Владимиров едва не подвёл меня в самый последний день нашего пребывания в этой прекрасной стране. Протоколы и соглашение с вьетнамской стороной были подписаны, детали утрясены, завтра предстоял вылет в Москву, а вечером наша группа была приглашена на заключительный банкет. Карлов уехал за почтой, я укладывал чемодан, когда в номер постучал Владимиров; вид у него был испуганный.

— Что случилось?

— Понимаете, доктор, у меня второй день расстройство… Да и самочувствие неважное, знобит.

— Понятно. Пойдёмте в ваш номер, я должен вас осмотреть.

Пока шли по лоджии, я успел проклясть всех пижонов, которые не пьют водку по идеологическим соображениям. Надо же, в самый последний день!

Сомнений никаких: классическая клиника амебной дизентерии, можно обойтись без микробиологических исследований — и так все ясно. Владимиров расстроился:

— Что же делать? Завтра вылет в Москву…

— Будем считать, что заболевание у вас проявилось… в самолёте. Возьмите с собой прокладки, полотенца, майки. Понимаете для чего? Прилетаем в Москву, я даю радио, и вы прямо с аэродрома отправляетесь на Соколиную гору, в инфекционное отделение. Амёбная дизентерия — серьёзное заболевание. Грех беру на себя. Как?

— На всё согласен, лишь бы домой… Может, мне водочки?

— Поздно, дорогой. Поверьте, европейцы, осваивающие тропики, были не дураки, пили по вечерам виски и джин с тоником. Профилактика, в том числе и малярии. В тоник входит хинин.

Пошёл к Юрию Алексеевичу. Когда я подходил к его люксу, гром саданул так, словно неподалеку рванул снаряд крупного калибра. И сразу полил дождь. Такой дождь я видел только в Гвинее — сплошная зелёная стена. Дождь сорвал ураганный ветер, с деревьев полетели листья, лепестки цветов — в этой радужной метели, как в замедленной съёмке, проплыли плетеное кресло, ярко-красный плед, наверху грохнули жалюзи, посыпались стекла. Я зачарованно глядел на клубящиеся, наполненные дрожащим светом тучи. Прошло несколько минут, и стало тихо. Позже выяснилось, что тайфун прошел стороной, лишь кончиком крыла зацепив Ханой.

Через два года я снова на пункте материально-технического обеспечения кораблей в Камрани. Причина: в районе строящейся военно-морской базы среди местного населения возникла эпидемия холеры, создалась угроза заноса инфекции.

Всё было, как и в прошлый раз: мост через Красную реку, шелестящий поток велосипедистов, синие увалы, рисовые поля и буйволы в озерах. Молчаливый майор, встретивший в аэропорту Ханоя, завёз меня в гостиницу и исчез, пообещав заехать утром.

Одно дело, когда летишь в составе делегации, и совсем другое, когда один. Меняется статус, уровень приёма, гостиница — с этим я давно смирился, но на этот раз меня, похоже, поселили в самой дешёвой ночлежке. Тусклая лампочка под потолком, спутанный накомарник на скрипучей кровати, отвратительный запах плесени. Кран в умывальнике издал печальный вздох и, уронив ржавую каплю, затих. Коридорный, улыбчивый парнишка, не знал ни русского, ни английского, пришлось объясняться жестами. В конце длинного, как кишка, коридора я обнаружил рукомойник, должно быть, сохранившийся с колониальных времен. В номере я спугнул двух крыс, проявивших интерес к моему чемодану. Я достал из сумки бутылку водки, пачку галет, стакан, — как советовали древние: «Всё мое ношу с собой», — выпил, закусил и завалился спать, предусмотрительно спрятав вещи в платяной шкаф, напоминающий поставленный вертикально гроб. Несколько раз просыпался от писка: крысы гоняли по полу галету.

