— Встань-ка и пиши! — Она протянула ему большой жёлтый лист.

— Что? — недоуменно спросил Сёма.

— Пиши, что я буду говорить! — Бабушка задумалась.— «Здесь домашние»... Написал — домашние? Так! «Обеды». А ну-ка, прочти.

И Сёма с удивлением прочёл:

— «Здесь домашние обеды».

— Теперь повесь зто на дверь! Понял?'

Ни черта нельзя понять у этой бабушки. Неужели и она начинает выдумывать комбинации? Сёма не ошибся. Выйдя на улицу, бабушка с гордостью взглянула на об?:, явление и пошла к базару. Старый Нос побежал за ней. Около башни им встретилась лавочница Фрейда. Бабушка быстро прошла мимо неё. Фрейда удивлённо крикнула:

— Куда вы спешите, извиняюсь, как на пожар?

— Мне нужно делать покупки.

— Покупки?—встрепенулась Фрейда.— Какие, извиняюсь, покупки?

— Разве вы не знаете? Я же даю домашние обеды. У меня уже три клиента!

И бабушка, помахивая пустой кошёлкой, двинулась дальше. Так она проходила около часа, знакомым и незнакомым жаловалась на дороговизну, на то, что ей особенно трудно — ведь она даёт домашние обеды! И пусть не подумают, что из-за денег. Просто бабушка делает одолжение. Не всё равно — готовить на двух или на пятерых? Она только докладывает к этому делу, но у неё такое сердце, что она просто не может отказать...

В полдень вернулись домой. Бросив в угол пустую корзинку, бабушка загадочно улыбнулась. Фрейда скажет Фейге, Фейга скажет Двойре, Двойра — Хиньке, Хинька — Риве. И, если сегодня нет клиентов, уж завтра они будут наверняка!..

Пришёл дедушка, устало вздохнул, поставил в угол палку и, вымыв руки, молча сел к столу. Проглотив кусочек хлеба с солью, он спросил бабушку:

— Где же борщ?

— Какой борщ?

— Там же написано: «Здесь домашние обеды».

— Я не знаю, что тебе так весело! — обидчиво сказала бабушка.

— Ой, Сарра, ты, кажется, берёшься не за своё дело!

— А что, ты боишься убытков? То, что ты вложил в это дело, ты получишь обратно!

— Я не люблю пустые затеи.

— Это пустые затеи? А флигель покупать — не пустые? А партия хрома — не пустые? Чтоб человек только болтал языком!..

Услышав про флигель, дедушка сконфуженно умолк и вышел в другую комнату.

* * *

Вечером бабушка учила Сёму:

— Если придёт человек, ты не бросайся как угорелый. Ты ему скажи: «Хорошо, я передам бабушке, но вряд ли она согласится. Она уже кормит трёх. Может быть, скажи, она согласится. Может быть...— повторила бабушка.— Но вряд ли». Ты понимаешь?

Ещё бы, теперь Сёма всё понимал. Он ещё сделает такое лицо, как будто ему уже надоело разговаривать о домашних обедах, как будто всё местечко только и мечтает сесть к бабушке за стол. Внук был доволен бабушкой, бабушка — внуком.

Сёма долго не мог уснуть. Что будет, если эта затея удастся? Что будет? Красота! Каждый день варить, печь, имрить, чистить. Ох, съесть бы что-нибудь вкусненькое. Например, суп с клёцками. Что на свете лучше!

На другой день Сёма и бабушка взволнованно ждали клиентов. Бабушка сидела на кухне, Сёма — в передней. Он прислушивался к шагам на улице, к скрипу двери, к каждому шороху. Наконец в дверь постучали. «Начинается!» — радостно подумал Сёма и пошёл открывать. Лицо его было спокойно и равнодушно. Впустив человека в котелке, с рыжими мохнатыми усами, Сёма предложил ему стул и холодно осведомился, в чём дело.

— Я бы хотел,— сказал вошедший,— видеть вашу бабушку.

— Насчёт обедов? — небрежно спросил. Сёма, и сердце его замерло.

— Да,— многозначительно сказал еврей,— как раз насчёт обедов.

Сёма вспомнил поучения бабушки и, не глядя на гостя, вяло, словно нехотя, произнёс:

— Сейчас скажу... Она уже кормит трёх. Может быть, она согласится, но вряд ли! Не успевает и за этими убирать.

Сёма прошёл в кухню. Бабушка оправила чепец и шёпотом спросила:

— А какой он из себя?

— Я знаю? — сухо ответил Сёма.— Еврей с усами. Какая нам разница, кого кормить?

Бабушка прошла в переднюю; пришедший вскочил со стула и побежал ей навстречу:

— Мы здесь живём только полгода. И, может быть, вы меня не знаете?

Бабушка вежливо улыбнулась.

