Я смотрела на Валерию, красивую, изящную, с рассыпанными по плечам густыми каштановыми волосами, и видела в зелёных глазах выражение серьёзное, жёсткое, не свойственное молоденьким избалованным девушкам, выросшим в роскоши и изобилии. Чуть поджатые губы знаком неодобрения, заведомым знанием невысказанного ещё ответа на заданный вопрос – то ли копировала мать, то ли повторяла за ней неосознанно.

– Да и с женихами выбор у меня невелик, так что глупо разбрасываться молодыми перспективными принцами, готовыми на мне жениться, – продолжила наследница. – И если я не хочу однажды получить в наследство для себя и моих детей руины и бунтующих подданных, то мне следует избавить себя и свою страну от чудовища, пытающегося нас поработить. И ещё, госпожа Ритт, мне хотелось бы, чтобы вы тоже подумали, нужно ли вам хранить верность этому чудовищу, оставаться с ним, когда вас добивается доблестный странствующий рыцарь, готовый на всё ради вашей улыбки. Доброго дня, госпожа Ритт. Пушок, ко мне, – Валерия кивнула мне на прощание и пошла прочь через лужайку.

Правая голова ткнулась влажным носом в мою безвольно вытянутую вдоль тела руку, лизнула пальцы шершавым языком и пёс, поднявшись, последовал за хозяйкой.

Папа не чудовище! Братство – вот кто настоящее чудовище, многоголовый монстр, уничтожающий всё, до чего способен дотянуться. Отец же не знал истинных целей и методов работы ордена, когда вступал в круг. Он говорил, что был слишком молод, наивен, а когда выяснил правду, то оказалось поздно, ничего уже не изменишь. У папы просто не было иного выбора, кроме как остаться и научиться играть по правилам братства. Он не идеален и в его долгой жизни набралось немало тёмных пятен, но папа всегда старался быть справедливым, не убивал без веской необходимости, а если и случалось, то делал это быстро, не причиняя несчастному ненужных мучений. И я лучшее, что есть у отца, его роза и ради меня, ради моей защиты он сделает всё, как было всегда, всю мою жизнь. Как, во имя Кары, как я могу считать родного отца чудовищем?!

Чувствуя странную, сковывающую слабость, я опустилась прямо в траву, скрестила ноги, рассеянно глядя на позабытый Пушком мячик. Я люблю папу, верю ему, как никому другому в этой жизни. Я так хочу верить ему по-прежнему!

Но почему-то не получается, хочу и не могу, словно зёрна сомнений посеяны и мне уже не остановить пробивающиеся к солнцу всходы смутных, неизбежных подозрений.

Глава 8

Айшель

Стол в столовой овальной формы и рассчитан, по меньшей мере, на восьмерых. Обычно Дрэйк, следуя старой привычке, занимал место во главе, однако сегодня и он, и Нордан предпочли длинную сторону, усадив меня между собой. Беван и Лиссет расселись напротив нас. Время от времени лисица лукаво поглядывала на меня, и я смущалась вопреки собственному желанию сохранять вид спокойный, невозмутимый. Пора привыкать, что рядом со мной будут оба, и будут постоянно, что вряд ли даже за столом мужчины станут рассаживаться так, как сидели когда-то в прежнем доме. И радоваться бы, что Дрэйк и Нордан ведут себя как ни в чём не бывало, словно мы уже прожили втроём многие годы, но отчего-то я не могла не думать, когда они успели прийти к соглашению, когда успели договориться. И если они приняли решение, то почему не поделились со мной?

Мы позавтракали бутербродами – Нордан смерил горку нарезанного хлеба с колбасой, ветчиной и сыром неодобрительным взглядом, явно желая что-то сказать о неподходящем для моего положения питании, однако промолчал всё же, – и Беван приступил к рассказу об оборотне.

– Итак, дамы и господа, вот что я насобирал по своим источникам. Эрин Игнаси оборотень из кошачьих, родился и вырос в одном ничем толком не примечательном городишке на северном побережье Афаллии. Собственно, единственное, что там было интересного, кроме рыболовного промысла, традиционного для большинства подобных ему прибрежных северных городков, это стая оборотней, которая фактически им управляла.

– Прайд, – поправила Лиссет. – Если речь идёт о кошаках, то свои стаи они называют прайдом.

