Я пожимаю плечами и отправляюсь в плавание между стойками с вещами. После долгого хождения я наконец-то выуживаю то, что мне определенно могло бы понравиться. О да! Теплое и пушистое пальто горчичного цвета и в темных пятнах, от чего создается ощущение, словно оно сделано из кожи леопарда. Само пальтишко не очень длинное, — как, например, моё любимое, в котором я хожу всегда, когда холодно — но попу прикрывает, а это уже хорошо.

— Блин, Эмили, — вздыхает Лондон, — что я говорила по поводу твоего вкуса?

— Мне нравится, а значит, я выполнила твоё повеление, — гордо произношу, а затем мой взгляд падает на цену этого пальто. — Ох, ёмаё. У меня нет столько денег.

Лондон подходит ближе, берет в руки этикеточку, а затем откидывает её, произнося:

— Тысяча долларов? Пустяки! Я заплачу.

— Мне неудобно как-то. Я буду по гроб жизни тебе обязана.

Лондон берет моё лицо в ладони, теребит щечки и говорит:

— Я заплачу. Я за все заплачу. Нужно же хоть как-то скрасить наше с тобой существование. Главное — исполняй мечты вопреки тому, что о тебе подумают, сколько твои желания будут стоить и сколько усилий придется приложить.

— Когда ты успела поумнеть? — Я смеюсь. Лондон подхватывает мой смех, и мы идем к кассе, чтобы заплатить за наши покупки.

Когда мы шли вдоль множества магазинчиков, мой взгляд просто не мог упасть на два из них: «Beyond Retro» — магазин винтажной одежды, причем не очень дорогой, и магазин виниловых пластинок. Что поделать, уж очень я схожу с ума по винтажу. А пластинки — моя страсть. Раньше у меня был переносной граммофон, но папа его разбил в одном из частых приступов в то время.

Как бы ужасно мне не хотелось в эти два магазина, они в расписание Лондон явно не входили, потому что следующим пунктом остановки было «Alice and Olivia». Подруга определенно перебарщивает: эта фирма, конечно, известна по всему миру, её коллекции не слезают со страниц «Vogue» уже несколько лет и считаются самыми лучшими для девушек. Лондон еще могла бы попасть в этот журнал, но я не она — мне это ненужно, а уж тем более не нужны сверхмодные вещи, про которые подруга частенько раньше тараторила. И если бы кто-нибудь спросил меня: «Эй, а откуда ты столько всего знаешь про известные фирмы и модные магазины», то можно смело знакомить этих личностей с моей подругой. Они-то точно найдут общий язык!

Если честно, я бы с удовольствием стерла себе память и выкинула из головы эту ненужную мне информацию о моде, которую Лондон заложила мне в разум. Было бы легче. Меньше знаешь — крепче спишь, да?

Лондон металась между сотнями платьев, висящих на стойках. Затем металась между несколькими, но и они ей не нравились, пока глаз подруги не упал на платье цвета звезды — серебряное и переливающееся, украшенное блестками цвета металла. Оно было облегающим, на бретельках, чуть ниже колен. Лорен издала восхищенный вздох, а затем приложила на меня, чтобы посмотреть, как оно будет смотреться.

— В этом ты будешь праздновать моё восемнадцатилетие, — говорит она.

Боже! Ведь у Лондон в начале января день рождения, а у меня в конце. Как я могла забыть?

— Нет… Это слишком идеально для меня. Ты же знаешь, Лори. — Я сказала «Лори», и подруга бросила на меня яростный взгляд. Как она ненавидит, когда её так называют, хотя взрослых еще терпит — они ведь не могут понять, почему она решила сменить имя.

— Это будет моё восемнадцатилетие. Пожалуйста, угоди мне.

Не люблю, когда она вот так жалостно смотрит на меня. И этот взгляд вовсе не значит «Это моё день рождения, а я хочу, чтобы на нем все было идеально, пожалуйста, не обижай меня». Он значит «Это последнее моё день рождения, которое я проведу с тобой. Мне тебя жаль, Эмили».

— Хорошо. — Выдыхаю. И Лондон снова сияет.

Теперь я Лондон должна две тысячи баксов, хоть она и уверяет меня, что это подарок, я смириться с самим фактом, что кто-то потратил на меня столько денег, не могу. Затем я долго-долго уговаривала её пойти туда, куда я хочу, и это увенчалось успехом!

