— Брат Иуда? — раздался голос позади. Когда мы повернулись, то увидели в дверном проеме брата Луку. Он склонил голову, затем сказал Иуде:
— Брат, я получил звонок, которого мы ждали.
Иуда поднял руку, сигнализируя, что подойдет.
Когда встал, он сказал:
— Я знаю, что ты находишь эту роль подавляющей. Но упорно тружусь, чтобы тебе помочь. Новые связи сделают нас невероятно сильными. Я правая рука пророка, мой долг служить тебе и советовать. Но самое главное — я твой близнец. И я хочу видеть, что все пророчества пророка реализованы. Клянусь, Каин, ничего не остановит меня, чтобы достичь для тебя этой цели. Ничего.
Выдохнув и чувствуя себя легче от его слов, я склонил голову.
— Спасибо, Иуда. Для меня это многое значит. Просто... просто не делай ничего глупого. Помни, наше спасение придет, но на это потребуется время.
Иуда похлопал рукой по моей спине, затем исчез в особняке.
Оставшись наедине со своими мыслями, я наклонился вперед, уперевшись руками в колени, и запустил руки в волосы. зазвучали сирены, зовя наших людей на молитвы. Я наблюдал, как работники начали расходиться.
Но супруга Иуды осталась. Как будто не хотела уходить. Я сосредоточил внимание на ней, наблюдая, как она продолжает ухаживать за травами. Затем она подняла голову и увидела меня, сразу густо покраснев. Супруга резко встала на ноги и поторопилась на молитву. Как только она достигла тропинки, что-то внутри меня вынудило крикнуть ее имя.
— Сестра Фиби!
Она остановилась и повернулась ко мне с опущенной головой. Ее рыжие волосы были убраны от лица. Даже на расстоянии я мог видеть, как она жевала нижнюю губу.
— Подойди сюда, — приказал я, отмечая, что сейчас мы одни. Сестра Фиби подобрала подол своего длинного платья и направилась ко мне. Когда достигла нижних ступенек, остановилась. Ее голова оставалась склоненной, как это и требовалось в присутствии пророка Господня.
— Чувствуй себя свободно, сестра, — приказал я. Плечи сестры Фиби расслабились, но ее взгляд оставался потупленным. — Посмотри на меня.
Протяжно выдохнув, она подняла голову и ее голубые глаза встретились с моими. Я изучал ее черты лица. Она была симпатичной. Бледная кожа, но чистая и гладкая, поразительные волосы и теплота в глазах. Я понимал, почему мой брат выбрал ее как одну из своих женщин. Из-за моего наблюдения сестра Фиби отвела взгляд в сторону, и на мгновение я углядел в ней черты лица ее сестры. Я мог видеть Окаянную Далилу.
Супруга Иуды немедленно покачнулась на ногах, и я наклонился вперед и спросил:
— Как ты, сестра Фиби?
Фиби посмотрела на меня и сглотнула.
— Со мной все хорошо, мой господин.
Ее губы начали дрожать.
— Я так не думаю, сестра. Ты неделями ведешь себя странно. — Я умолк и наблюдал, как она снова склонила голову, затем добавил: — Это из-за того, что Иуда взял вторую?
Фиби подняла руку, и ее глаза расширились от моего вопроса.
— Нет, мой господин.
— Ты уверена? Твое настроение изменилось не из-за ревности? Потому что ревности нет места ни в этой общине, ни в твоем сердце. Ты знаешь, что наше писание осуждает ревность, зависть и жадность.
На лице Фиби отражалась решительность, и она ответила:
— Я совершенно не ревную, мой господин. Я знаю, что согласно Священному писанию необходимо иметь несколько супруг.
Расположив локти на коленях, я спросил:
— Тогда что это? — Она открыла рот, когда я резко приказал: — И не лги своему пророку.
Фиби закрыла рот. Внезапно во мне образовалась пустота. Мысль возникла в моей голове.
— Иуда ведь не причиняет тебе боль?
Фиби приоткрыла рот, но покачала головой. Она хотела начать говорить, но затем что-то ее остановило.
— Говори, — приказал я.
Фиби отрицательно покачала головой.
— То, что беспокоит меня — грешно, мой господин. Это неправильно, но в то же самое время я не могу перестать думать об этом.
Я пытался представить, что может быть грешным для нее, затем вспомнил, как она избегала призыва к молитве.
— Из-за этих мыслей ты пропускала молитвы?
Фиби колебалась, затем неохотно кивнула.
— Я нечиста. Не достойна молитвы. — Ее глаза наполнились слезами, и я поднялся на ноги. Спустился по ступенькам, пока не встал прямо перед ней. Находясь так близко я видел, что Фиби дрожала. Вытянув руку, я приподнял ее голову за подбородок, чтобы взглянуть в ее глаза.
