И я сдаюсь. Обнимаю мужчину за шею, привлекая вплотную к себе. В поцелуе, неспешном, нежном, вновь чувствую привкус талого снега, не горчащий отчаянием, как накануне, но несущий в себе тепло весеннего пробуждения, ожидание летнего расцвета. Погружаюсь в поцелуй, в настойчивый запах тумана, в ощущение мужских рук, блуждающих по телу. Тону в неге томной, малиново-сладкой и не сразу осознаю, что губы Нордана опустились ниже, по подбородку, на шею.

– Нам нужен большой дом, – и я благоразумно не уточняю, кого именно мужчина имеет в виду под «нам». – С большой детской.

– Боюсь, Эсти не привыкла спать одна, – возразила я. – В нашем домике в общине её кроватка стоит в моей спальне, и не думаю, что маленькому ребёнку действительно требуется большая комната.

– Маленьким принцессам нужно много места, а не ютиться по каким-то хибарам, – тёплое дыхание на моей шее, на плече. Лёгкие поцелуи рассыпаются по груди, заставляя выгибаться, и я, погружённая в собственные ощущения, впитывающая каждое губкой, начинаю терять нить пространного разговора. – Лет через десять-двенадцать они всё равно захотят жить в раздельных комнатах, потребуют самостоятельности…

– Норд?

– Не обращай внимания, – усмешка в голосе. – Просто мысли вслух.

Очередной намёк? Но я не могу и не хочу сейчас играть в угадайку, искать в словах Нордана второе дно, скрытый смысл. Понимаю, это может быть важно, и всё же откладываю разговор до утра.

Ладони, губы скользят по моему телу медленно, исследуя, изучая заново, на сей раз и впрямь неторопливо. Кутаюсь в аромат, словно в ажурную шаль, он накрывает меня пеленой невесомой, кружевной, стирающей обычный ход времени, мир за пределами сумрачной спальни. Постепенно я перестаю принадлежать себе, таю под уверенными руками Нордана, знающего меня лучше, чем я сама, таю в забытьи тумана, родном, долгожданном. Нордан опускается ниже, обводит языком ямку пупка, и я замираю на вдохе. И выдыхаю резко, когда мужчина отводит в сторону мою ногу. Цепочка поцелуев по бедру, близко, но не там, где мне хотелось бы, и продолжает опускаться дальше, вниз по ноге. Доходит до ступни, и я ощущаю пальцы Нордана на левой ноге, как он поглаживает щиколотку. Столь же неспешно поднимается по второй ноге, рождая дрожь нетерпения. Касается губами внутренней стороны бедра, я, зажмурившись, подаюсь навстречу, не сдерживаю стона, и тончайшее кружево тумана превращается вдруг в сеть крепкую, плотную, в которой я запутываюсь мгновенно, бьюсь беспомощно. Легчайшие прикосновения к чувствительной точке вынуждают выгибаться сильнее, я запускаю пальцы в волосы Нордана, не зная, чего хочу прежде всего – прижаться теснее, стремясь к желанному освобождению, или оттолкнуть, чтобы прекратил мучить меня.

Руки на бёдрах удерживают меня на месте, и остаётся лишь вскрикивать бессвязно, задыхаться в объятиях тумана с клюквенным привкусом. Снова и снова я застываю на грани, готовая сорваться в наслаждение упоительное, кружащее голову, и снова и снова Нордан останавливает меня, не позволяя сделать последний шаг. Кажется, это длится бесконечно, вальс по краю, то степенный, когда мужчина чуть отстраняется, трётся щекой о внутреннюю часть бедра, то стремительный, едва он вновь приникает к пылающей плоти. Шаг вперёд, шаг назад, па над пропастью, воздушное, бесшабашное. И я опять замираю в фигуре танца, опять на грани и ощущаю, как Нордан отодвигается, накрывает меня своим телом, целует. Входит медленно, плавно, и я прижимаюсь, обнимаю руками и ногами. Мужчина по-прежнему не торопится, начинает новый тур пьянящего, причудливого вальса. Через незадёрнутые шторы в спальню проникает лунный свет, отражается в глазах Нордана блеском льда, раскрашивает линии худощавого тела призрачными тенями. Я тянусь к его губам, всё ещё барахтаясь в сомкнувшейся тугим коконом сети, пытаюсь прильнуть теснее, опасаясь оказаться порознь, опасаясь любых возможных расстояний между нами. А скольжение по краю бездны продолжается, сводит с ума, срывает стоны. Снова шаг вперёд и шаг назад, с каждым мгновением всё ближе, всё ярче. И наконец Нордан отпускает – не меня, но нас обоих и реальность перестаёт существовать, рассыпавшись разноцветными осколками, а сеть распадается невесомыми клочьями аромата ягодного, оседающего на покрытой испариной коже.