Я просто купалась в море винтажных теплых-претеплых свитеров, рубашек и платьев. Честное слово, никогда не испытывала такого блаженства, потому я наконец-то смогла купить то, что хочу. А затем мой взгляд упал на платья. Те самые, которые любит носить Ив. Они просто шикарны: длинные, в пол, с рядом рюш на юбке, рукавах и воротничке. И все эти воздушные тесьмы не нагромождают платья, а, наоборот, добавляют некого шарма. Я словно возвращаюсь в сороковые-пятидесятые годы прошлого столетия. Всего лишь на пятьсот долларов — Лондон крайне щедра — я купила два чудесных платья, пару свитеров, белоснежную рубашку с рядом оборочек на груди и черные узорчатые оксфорды.

После мы зашли в музыкальный магазин, и я купила парочку виниловых пластинок Дэвида Боуи, надеясь, что в скором времени смогу собрать деньги на граммофон.

Мимо нас снова пролетали магазинчики, когда мы быстро двинулись дальше по улице. Куда ведет меня Лондон, мне было не понять. Мы остановились на углу, ожидая, пока включится зеленый свет на светофоре, как внезапно к нам подбежала какая-то девушка. Видимо, она была знакома с Лондон.

— Вы слышали новость? — произнесла девушка.

— Ты о чем? — вопросом на вопрос ответила я.

— О Брэдли Уайте!

Ах да, Брэд… После больницы Лондон все-таки выложила наше видео в интернет, потому что никаким другим способом нельзя было очистить моё имя. В комментариях ссыпалось множество «Вот подлец! Таких уродов еще поискать нужно!». А затем мне в личные сообщения лились сотни писем с сожалением и извинениями от учащихся нашей школы. Мне было обидно, очень обидно, даже несмотря на то, что они просили прощения. Не нужно вестись на поводу у стадного инстинкта общества. Я ничего не отвечала на письма, только на немногие, которые действительно казались мне искренними.

А Стейси и Феба, правда, покинули школу! Конечно, видео Стейси, где она поддатая и почти что голая извивалась в душевой кабинке, а её единственной одеждой был небольшой поясок, еле-еле прикрывающий её задницу, разошлось бы по ютубу в мгновение ока. Но мы — не они. Мы не нарушаем договоров.

— Нет, не слышали, — говорит Лондон.

— Он в коме!

— В смысле?! — в один голос говорим мы с подругой.

— В самом что ни есть прямом, — тараторит девушка.

Я замечаю краем глаза, что мы пропустили момент, когда был зеленый свет. Но ладно. Походу, сейчас мы не собираемся переходить на ту сторону улицы.

— Его отец отправил его все-таки в клинику лечиться, потому что тест на психическое здоровье Брэда показал что-то неладное. Но Брэд сбежал из под его опеки, но убежать далеко он не успел, потому что его сбила машина, и теперь он в коме. Врачи не уверены, что он очнется, но если и очнется, то у него мозги набекрень будут!

— Афигеть! — вырвалось у Лондон.

Что здесь можно сказать? Судьба — коварная женщина. То она слишком много тебе позволяет, то отнимает самое дорогое, что у тебя есть. Но одно остается неизменным: сделал зло — оно к тебе и вернется когда-нибудь. Я причинила вред живому существу — сама себе, и получила по заслугам. Хотела умереть — умру. Хотя так не со всеми, некоторым все с рук сходит, и в этом вся соль.

Девушка нас покидает, а мы с Лондон так и остались стоять на тротуаре у перехода. Мы пропустили уже два раза зеленый свет, и сейчас будет третий раз.

— Что ж, он получил то, что заслуживает, — поясняет подруга, и я киваю.

Затем она окидывает взглядом все вокруг, берет меня за руку и смотрит на меня, сияя. Я знаю этот жест, она что-то придумала.

— Что? — спрашиваю я.

— Это гениальная идея!

— Не тяни кота за хвост.

— Ты же любишь свои волосы, да? — спрашивает она. Я киваю. — Я знаю, что тебе очень нравятся твои волосы и что ты ни за что на свете не сделала бы с ними что-нибудь.

— Только не говори, что… — Я не успеваю закончить, как Лондон меня прерывает:

— В парикмахерскую!

Лондон хватает меня за руку и несется в неизвестном направлении. Она явно хотела, чтобы нас обслужили лучшие профессионалы и, конечно же, проверенные.