённо полон некоторых диковинных и необычных вещей: кукла с фарфоровым лицом в стиле Викторианской эпохи, чьи глаза стёрлись; очень жуткое чучело какого-то существа, наполовину обезьяны, наполовину морского монстра; точная копия статуи Железного человека из «Волшебника из страны Оз»; целая полка пыльных бутылок с налётом, с отклеивающимися, пожелтевшими ярлыками. «Кокаиновые таблетки от зубной боли. Мгновенное лечение!» «Лучший сироп из червяков от доктора Уилсона». «Эликсир от кашля из гидрохлорида героина от Робертсона, гарантированно избавит вас от кашля за несколько мгновений!»

Да, без шуток. Гидрохлорид героина? Готова поспорить, это моментально избавляет от кашля. А также приводит пациентов к бессознательному состоянию или смерти.

Расхаживая вокруг, разглядывая широкие стенды с кольцами и ожерельями, проводя руками по полкам, крутя в руках вещи, пытаясь выяснить, что это, я не могу представить Рука в таком месте. Его присутствие здесь не имело никакого смысла. С его зачёсанными назад волосами, сбритыми по бокам, татуировками на шее и отутюженными хипстерскими рубашками, кожаной курткой и плохим поведением, я просто не могу скрутить в мыслях его персону так, чтобы она влезла в такое необычное место. Он должен быть баристой в пафосной кофейне в Дамбо. Он должен быть дизайнером одежды в кооперативной рабочей зоне в Трибеке. Он должен быть фотографом или каким-нибудь поэтом-битником.

— Саша.

Звук моего имени заставляет мои руки замереть на треснутом снежном шаре, который я рассматривала. Голос Рука приглушён в узком, сжатом пространстве комнаты. Я разворачиваюсь, и он стоит перед бархатной занавеской, спрятав руки в карманы своих порванных джинс. Несколько секунд назад я не могла представить, что он работает здесь. Забавно, как мысль может так быстро измениться, с биением сердца. Здесь его место. То, как расслабленно и спокойно он себя ведёт, говорит, что он проводит здесь много часов. Это его естественная среда обитания. Не важно, что «Антикварные драгоценности, ремонт часов и редкостей Лебенфельда и Шейна» доверху забит антиквариатом и редкостями, которые, наверное, в три или четыре раза старше Рука. Он вписывается сюда самым неожиданным способом, который я только могу представить.

— Привет.

Я просто стою на месте, глядя на него. Между нами добрых пять метров, не упоминая одного очень усталого, побитого стола, и всё же кажется, будто он всё равно нависает надо мной. Он улыбается невероятно медленно, отводя взгляд и опуская глаза в пол.

— Я отчасти помню, как меньше двенадцати часов назад ты кричала, что больше никогда не хочешь меня видеть. Видишь ли, твоё появление здесь может немного сбить с толку.

Я медленно киваю.

— Это я вижу. Полагаю, я просто…

Всё желание опозорить его и заставить чувствовать себя плохо вылетает в окно. Я впервые смотрю на него должным образом с тех пор, как мы встретились в коридоре у кабинета Оскара, и могу сказать, что он немного сдерживает дыхание. Он упрямый. Хулиган во многих смыслах, но ещё он двадцатитрехлетний парень, который просто пытается разгрести своё дерьмо.

— Ты просто… что? — спрашивает он. — Ты пришла сюда извиниться за то, что наорала на меня?

— Да. Для этого. Прости.

Рук качает головой.

— Это был гадкий поступок, так приходить к тебе. Я должен был вести себя немного более подобающе, — говорит он, одалживая слова кого-то другого, будто слышал эту фразу пару раз раньше. — Обещаю, я больше не приду без приглашения.

Он раскачивается на пятках, натянуто улыбаясь мне.

— Я не… Я уже отвыкла разговаривать с парнями, Рук, — поспешно выдаю я. — Я никогда не была в этом хороша. А ты…

— Такой молодой?

Выражение на его лице теперь озлобленное.

— Да. Ты и правда молодой. Намного младше меня. То, что ты пришёл в дом, прочитал ту дурацкую книгу… а затем сказал то, что сказал… это на секунду лишило меня равновесия. Ладно, больше чем на секунду. На самом деле, это лишило меня равновесия вплоть до сих пор.