Меня разбудило пение птиц, я поднял жалюзи — мимо по широкой улице текла река велосипедов, мопедов, велорикш. Треск моторов, звонки велосипедов, пение птиц сливались в праздничную музыку. Майор, как я и предполагал, не явился. Я позавтракал в небольшом, чистом баре при гостинице. Кофе был превосходен. Нужно было что-то предпринимать. Вьетнам — страна небольшая, но добраться из Ханоя в Камрань — проблема, необходим подходящий борт, распоряжения, а день выпал субботний, что ещё осложняло ситуацию. С трудом дозвонился до дежурного по аппарату главного военного советника, тот никак не мог понять, кто я такой, пообещал навести справки и позвонить. Часа три я просидел у телефона и на аэродром попал, когда солнце косматым сгустком висело в зените. Капитану медицинской службы, доставившему меня к самолёту, я пообещал в красках обрисовать руководству, как встречают главного специалиста, вылетевшего во Вьетнам по приказанию министра. Мои слова не произвели на капитана никакого впечатления. Выяснилось, что в самолете Ан-24 я лечу один, не считая, конечно, экипажа.

Капитан третьего ранга Шовгенов встретил меня приветливо. Симпатичный парень с загорелым лицом горца — потом выяснилось, что он адыгеец. По-видимому, Шовгенов был неплохо обо мне информирован. Пожимая руку, с улыбкой спросил:

— Юрий Николаевич, за что вам на флотах такое прозвище дали — Чёрный Полковник? По аналогии с греческими «черными полковниками»?

— Вроде того. В эпидемическом очаге я — диктатор. По-иному нельзя.

— Так ведь никакого очага нет. В нескольких километрах юго-западнее Камрани в небольшой рыбацкой деревушке есть случаи заболевания холерой. Рыбаки и крестьяне оттуда обычно снабжали нас овощами, фруктами, свежей рыбой. Мы этот канал перекрыли, установили карантин, выставили дополнительные посты. В деревушке работают вьетнамские врачи, были и у нас, доставили вакцину. Доктора привили контингенты, наиболее подверженные риску заражения. Справляемся своими силами.

— Вот я и посмотрю, как справляетесь. Информация, как вы знаете, прошла на уровне ЦК, начальство волнуется, нужно погасить тревогу. Спокойно, без суеты.

Шовгенов хорошо знал обстановку во Вьетнаме, владел вьетнамским языком. Коротко характеризовал старшего морского начальника в Камрани:

— Контр-адмирал Виктор Викторович Агапов — хороший моряк, дивизией лодок командовал, но что-то не срослось, его сюда направили. Строитель от Бога, благодаря его энергии база за короткий срок выросла, сами убедитесь. Строгий, требовательный командир, но с офицерами часто груб, на него в политуправление флота жалобы посыпались. Причём жалобщики упирают на то, что корабли боевой подготовкой не занимаются, личный состав работает в режиме строителей. А как по-другому? Сроки сжатые. Военные городки обустраивать нужно. Жара, влажность дикая. Без железной руки в этих условиях ни черта не сделаешь. Народ здесь как-то быстро опускается, перестает следить за собой. Говорю это для того, чтобы вы поняли обстановку.

Камрань было не узнать. За короткое время выросли новые казармы, госпиталь, городок авиаторов, всего — более тридцати объектов, у причалов застыли с десяток кораблей. Одного обслуживающего персонала на ПМТО насчитывалось более трёх тысяч человек. Мичман-тыловик уговорил меня поехать посмотреть подсобное хозяйство. Мог ли я (да и кто-либо другой!) предположить, что четверть века спустя российское руководство выведет с базы наших моряков и само — без всякого давление извне — откажется от этого ценнейшего стратегического объекта?..

Проведением противоэпидемических мероприятий в Камрани руководил начальник санэпидотряда капитан медицинской службы Игорь Яковлев. Мобильные санэпидотряды для обеспечения оперативных эскадр, пунктов материально-технического обеспечения кораблей на Дохлаке и в Камрани пришлось создавать во второй половине семидесятых годов. Всегда приятно видеть реализацию своих идей. Игорь Яковлев — высокий, худой, загорелый парень представлял уже новое поколение военно-морских эпидемиологов. Мне нравился этот невозмутимый, чёткий в действиях капитан. Его не смущали высокие звания, и с тыловиками он вёл себя требовательно, жёстко.

Я по звеньям проверил весь комплекс противоэпидемических мероприятий, кое-что усилил, съездил к вьетнамским коллегам — опасность заноса инфекции на ПМТО была блокирована.

За несколько дней мотаний по жаре я ошалел, нужно было отдохнуть, расслабиться.

— Вези меня на пляж. Выкупаемся и снова за работу, — сказал я Игорю Яковлеву.