– Значит, прайд, – пожал плечами Беван. – Суть от перемены названий не меняется. В общем, жили они там себе, не тужили, никому не мешали, с людьми дружили, рыбку ловили, ну и так, по мелочи, лавки в городе держали, дела вели разные, на лето даже туристов привечали, если вдруг заносило какого-нибудь любителя тишины, экзотики, рыбной вони да криков чаек…

– Бев, пропусти лирическое отступление и переходи сразу к делу, – перебил Нордан нетерпеливо.

– Город, кстати, назывался Мейр, – добавил Беван, бросив на сидящего напротив Нордана неожиданно цепкий, вопросительный взгляд.

– Мне это о чём-то должно сказать? – искреннее удивление в голосе.

Дрэйк нахмурился.

– Хорошо, вернёмся пока к Эрину, – продолжил Беван. – По молодости лет Эрин, подобно большинству парней в его возрасте, мечтал о другой жизни, интересной, насыщенной, полной приключений, лёгких денег и благодарных красавиц. И, в конце концов, поднакопив немного деньжат, он покинул Мейр и свой прайд в поисках лучшей доли. Занимался всяким, незаконным в том числе, помотался вволю по континенту, девиц, надо думать, тоже имел в достатке и о малой родине вспоминал крайне редко. А тем временем славный городок Мейр приглянулся братству, тогда ещё Тринадцати и ведущему в Афаллии очередную партию, возглавляемую собратом Френсисом. И получил один из младших собратьев ордена… добра молодца, если кому интересно, звали гордым именем Беван… назначение прямёхонько в Мейр, потому как этому уб… старине Френсису было не до мотаний по сомнительным провинциям, у него якобы куча неотложных дел в столице. Не могу сказать, что собрат Беван был в восторге от необходимости тащиться Дирг знает куда, в какую-то в прямом смысле вонючую глушь и разбираться там с местными оборотнями, крайне недовольными вмешательством ордена в их размеренную жизнь… но компании собрата Нордана, навязанного в нагрузку старшими, он был рад ещё меньше.

Я повернулась к Нордану, подозревая смутно, к чему может клонить Беван.

– Что там случилось? – спросила я, не зная, нужен ли мне ответ на самом деле.

– Пока я вёл переговоры с вожаками и мэром города, пытаясь утрясти всё миром, без превращения Мейра в большую песочницу, Норд… скажем так, развлекался в самом городе.

– Не уверен, что дальнейшее уместно повторять в присутствии дам, – нарушил молчание Дрэйк.

– Дамы и так догадываются, о чём речь, – возразила Лиссет.

– Ничего, я кратенько расскажу, без подробностей, – Беван посмотрел пристально на Нордана, и мне почудилось вдруг эхо старой обиды, отблеск давнего недовольства, злости. – Переговоры затянулись, так как вожаки и люди были слишком честны и принципиальны для сделок с братством. Провинциальные увеселения Норду надоели быстро, и он в минуту разногласий с кем-то из местных попросту оторвал тому бедолаге голову. В прямом смысле оторвал, а после заморозил добрую половину города, благо что размеры того были невелики. Продолжать переговоры было бессмысленно, что не замёрзло, то пришлось погрести под толщей песка. Чуть позже прибыл один из старейших, прозванный между нами морским старцем, и останки Мейра навсегда смыло с земли. После этого Норда взяли за шкирку, как нашкодившего кутёнка, и конвоировали к Дрэйку. Через полтора месяца оба уехали в Эллорийскую империю. Что было дальше, дамы уже знают.

Два года в Эллоране.

Малый невольничий рынок.

Брошенная вскользь фраза, что Бевану давно пора простить собрату случай в Мейре, и попытка передарить меня Бевану в качестве извинений.

Нордан молчал и лицо его застыло маской холодной, равнодушной. Лишь в направленном на Бевана взгляде, ледяном, колючем, таился упрямый вызов, желание не раскаяться в содеянном, не признать ошибки, но возразить, отстаивая свою точку зрения, своё право на проступки, даже столь ужасающие.

И я понимаю, что родные Эрина, весь его прайд погибли вместе с городом.

– Думаете, Эрин знает, что это вы… – лисица выдержала паузу, подбирая подходящее слово, – постарались?

– По официальной версии, Мейр и все его жители погибли во время одного из сильнейших за последние годы цунами, – пояснил Дрэйк.