Нордан устроился рядом со мной, нащупал откинутое на край постели одеяло, накрыл нас обоих. Я перевернулась на бок, чувствуя, как мужчина обнял меня со спины.

– Я люблю тебя, моё маленькое сладкое безумие, – произнёс вдруг Нордан.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала я, радуясь минутам счастья тихого, безмятежного, радуясь, что больше мне не придётся засыпать рядом с телом холодным, неподвижным, пустым. Радуясь, что Нордан со мной, в физическом мире, а не блуждает в бескрайних долинах сновидений. – Очень-очень.

– Знаю, – поцелуй в макушку.

Я улыбнулась и закрыла глаза, теснее прижавшись к мужчине.

* * *

Меня разбудили запахи.

Кофе. Туман и мох. Сандал и лето.

Голоса в глубине дома.

Ощущение внимательного, нежного взгляда, тёплого тела рядом, кольца рук. Я не стала открывать глаза сразу, позволила себе полежать немного в любимых объятиях.

– Ты не спишь, – тихий голос Нордана звучит возле моего уха.

– Сплю, – мне не хочется вставать, не хочется возвращаться к дневным заботам, к нерешённым проблемам.

– И притворщица из тебя никудышная.

Я открыла глаза, встретилась с пристальным, задумчивым немного взглядом, улыбнулась. Кажется, за всю ночь Нордан так и не выпустил меня из объятий, не поменял положения, только я успела перевернуться на другой бок. За окном разгорался новый день и дома, похоже, собрались все. По крайней мере, Дрэйк вернулся.

– Доброе утро, – прошептала я.

– Доброе, – мужчина провёл рукой по моим спутавшимся волосам.

– Ты спал?

– Нет. Смотрел, как спишь ты, – пальцы начали перебирать длинные тёмно-каштановые пряди.

– Всю ночь? – встревожилась я.

– Не беспокойся, у меня была уйма времени на сон. Выспался.

– Норд, это был искусственный магический сон, и он не заменит нормального, необходимого любому организму отдыха, – я приподнялась на локте, всмотрелась в лицо Нордана, вспоминая его странные намёки накануне. – Мой запах изменился?

– Да, – мужчина потянулся к моей шее, провёл по ней кончиком носом. – Ты пахнешь сладкой сдобой. И корицей.

Я села резко, прижав край одеяла к груди, высвобождаясь из рук Нордана.

– То есть я пахну булочкой с корицей?

– Заметь, ты сама это сказала, – мужчина откинулся на подушку, и от меня не укрылась хорошо знакомая предвкушающая усмешка в потемневших глазах.

Изменившийся запах. Сияние, материализовавшееся иначе, чем обычно. И силы было так много, пылающей, обжигающей, словно настоящий огонь.

Рука Нордана на моём животе.

– Да, котёнок, ты беременна, – самодовольная улыбка на губах Нордана, будто сейчас я могла ждать ребёнка лишь от него, будто нет другого мужчины, от которого я так легко забеременею.

Но более чем очевидно, что отец – Дрэйк.

Я отвернулась от Нордана, пытаясь собраться с мыслями, унять забившееся чаще сердце. Только один раз и уже… Неумолимое действие привязки – Рейнхарт упоминал когда-то, что лунные жрицы быстро беременеют. И три года назад я уже ждала Эстеллу и с Дрэйком тогда ничего не вышло бы в любом случае, но теперь… Теперь всё иначе. И будет впредь, потому что отныне я не только рискую собой, но и ребёнком.

Не могу понять, чего во мне больше – радости, изумления или растерянности. Я полагала наивно, что если всё же у нас будет второй ребенок, то я узнаю обо всём сама. Догадаюсь по задержке, по утренней тошноте, по какому-нибудь из тех обычных признаков, о которых рассказывали женщины в общине. Но не услышу новость о собственном положении из уст моего мужчины, утром в постели после ночи страсти.

– Норд… – я посмотрела подозрительно на Нордана, улыбающегося спокойно, удовлетворённо. – Ты знал? Знал и не сказал раньше?!

– И испортить наш последний вечер вдвоём? – глаза светлеют до серебристо-серого оттенка, улыбка становится шире. – Нет, такого я бы не допустил.

– Но намекал!

– Не смог удержаться.