— А кто тебе сказал, что ты должен обязательно читать святые книги? Разве без них люди не растут?

— Но где ж тогда правда? — испуганно спрашивает Сёма.

— Успокойся,— весело говорит Моисей.— Она живёт и ходит. Ей уже тридцать раз хотели руки и ноги переломить. И всё напрасно. Она ходит и ходит. В каждом городе для неё построили дачу: в Киеве — Лукьяновку, в Москве — Бутырки. Но сколько ей ни строят, всё мало. Её связывали по рукам и ногам, били шомполами, гнали по этапам, пускали сквозь строй, топили в воде, огнём жгли — и хоть бы что: живёт! И будет жить! Понял?

— Нет, дядя Моисей,— вздыхает Сёма,— это я как раз не понял.

— Сколько тебе лет, Старый Нос?

— О, мне уже одиннадцать лет, дядя Моисей.

— Одиннадцать? Тогда это не опасно. У тебя ещё будет время всё понять!

ТОРГОВЛЯ

Когда лавочница Фрейда проходила мимо завода Айзенблита, она думала, что с ней случится удар. Молодой человек, который живёт у Гольдипа, стоит около ворот и торгует какой-то дрянью. Боже мой, можно ли так ошибаться! Ведь только вчера она хотела открыть Сёмкиной бабушке кредит под этого самого квартиранта. Хорошо бы она выглядела сейчас!

Оказывается, что этот Моисей копейки не стоит. Какое счастье, что она не успела сделать этой глупости! Но, с другой стороны, разве могла быть Фрейда умнее всех? Ведь все говорили, что он богач, как будто сами рылись в его карманах. А теперь — здравствуйте пожалуйста! — торгует какими-то палочками. Верь после этого людям!

Моисей действительно открыл торговлю. Рано утром вышел он из дому с ящиком в руках. Бабушка благословила его: пусть

будет удача! Сёма недоуменно смотрел ему вслед. Старый Нос не мог понять арестанта. Сын Лазаря в глазах Сёмы был выше, умнее и смелее окружающих, и то, что он вдруг занялся обычным и скучным делом, обидело и разочаровало мальчика. Нет, не этого он ждал от Моисея. Сёма любил Моисея именно за то, что он не был похож ни на кого.

Моисей прошёл несколько шагов и вдруг повернул обратно. Увидев это, бабушка испуганно закричала:

— Сёма, беги скорее к нему! Пусть не возвращается. Это же плохая примета!

Сёма побежал.

— Слушай внимательно,— сказал ему Моисей.— У меня под подушкой лежит такой небольшой пакетик. Он мне будет нужен днём. Через час ты возьмёшь его и принесёшь к заводу. Я буду там. Не разворачивай и не показывай никому. Понял?

— Это я как раз понял,— смеясь, ответил Сёма.

— Ну вот, возьмёшь — и ко мне.

— Будь спокоен, Моисей, я знаю...

— А это не будет так, как с рублём?

— Тогда, Моисей, иди сам!—обидчиво сказал Сёма.

— Ну, ну, я пошутил. Я знаю — ты у нас молодец!

Моисей взвалил на плечи ящик и быстро пошёл к заводу.

Сёме было очень интересно знать, что лежит в этом пакетике. Он откинул в сторону подушку и ходил вокруг кровати с задумчивым видом, то и дело посматривая на пакет, завязанный серой тесёмкой. Устав ходить, он присел на кровать и принялся изучать свёрток со всех сторон, потом подбросил его на руке, потом приподнял, потом посмотрел на свет. Задали работу Старому Носу!

«А что, если я посмотрю,— подумал Сёма,— разве это будет грех? Во-первых, я в комнате один, а во-вторых, во-вторых...» Не придумав ничего, Сёма разозлился и рванул тесёмку — он увидел аккуратно сложенные листки бумаги. Всё остальное уже не интересовало его. «Подумаешь, счастье— бумага, и если бы ещё чистая, а то исписанная бумага». Равнодушно взглянув на листок, он прочёл первое слово: «Хавейрим» («Товарищи»), и презрительно сплюнул.

Вот если б он нашёл настоящую бомбу, это была бы красота! Говорят, что у ребе такая густая борода, что мыши путаются в ней, а один раз прыгнула кошка и та не смогла выбраться. Но ничего, бомба не запуталась бы в этом рыжем лесу. Она бы ему показала, что значит Сёма, она бы ему показала, старому дьяволу, она бы... Сёма расхрабрился и забегал по комнате. Он

строил планы мести самые дерзкие: закупорить ребе в бочку и бросить в воду, чтобы ветер гнал её от берега к берегу, облить ребе керосином и поджечь, удавить, утопить... Что ещё можно сделать?

