– О чём ты, мам? Я же сказал: сам справлюсь! – Джейк чуть повысил голос. «И Барклиф тут замешан! Куда уж без него?!! „Спасибо“ всё равно не дождётся…» – подумал вдруг Джейк мстительно.

– Справлюсь‑справлюсь! – Глория улыбнулась, вытирая ладонью слёзы. – Мальчик ты мой… Я не хочу, чтобы тебя убили!!! – выкрикнула она неожиданно громко и гневно сверкнула глазами. – Я потому и согласилась на Гвардию, что там вероятность погибнуть меньше. Только не армия! Только не война! Как мне теперь быть? Как быть? Неужели ты сам не понимаешь, как это опасно всё?! Если с тобой что‑нибудь случится, я умру, слышишь?!

– Мама! – прошептал Джейк с виноватой и усталой улыбкой. – Не говори так. Не надо… Мне от этих слов не легче… Ты только отцу ничего пока не сообщай, не говори ничего, ладно, мам?

– От него ни весточки вот уже месяц, – Глория вздохнула. – Счастливый!.. А я чуть с ума не сошла, как узнала, что ты здесь, Джейк… – она снова расплакалась, прижалась к нему всем телом, словно не могла до сих пор поверить, что он здесь, рядом с ней. – Береги себя! Береги! Хотя бы для меня…

– Мама, меня ещё никуда не отправляют! И не нужно так убиваться… А война? Её не будет! Его Величество войны не допустит, да и сионийцы не решатся…

– Нас последних из лаборатории завтра отправляют. Остальные, кто мог, уже уехали. Война – решённый факт! Всех теперь одно интересует – когда?!

– Да не будет её! Не будет! – Джейк улыбнулся так, словно доказывал что‑то очевидное непонятливому человеку. – Этот бардак пройдёт, всё уляжется… Конечно, будет лучше, если ты уедешь, переждёшь всё это на Ниобе…

– Нет! Я отсюда без тебя не уеду… – Глория всхлипывала, вздрагивая плечами, прижимаясь щекой к груди сына. – Я не оставлю тебя одного… Пойду по всем, кого знаю… До бургомистра дойду… Ведь ты же гвардеец, тебе нельзя здесь, в части… Это незаконно, а они всё тянут, не хотят связываться с Ниобатой… Я буду жаловаться на этот беспредел… Они права человека нарушают!..

– Мам, ты, когда приедешь на Ниобу, свяжись с Дарлингом, – отъезд матери был для Джейка уже решённым вопросом. – Он подписывал мой увольнительный лист. Он в курсе всего. Объясни ему ситуацию, расскажи, что я застрял тут не по своей прихоти… Я не хочу, чтоб меня считали дезертиром… Только обязательно! Меня уже, наверное, потеряли…

– Вот сам ему всё и расскажешь! Сам, понятно?! Я без тебя не поеду – и не думай!! – Глория встряхнула Джейка, вцепившись пальцами в ворот комбинезона с поразительной для её тела силой. Джейк чуть язык не прикусил. А она подняла на него глаза, чуть привстала на цыпочках, пытаясь достать губами до щеки и шепча при этом обессиленным, наполненным нескрываемым страданием голосом: – Родненький мой… Сыночек родненький… Деточка…

Свет из коридора, через дверной проём падающий, отразился в её глазах, тёмных и огромных здесь, в полумраке камеры. Блики света заиграли в черных, чуть продолговатых по вертикали зрачках, и Джейк с ужасом отпрянул, втянул в себя воздух сквозь зубы со стоном: «Правда!!! Это всётаки правда?!!.. Почему никогда раньше?!! Зачем именно сейчас?!! О, Боже!..»

– Джейк, что с тобой? – Глория уловила эту резкую перемену в поведении сына, ощутила всю волну смятения и боли, захлестнувшую его мысли. – Что случилось?

Её ладони коснулись его лица, осторожно обхватили с обеих сторон, заставили повернуть голову, смотреть прямо в эти удивительные нечеловеческие глаза. «Как я раньше не замечал этого?!» – думал Джейк с немым стоном.

– Я тоже гриффит, да? – наконец спросил он, выдержав её прямой вопрошающий взгляд. Глория поняла всё сразу, в чём‑то догадалась, что‑то уловила в его мыслях. Она всю жизнь ждала этого, жила в ожидании этого вопроса. И вот… Руки её бессильно упали вниз, она отвернулась со вздохом, закрыла глаза, сморгнув с ресниц слёзы. Джейк ждал, молчал и ждал ответа.