— Так вы меня узнаете! — закричал еврей.— Разве так между порядочными людьми поступают? Я не знаю, что вы молчите. Моя жена здесь визави даёт обеды, так вы тоже суётесь!.. У вас из-за этого бессонница? Ну хорошо, я вам покажу домашние обеды! — прохрипел гость и выбежал на улицу.

—' Сёма, дай мне воды! — тихо сказала бабушка.

В тот день больше клиентов не было. Жёлтая бумажка с надписью: «Здесь домашние обеды», уныло висела на двери.

ВОДЫ! ВОДЫ!

И тогда подвернулось новое дело. Прямо, можно сказать, счастье само полезло в руки — и кому? Сёме — Старому Носу. Шёл он по улице и увидел Герша. Водовоз гордо сидел на своей пыльной двуколке и задумчиво смотрел на костлявые бедра рыжего коня. Заметив Сёму, Герш приподнял кнут и крикнул:

— Иди-ка сюда, Старый Нос!

Сёма подошёл.

— Что ты ходишь но улице, хотел бы я знать?

— А так. Почему мпе не ходить?

— Когда я был такой парень, как ты, я уже вносил свою долю в дом.

— А где я найду эту долю? — обидчиво сказал Сёма и усмехнулся: — Может быть, вы знаете адрес?

— Когда ищут, так находят! — уклончиво ответил Герш и внимательно взглянул на Сёму.

— Может быть, вы скажете ещё что-нибудь? — спросил Старый Нос и поправил болтавшееся позади бочки ведро.

— Хотя Лазарь вам носит воду и я это не люблю, я бы мог

с тобой сделать дело. Я решил расширить своё предприятие,— важно сказал Герш и хлопнул ладонью по бочке.— Ты видишь, как я живу? Я, можно сказать, самая заметная фигура в местечке. Кто меня не знает? Но сейчас я уже стар и могу себе позволить такую роскошь — взять помощника. Он будет у меня жить, как вице-губернатор. Сидеть будет здесь, пожалуйста, рядом со мной. И, когда мы подъезжаем к дому, он должен сойти, налить из бочки ведро и занести клиенту — только и всего. Ты понимаешь? А для такого мальчика, как ты, это целое удовольствие — весь день катаешься на собственном фаэтоне. А?

Предложение ошеломило и обрадовало Сёму, но он решил не подавать виду. Вспомнив, что говорят в таких случаях взрослые, Сёма деловито спросил:

— Короче, сколько я буду с этого иметь?

— Сколько? — Герш сдвинул на затылок картуз.— Сколько — ты хочешь знать? Одну пятую с дневного оборота! Если я развезу десять вёдер — два всё равно как у тебя в кармане.

— А что это значит на деньги?

— Два ведра — это уже копейка!

Сёма быстро прикинул: два ведра — копейка, двадцать вёдер — десять копеек. В месяц это триста копеек. Триста копеек — три рубля. Три рубля на земле не валяются!

— Хорошо, я согласен.

* * *

Утром, ничего не сказав дома, Сёма побежал к своему компаньону. Герш пил чай из блюдечка, крупные капли пота выступили на его высоком лбу.

— Ты уже пришёл? В добрый час!

— В добрый час!

— Иди во двор. Надо напоить коня, поскоблить и запрячь.

Сёме не очень понравилось такое начало, но он промолчал.

Сразу ж нельзя стать вторым хозяином. Но всё дело в том, что он просто боялся подойти близко к этой проклятой лошади, чтобы её чёрт забрал. Тощая, тощая, а если она ударит копытом, допустим, в живот — конец Сёме. А рот какой — боже мой! — там лежит язык, как десять Сёминых языков, и всё время плюётся. Может быть, у этого друга насморк, но к нему подойти страшно! Отважившись, Сёма поставил ведро с водой и, толкнув его слегка ногой, отбежал в сторону. Обошлось благополучно. Наполеон — так звали рыжего коняшку — укоризненно взглянул на Сёму и с жадностью окунул морду в ведро. Вышел Герш. Заткнув за пояс кнут, он подошёл к Сёме и строго сказал:

— Я вижу, у тебя под руками пе горит! Ну, смотри-ка сюда...

Через пять минут они были у колодца. Сидя рядом с Тёршем, Сёма старался не смотреть по сторонам, ему было стыдно. Но потом он подумал: «Что здесь стыдного?» — и, выпрямившись, даже нарочно стал заглядывать в лица прохожим. Когда Герш кричал: «Эй!», Сёма, стараясь подделаться под грубый голос возницы, тоже кричал: «Эй!» Герш возмущённо ругал проклятого Наполеона, и Сёма важно хлопал кнутом по тощей спине коняшки. Кому-кому, а Наполеону стало вдвое тяжелее...