— Ты забыл, что тебя ждут? Чем у тебя голова занята?

— Бабушка, не трогайте мою голову, — с досадой отмахнулся Сёма и, взяв пакет, вышел на улицу.

День выдался жаркий, жёлтая пыль кружилась над местечком, в домах были закрыты ставни: люди прятались от солнца. Посвистывая, Сёма побрёл к заводу. У дома Пейси Сёма ускорил шаг, но это не спасло его.

— Ау, Старый Нос!

— Что ты ещё хочешь?

— Ничего я не хочу. Можешь не задаваться.

— Ну, ну, ты молчи!

— Я не знаю, зачем ты ругаешься,— примиряюще сказал Пейся.— Хочешь яблоко? Смотри, какое яблоко.

Отказываться было глупо, и Сёма присел на камешек. Пейся, обрадованный тем, что нашёл наконец собеседника, принялся за своё:

— Папа вчера...

— Мясо царю,— хмуро перебил Сёма.— Знаю!

— Нет, совсем другое.

— Что другое?

— Папа ехал мимо речки и захотел руки помыть. Подошёл он к берегу и видит: боже мой, рыба идёт прямо-таки пластом. Что делает папа? Снимает картуз и окунает в воду. Вынимает — полный картуз рыбы, и какой! Тогда папа захотел покушать, раз рыба сама идёт. Он развёл костёр и стал варить уху.

— В чём же он варил? — недоверчиво спросил Сёма.

— Слушай дальше! — важно воскликнул Пейся, польщённый вниманием.— Он вспомнил, что в телеге есть кусочек воска. Он слепил из воска котёл и сварил в котле такую уху, что мир пе. видывал!..

— Вот и врёшь! Воск-то тает, дура! — перебил его Сёма и встал.

— Подумаешь! — нашёлся Пейся.— Воск тает! Папа развёл такой огонь, что вода вскипела раньше, чем растаял воск.

Сёма расхохотался: находчивость Вруна показалась ему забавной. И где только он подслушивает эти сказки, кто сочиняет их? Ай да Врун!

— Ну, расскажи ещё что-нибудь.

— Ты же не веришь, что я тебе буду даром рассказывать.

— Ладно, верю...— снисходительно сказал Сёма и зашагал.

— Я буду сегодня делать змея! — крикнул ему вдогонку Пейся.— Штук пять сделаю и выменяю.

— Сделай мне.

— Из пальца я тебе сделаю?

— Зачем? Зачем из пальца? Я бумаги достану! — крикнул Сёма, прижимая к груди свёрток.

— Достанешь, тогда и будет разговор! — деловито ответил Пейся.

Приятели расстались.

* * *

Моисей стоял у фабричных ворот. Ящик его был открыт — шла бойкая торговля.

— Молодой человек,— кричал Моисей,— вы торопитесь? Вы, может быть, идёте представляться родителям своей невесты? Остановитесь, на вашем костюме я вижу пятно. За один пятак я выведу ваше пятно, как будто его никогда не было на белом свете!

Он говорил весело и легко. И Сёма с удивлением заметил, что рабочие останавливались. Он не верил своим глазам, но Моисей торговал. И как быстро он орудовал пальцами: в два счёта завёртывал покупку и получал деньги. Как будто он всю жизнь выводил пятна! Как будто он всю жизнь продавал эти палочки! Прохожие останавливались. Десятки лет они носили засаленные пиджаки — и кто думал об этом? — а Моисей в две минуты убеждал их, что дальше так жить невозможно. Кто бы мог догадаться, что какие-то палочки — прибыльное дело?

Заметив Сёму, Моисей, продолжая весело покрикивать, поманил его к себе. Сёма подошёл.

— Принёс?

— А как же!

— Ну, стой здесь. Положи это дело сюда. Когда я тебе скажу: «Заверни», ты возьмёшь листочек и завернёшь. Но, если я тебе ничего не скажу, ты ничего не бери.

— А что я буду с этого иметь? — деловито спросил Сёма.

— Одну пятую с оборота,— засмеялся Моисей.— Как у Герша...

Дело пошло. Когда кончились палочки, принялись за чернильные порошки — они лежали в ящичке отдельно, в маленьких конвертиках... Рабочие выходили из фабричных ворот и, с любопытством глядя на ящик, останавливались подле Моисея.

— Завернуть! — приказывал Моисей.

И Сёма быстро упаковывал порошки, с восхищением глядя на своего партнёра.