– Я никогда не говорила тебе об этом…

– Мам, просто «да» или «нет»! – голос Джейка стал жёстким, совсем взрослым. Это был уже совсем другой Джейк, Джейк, незнакомый матери.

– И «да», и «нет» – ответила она, глядя на сына странным взглядом немигающих глаз. – Ты не гриффит, но и не человек… Джейк… Это всё моя вина… А ты – результат одного из моих опытов… Я никогда тебе не говорила, никогда.

Ты не знаешь многого о гриффитах, хоть и имеешь некоторые их черты и способности. Но на Ниобе это не так заметно, окружающие не замечают в тебе этой разницы. И ты – тоже… Зачем тогда тебе было знать об этом?

Джейк только шумно сглотнул, отвернулся, скрывая лицо. Он находился в каком‑то трансе, не кричал, не требовал больше никаких объяснений – просто молчал. Но это молчание, неизвестно что скрывающее в себе, пугало Глорию куда сильнее. Она коснулась его руки, прошептала с мольбой:

– Тебе лучше было не знать об этом. Там, на Ниобе, те, кто ни разу не видел гриффитов, относятся к ним настороженно. Это естественно, ведь неизвестное пугает. Кто знает, кем бы ты был сейчас, если бы всегда знал о том, что ты не такой, как все вокруг… Если б и другие знали… Это же заметно мало… Зачем тогда было тебя мучить? Ломать твою жизнь…

– А как же отец тогда? Я, что, не родной ему? – неожиданно спросил Джейк. Он много читал про гриффитов и знал, что общих детей у гриффитов и людей быть не может. Ладно, пусть он гриффит – это ещё можно как‑то пережить, переварить, смириться с этим, но как же отец? Он, что, – чужой ему?

– Нет! – Глория улыбнулась слабой неуверенной улыбкой. – Ты – наш общий ребёнок! В том‑то всё и дело!.. Опыт, я говорю тебе, Джейк… Конечно, это звучит жестоко, научно, но ты – результат эксперимента! Опыта, по скрещиванию двух видов, человека и гриффита… Ты – единственный в своём роде! Пока… Повторить мой опыт пока никому не удалось, а сейчас перед войной разработки вообще свернули. Мы как раз работали над ним здесь, на месте, в лаборатории Чайна‑Фло.

– Ужасно! – выдохнул Джейк всего одно слово. Лица его Глория не видела, но в этом единственном слове было столько отчаяния и боли, что она не выдержала, расплакалась снова и даже не стала скрывать эти слёзы.

– Чудовищно! – произнёс Джейк. Сейчас, со вскинутой головой, с руками на поясе, он поразительно напоминал собой Виктора. Прямой, несгибаемый, готовый страдать и мучиться, но знать всю правду во что бы то ни стало и идти против мнения большинства, если оно идёт в разрез с его принципами. – Значит, я чудовище?! – сделал Джейк свой вывод из услышанного. – Чёрт знает что! Опытная модель, как говорят конструкторы… Почему же тогда меня допустили до общества? А если я опасен? «Люди! Мутантом может оказаться ваш близкий!» – процитировал он вдруг название темы одной из известных стереопрограмм, популярной на Ниобе. Голос ведущего скопировал почти один к одному, а потом сам невесело рассмеялся и добавил, неизвестно к кому конкретно обращаясь: – Святая простота.

– Нет, ты не чудовище, Джейк! – воскликнула Глория, схватив сына за руку. Она поднесла её к губам, поцеловала, прижалась к тыльной стороне кисти щекой. – Какой ты ещё глупый! Разве могут быть у чудовища такие глаза, как у тебя? А память? А тело? А твои способности? Ведь ты же совершеннее любого человека!

– Почему комиссия позволила мне сдавать экзамены на поступление в Академию? Они же должны были знать, что я мутант! Чудовище! Полугриффит‑получеловек! Они меня такого к Императору допустили!!

– Ты человек, Джейк, в первую очередь! – Глория больно дёрнула его за руку. – Все твои медицинские параметры совпадают с параметрами человека. А от меня же – так, кое‑какие мелочи. Они не столь существенны. Телепатия, например… Это вообще твой особенный дар. У гриффитов‑мужчин его нет, только у нас, у женщин. Но ты удивителен уже тем, что ты есть, Джейк. Этот опыт… – глаза Глории сияли в полумраке, и в них чувствовалась гордость за сына, и боль, разделяющая боль его состояния. Джейк же усмехнулся угрюмо, невесело:

– Почему я узнаю обо всём последним, будто это касается меня меньше всего?

– Разговор окончен, госпожа! – Барклиф появился неожиданно и теперь стоял на пороге, заложив руки за спину. – Я и так позволил вам слишком много…