Расставаясь, мы неожиданно поцеловались – быстро, ровно и без «прибамбасов». Для меня это признание Элика и его поцелуй, были чем-то новым. Он явно считал меня активной компонентой нашего возможного альянса, назовём его дружбой. Это мне и льстило, и пугало меня одновременно. Ну, какой же я активный, знал бы Элик моё прошлое! Но я был так унижен, так оскорблён, так уничтожен своей нынешней ролью в отношениях с Игорем, что мне захотелось чего-то принципиально нового. – Я себя не на помойке нашёл! – вспомнил я мою любимую присказку, и меня охватила обида. Я – красавчик, талантливый танцор, силач, трудя-га, зарабатывающий своим искусством, влачу существование бро-саемого «пидора»! Нет, не на помойке, не на помойке! – повторил я про себя уже твёрдо и бесповоротно, решение было принято.

Завтра же я сказал пришедшему ко мне в гости Игорю, что приболел простудой и не хочу заражать его.

– А может только выпьем, и всё? – предложил обнаглевший вконец Игорь, чем окончательно подписал себе приговор.

Быстро, чтобы не взорваться, я предложил Игорю подождать с недельку, и выпроводил его за дверь, а тот и не настаивал. А вско-

44

ре поступил запрос от руководителя ансамбля, и я тут же вспом-нил об Элике. Тот с радостью согласился на моё предложение, полагая, что всё это делается только для поддержания дружбы. Но просмотр его возможностей и одобрение кандидатуры Элика

качестве танцора ансамбля, доказали ему, что наша дружба на-чалась с делового предложения и повышения его, Элика, статуса

этой жизни.

Мы решили «отметить» это событие, и хоть нам было всего по пятнадцати лет, к вину мы уже приглядывались, как это и по-ложено было в Грузии. Мы взяли пару бутылок шампанского, бу-тылку коньяка, торт и под вечер завалились к отцу на квартиру. Тот был один и грустил. Нашему визиту он был рад (три бутылки!)

удивлён (новый мальчик!). Пока Элик приводил себя в поря-док и мыл руки, я кратко рассказал отцу о новом танцоре наше-го ансамбля. А по училищу он уже знал Элика, по крайней мере, видел его. Знал и его родителей – это были странные люди. Отец

мать, хотя и разведённые, но жили вместе, часто ругались и не пускали к себе никаких посторонних гостей, в том числе и товарищей Элика. Зато сам Элик мог уходить куда угодно, и на сколько угодно – их это мало интересовало. У Элика были свои ключи от квартиры, и он мог приходить домой хоть ночью, хоть утром. Правда, происходило это крайне редко. Телефона дома не было, и Элик спокойно являлся домой даже после школы на следующий день.

Элик отцу понравился, «скромный и работящий парень», – как он его охарактеризовал.

– А как же Игорь? – шепнул отец мне, озорно подмигнув.

вздохнул и решительно ответил, что он, видимо, был прав

отношении Игоря. – «Я себя не на помойке нашёл!» – ответил я ему ставшей любимой моей присказкой, и отец, похлопав меня по плечу, почему-то промолвил по-грузински: «Важкаци хар!» («ты молодец, ты настоящий мужчина», – что-то в этом роде).

– А Элик, что – замена Игорю? – на ушко спросил меня папаша.

– Эх, ты! – поддел я его, – совсем перестал в мужиках разби-раться! Это скорее замена мне! – ответил я ему, чем окончательно озадачил бедного отца.

45

Мы весело уселись на кухне, выпили за встречу, за успех Эли-ка, за дружбу, и традиционный грузинский тост – за родителей. Элик как-то кисло отнёсся к этому тосту, но выпил, кивая на моего отца. Отец же, выпив бутылку коньяка и уже начав переходить на шампанское, несколько разомлел, и уже начал отвешивать на наш с Эликом счёт скабрезные шуточки, как в дверь позвонили. Отец сделал страшные глаза, поднял палец к губам и побежал от-крывать. Через некоторое время он заглянул к нам на кухню, по-вторил свой жест, и с нескрываемым счастьем прошептал: «Это Серж!». Элик вопросительно, но, уже видимо догадавшись обо всём, взглянул на меня. Я кивнул ему, опустив глаза. Элик подви-нулся ко мне и нежно, сочувственно поцеловал в щёку.

– Всё-таки это лучше, чем у меня! – почему-то сказал он мне, – Это как-то человечнее, добрее, да и веселее, чем у меня! – до-бавил он – Давай выпьем за твоего отца, – предложил он, – Ста-нислав (почему-то Элик назвал отца по имени) – бесстрашный человек, он верен себе, и его не сломить! И он хороший, добрый человек, я рад, что у тебя такой отец, мне бы такого! – грустно за-вершил он свой тост.

Мы выпили почти две бутылки шампанского на двоих и поряд-ком захмелели. Как-то одновременно мы взглянули друг на друга долгим взглядом, быстро поцеловались в губы и, не сговарива-ясь, проскользнули в мою комнату. Я был одновременно и воз-буждён, и весь в сомнении – получится ли у меня. Ведь я привык совсем к другому, нет опыта ни физического, ни духовного. Но ведь Элик так нравился мне, его гладкое девичье тело, озорной, зовущий взгляд и бесконечная нежность, казалось, излучаемая им. Я поверил, что если я даже в чём-то ошибусь, что-то сделаю не так или совсем не смогу сделать, то он не только простит, но и поможет. Он поможет, поможет изо всех сил и стараний, он будет рад всему, тому, что получится, только чтобы мы были вместе и хотели друг друга.

И я, к своей радости и даже гордости, вдруг почувствовал себя мужиком, настоящим, стопроцентным мужчиной, как Игорь в тот раз со мной в цветочном поле. И чтобы не промахнуться в чём-то, я повёл себя в точности так же так же, как и Игорь в тот раз

46

со мной. Только поопытней, что ли, или вернее – попредупреди-тельнее, включая пресловутый крем. Элик, к моему удивлению повёл себя, ну в точности так же, как и я тогда с Игорем.

– Что это? – думал я во время нашего прекрасного действа, – инстинкт, обдуманное действие, безусловный атрибут любви, любви однополой, или что? Как всё-таки прекрасно устроен мир! – только и успел напоследок решить я, как всё мыслитель-ное отступило на второй план. Я прикоснулся губами к губам Эли-ка и ощутил, как его полные прекрасные губки так и лезут ко мне

рот. Я с удовольствием засосал их, и в это время у меня всё и произошло.

У нас в комнате играла музыка, слышалось, что и у отца – тоже. Наши тихие стоны никому, кроме нас, слышны не были.

– Какое счастье! – думал я, отдыхая, – я – мужчина, настоящий мужик! И я рядом с таким нежным любимым существом, верным мне и любящим меня! Как я мог так унижаться, не в самом нача-ле, когда я был весь в поиске, как Элик сейчас, а потом, когда я цеплялся за Игоря. Грубого, неверного, изменявшего мне с «не-человекообразными», продававшегося за бутылку, Игоря!

Нет, не жажду мести, не обиду, а только презрение к себе чув-ствовал я сейчас! Никогда, никогда больше я так не унижу себя. Люби и цени себя – и другие будут делать то же. Уйди за минуту до того, пока человек, которого ты любишь, захочет, чтобы ты ушёл.

Но эта вся мудрость – на потом! А сейчас – одно счастье, сча-стье, которое можно ощутить, пощупать, поцеловать и оно тут же поцелует тебя в ответ. Прямо «объективная реальность, вы-раженная нам в ощущениях» – если «по Ленину», не к ночи будет помянуто!