Рук вздыхает. Он наклоняется вперёд, ставя локти на стол, опуская подбородок на кулаки. На нём очередная чёрная рубашка на пуговицах, на этот раз из выцветшей, блёклой джинсовой ткани. На этот раз я обращаю больше внимания на его татуировки; похоже, на внутренних сторонах его предплечий пара похожих компасов, оба с чёрным контуром и замысловатыми геометрическими узорами, извивающимися изнутри.

— Что ж, я рад слышать, что ты больше не страдаешь от головокружения, — тихо говорит он. — Что случилось секунду назад, что заставило комнату перестать кружиться? Просто чтобы удовлетворить моё любопытство.

Я выдавливаю из себя слегка нервный смех. Прямо сейчас он кажется таким серьёзным, что я не знаю, как его воспринимать.

— Я просто поняла, что, не знаю… Я вела себя глупо. Ты не выглядишь угрожающе. Ты безвредный. Ты просто молодой парень, веселишься, и на очень краткое мгновение мысль обо мне для тебя, наверное, была интересной.

Он выпрямляется, выровняв спину, его брови вдруг хмурятся.

— Концентрация моего внимания длится больше пяти секунд, знаешь ли. Я не ребёнок, Саша. Я не какой-то подросток, который отвлекается на блестящие красивые штучки каждую вторую секунду дня.

Я его обидела.

— Я не это имела в виду. Я просто хотела сказать, что ты парень, и едва ли ты седеешь, верно? Я знаю, каково это, когда тебе двадцать три, Рук.

Он скрещивает руки на груди. Я стараюсь не замечать, какие они сильные и мускулистые, или какие невероятно большие у него бицепсы.

— Каково было, когда тебе было двадцать три? — требовательно спрашивает он.

— Что ж. Парни, казалось, ухаживали за собой намного меньше, чем сейчас.

— Я имею в виду, чем ты занималась? Ты закончила колледж, верно?

— Да.

— И у тебя были серьёзные отношения с парнями, верно?

Мой желудок недовольно съёживается.

— Да.

Рук наклоняет голову на одну сторону, напряжённо глядя на меня.

— Готов поспорить, ты была на пути к свадьбе. Наверное, у тебя уже был тот твой причудливый дом. Ты работала в музее, когда тебе было двадцать три? — я не отвечаю ему. Я не хочу признаваться, что он прав. Насчёт всего этого. Но он видит правду в моих глазах и продолжает. — И ты здесь говоришь, что я неспособен сосредоточиться на чём-то больше, чем на минуту? Думаю, ты просто забыла, каково быть двадцатитрехлетней. Если бы сейчас был 1863 год, наверное, я был бы женат уже семь лет, и у меня было бы трое детей.

— Если бы это был 1863 год, твоей бедной жене пришлось бы мириться с тем, что ты спишь с тремя или четырьмя служанками, и она ничего не смогла бы с этим сделать. И ещё ты, наверное, умер бы от сифилиса.

Кажется, это его веселит.

— Значит, теперь у меня ЗППП?

— Я этого не говорила.

— Это не так. Просто чтобы ты знала.

— Рада за тебя, Рук. Очень рада, — кажется, наш разговор оборачивается к худшему. Мгновение назад я чувствовала к нему великодушие, но с каждой проходящей секундой я всё менее и менее щедрая. Сколько по его мнению мне лет на самом деле? Как он может говорить, что я забыла, каково быть двадцатитрехлетней? Это чертовски нелепо. — Всё равно. Прости, что накричала на тебя, ладно? — отрывисто произношу я. — А теперь мне пора на работу. Пока, Рук.

— Если ты не считаешь меня угрозой, то не будешь против сходить со мной на свидание, да? — он небрежно бросает эти слова, останавливая меня на пути к двери.

— Что?

— Свидание, Саша. Если конкретно, ужин.

Внутри меня бурлит раздражение.

— Я не подходящая цель для твоих задумок, честно.

В его глазах зажигается искра вызова.

— Потому что ты на десять лет старше меня?

— Из-за многих разных причин. Причин слишком много, чтобы их перечислять. Мне нужно идти, Рук. Я уже опаздываю. Я…