На лице Менелая, наконец, появилась мрачная ухмылка. Агамемнон внимательно взглянул на него.

***

Ахиллес сидел на берегу моря на холодных камнях, обхватив руками колени, и задумчиво смотрел вдаль. Перед ним простирались морские просторы. На далёком горизонте солнце опускалось, окрашивая небо в нежный розовато-золотистый цвет. Горящий диск медленно исчезал из поля зрения.

Чуть поодаль от берега стояли готовые к отплытию корабли. Их было огромное количество. Сосчитать все юноша ни за что не смог бы. Все они величественно возвышались над водной гладью.

О каменный берег бились волны, шепча Ахиллу о прекрасном и неизведанном, о будущих его приключениях. Море манило его всё больше и больше. Уже завтра на рассвете он вступит на корабль, который понесёт его навстречу новой жизни, которая, несомненно, будет полна опасного и великого.

Сзади кто-то неслышно подошёл и присел рядом с сыном Пелея. Он обернулся, и лицо его тут же озарила мягкая улыбка.

— Иф! — радостно воскликнул он.

— Здравствуй, — улыбнулась она в ответ.

Двенадцатилетняя она была уже красива. Каштановые кудри с рыжеватым отливом водопадом спадали на спину и плечи, светлая кожа отливала лёгким жемчужным сиянием, а в медовых глазах скакали яркие огоньки, вспыхивая пламенем. Но Ахилл то знал, что скрывается за милым личиком его подруги детства. Всё такая же озорная она была истинным источником нескончаемой энергии, придумок и проказов. Вечная соратница в их детских играх уже и сражалась-то неплохо. Даже младший брат Ахиллеса, Патрокл, восхищался этой девчонкой. Втроём они провели вместе всё детство. На первый взгляд очаровать Ифигения могла любого, но немногие выдерживали с ней, узнав её получше. За свою короткую жизнь она мужественно перенесла огромнейшее количество наказаний за разные шалости, которые абсолютно не действовали, а напротив укрепляли боевой дух. Управы на юную царевну не было.

— Почему ты не во дворце со всеми? — спросил Ахилл.

— Без тебя скучно, — пожала плечиками девочка, — а чего ты сидишь здесь один?

— Да так. Задумался просто.

Они замолчали. Иф тоже начала всматриваться в горизонт.

— О чём же ты думаешь? — наконец спросила она.

— О том, что завтра я покину эту землю и отправлюсь навстречу приключениям! — воодушевлённо ответил юноша, — а ты представь, какая слава ждёт меня, когда я вернусь! И меня будут вечно помнить потомки!

— Да… — вздохнула царевна, — я уверена, ты станешь великим героем! Приключения… Как бы я тоже хотела отправиться! Ты не представляешь, насколько мне грустно осознавать, что никогда не смогу почувствовать истинную свободу. Как трудно оставаться здесь! — с этими словами Ифигения резким движением сдёрнула с головы покрывало, расшитое золотыми нитями и начала ослаблять пояс лёгкого голубого хитона. Видно было, что подобные одежды вовсе неудобны ей. Лицо царевны было мрачным.

— Не грусти, — ободряюще похлопал её по плечу Ахиллес, — я скоро вернусь. Вот увидишь. Ты и соскучиться не успеешь, как я снова буду здесь и уж свободу-то я помогу тебе обрести!

— Спасибо. Ты замечательный друг.

После некоторого времени молчания, он вдруг спросил:

— А ты совсем не волнуешься за меня?

— Нет, — удивлённо взглянула она на него, — почему это я должна волноваться?

— Я всё-таки на войну иду!

— И что? Вот уж с тобой точно ничего не случится!

— Откуда такая уверенность?

— Я просто знаю.

— Настолько веришь в меня?

— Дело не в вере, а в том, что я в тебе вижу.

Сын Пелея задумался. Он всё никак не мог решиться сказать подруге кое-что очень важное. Это ведь принесёт ей много горя. С другой стороны, она должна знать. Наконец, Ахилл вымолвил:

— Послушай, мне нужно рассказать тебе одну вещь…

— Какую?

— Дело в том, что… О Боги! Я не могу этого произнести!

— Говори уже! Я готова услышать всё.

— Иф, я не вернусь с этой войны, — на одном дыхании выпалил он.

Девочка непонимающе уставилась на юношу.

— То есть? — озадаченно спросила она.

— Моя мать предсказала, что я погибну. Я отправляюсь за славой, меня будут вечно помнить, но цена — жизнь.