Слеза скользнула по ее щеке.
— Расскажи мне про свой грешный страх. — Фиби пыталась вырваться. — Нет! — приказал я. Она замерла. — Ты расскажешь мне, сейчас же!
Нижняя губа Фиби задрожала, но она нашла в себе силы прошептать:
— Это... это из-за моей сестры, Ребек...— она поправила имя. — Из-за моей Далилы.
Я сразу же опустил руку. Фиби снова опустила голову.
— Я сказала вам, что это грешно, мой господин. Это неправильно, что я продолжаю думать о ней. Продолжаю думать о том, что сделали с ней недели назад.
Я отступил. Я подумал о лице Далилы, когда сказал ей признать грехи передо мной, когда ее забрали с территории Палачей. Она отказалась. И я умыл руки. Она была сестрой Мэй. Я не мог иметь дело с кем-то, кого любила Мэй. Она все еще была моей слабостью.
Иуда принял все на себя, когда я уединился, чтобы искупить свою слабость по отношению к этой женщине. Саломея. Моя суженная жена.
Я никогда не спрашивал Иуду, что сделали с Лилой. Я не мог. Не мог заставить себя услышать, что она получила в наказание за непослушание.
Фиби прервала мои размышления. Она наклонила голову и заревев, промямлила:
— Мой господин, я не могу избавиться от мыслей, что сделали с ней. Как она выглядела, когда я нашла ее на холме «Вечных мук», привязанную к столбу и духовно очищенную братьями. — Она рыдала и продолжила: — Затем видела, как дьявольские мужчины пришли вернуть ее. Что они сделали с братьями в своей ярости.
Я сглотнул, когда она говорила про павших братьев, их наказаниях, Далиле, Палачах, врывающихся в общину незамеченными, разрывая единственную оставшуюся связь, которая была у меня с Мэй.
Положив руку на ее плечо, я заверил:
— Воистину, ты увидела слишком много, сестра. Убитые тела братьев.
Фиби заплакала сильнее и покачала головой.
— Нет... — прошептала она.
Я убрал руку.
— Что нет?
Шмыгнув носом, Фиби вытерла глаза, затем призналась.
— Я грешна, потому что радуюсь тому, что сделали дьявольские мужчины. Я счастлива, что они убили наших братьев. — Ее голубые глаза смотрели вдаль, потеряв фокус. — После того, что они сделали с Лилой, я счастлива. Они зашли дальше, чем приказал Иуда, хоть его приказ и не был основан на нашем писании. Но... но я не могла говорить. Я не осмелилась оспорить приказ правой руки пророка.
Она посмотрела мне в глаза и сказала холодно:
— Они изнасиловали ее. Брали ее, снова и снова причиняли ей боль. Но не таким должно быть ее наказание. Иуда... Иуда приказал им заставить Далилу страдать. Конечно, я не собиралась подслушивать его приказ. Но... но я это сделала.
Прочистив горло, она расправила плечи и продолжила:
— Когда дьявольские мужчины забрали Далилу, когда мужчина с длинными светлыми волосами спас ее и, оберегая, держал ее в своих руках... я была счастлива.
Фиби провела рукой по своему лбу, явно страдая.
Сказанное ею проносилось в моей голове. Иуда издал приказ о наказании не по писанию? Далилу привязали к столбу? Они... неоднократно брали ее?
Фиби смотрела на меня, когда я опустил взгляд.
— Мой господин, я верю, что если бы вы раздавали наказание, оно было бы не таким. — Она резко вдохнула и смело спросила: — Я права?
Я пытался не задохнуться при мысли о том, что только что так красочно описала Фиби. Она была неправа. Она ведь была неправа?
Я собрался с силами и спросил:
— Тебе привязали к дереву, не так ли? Иуда доложил, что его супругу нашли привязанной к дереву, обезвоженной и страдающей.
То, что выглядело как надежда, исчезло из глаз Фиби.
— Да, мой господин.
Скрестив руки на груди, я буквально допрашивал ее:
— Поэтому ты могла и не видеть то, о чем думаешь?
— Я... — она открыла рот, затем быстро закрыла.
— Эти дьявольские мужчины связали тебя, сестра. Твое тело было изранено, когда тебя нашли.
Она кивнула.
— Из-за множества часов, которые я провела там, а не потому, что эти мужчины причинили мне боль. — Она моргнула. Затем снова моргнула. — На самом деле мужчина с длинными каштановыми волосами был нежен, когда связывал меня. И он... он смотрел на меня все время. Что-то было в его взгляде. Он... — она перестала говорить, когда ее щеки покраснели.