Несколько мгновений царевна осознавала сказанное. Вдруг, она резко рассмеялась.

— Брось! — воскликнула она, — это ерунда! Неужели стоит так верить всяким предсказаниям? Я лучше знаю! И ты вернёшься. Я в этом уверена.

Её слова удивительным образом подействовали на юношу. Он вдруг тоже поверил, что всё будет хорошо. И она права. Он вернётся.

Ахилл улыбнулся и посмотрел на Иф. Её уверенность передалась и ему. Теперь смело можно было отправляться на войну, и никакие трудности ему не страшны.

***

Корабль отправлялся на рассвете. Ифигения провожала Ахиллеса. Она до самой погрузки стояла рядом, не отходя ни на шаг.

Когда пришло время взойти на корабль, девочка ткнула юношу в бок и серьёзно сказала:

— Не вздумай умирать! Если попробуешь, я тебя вытащу из преисподней и самолично удушу!

— Ой-ой! — в притворном испуге выпучил глаза Ахилл, — какая же, царевна, ты у нас кровожадная! Но твоим коварным планам не суждено осуществиться, потому что умирать я совершенно не собираюсь!

— Вот и хорошо!

На прощание он крепко обнял Иф и взбежал на корабль. Когда они отплыли, она ещё долго стояла и смотрела им вслед.

Глава 2. Ифигения в Авлиде

Великий поход на Трою начался с небывалым величием, пышностью и громкими чаяниями. Собранная армия поражала воображение, а грандиозность события будоражила кровь. Каково же было участникам похода, когда возможность покинуть родную Элладу вообще оказалась под угрозой, что означало полный провал ещё до начала каких-либо военных действий. От весёлого настроя воинов, зародившегося, когда они пировали, не осталось почти ничего. Все они заметно помрачнели и посерьёзнели. А проблема заключалась в том, что корабли просто не смогли выйти в море, из последнего порта, в который зашли они на родных землях. Не было попутного ветра. Сначала день, два… Потом и неделю… Теперь всем казалось, что положение безнадёжно. На то явно была воля богов. Греки не могли придумать никакого выхода из столь затруднительного положения. С природой не поспоришь. Сейчас они явственно ощутили, что властны не над всем. Осознавать это было весьма неприятно, в особенности, для Агамемнона. До этого момента царь был убеждён в собственном всесилии, но случившееся пошатнуло его уверенность. Хоть при соратниках он и убежал их всех, что обязательно придумает, как сделать так, чтобы кораблям удалось отплыть, но в душе он понимал, что сделать ничего не может и это ужасно его раздражало. Громкими речами он пытался восстановить боевой дух в сердцах воинов, но едва ли сам верил им. Однако, вернуться домой с позором микенцу не позволяла гордость и самолюбие, поэтому он упорно продолжал усиленно размышлять над положением и отчаянно искал хоть какие-то лазейки, сквозь непроходимое препятствие.

На седьмой день вынужденной остановки Агамемнону, наконец, удалось узнать причину происшествия, которая, право же, удивила его и вселила некоторый страх. Правитель тут же поспешил сообщить Менелаю, что и впрямь это гнев богов. Точнее, гнев одной богини — Артемиды, богини охоты. Она разгневалась на царя за то, что он некогда заколол её лань и теперь богиня мстила. Единственный способ умилостивить Артемиду поначалу поверг мужчину в ужас — она требовала, чтобы он принёс ей в жертву свою дочь Ифигению. Долго размышлял Агамемнон. Но человек он был страшный, безжалостный, чёрствый. Самолюбие и алчность были в нём превыше всего. Он считал, что не может не отправиться в этот поход. Столько лет он только и мечтал о том, чтобы разгромить Трою и, наконец, повод нашёлся. Ему удалось собрать сильнейшую армию. Как же теперь отступить? Пойти в бой — обрести вечную славу, трусливо возвратиться домой — покрыться великим позором. «Да ведь вся Эллада будет насмехаться!» — размышлял микенец. Уж этого допустить он не мог.

Наконец, Агамемнон решился на страшнейший поступок — принять условия Артемиды. Он пошёл на хитрость, отправив жене с дочерью письмо, как бы от лица юного Ахиллеса, который будто бы не желал отплывать, предварительно не женившись на Ифигении, из-за чего вызывал её с матерью сюда для заключения брака. Подделать послание не составило труда, и вскоре оно уже было в Микенах.