Фалину рассказ Бемби заставил глубоко задуматься, но она сохранила свои мысли про себя.

Когда им снова довелось встретиться, Гобо и Фалина бросились к Бемби со всех ног. Они, как и Бемби, опять были одни.

— Мы тебя все время ищем! — воскликнул Гобо.

— Да, — важно подтвердила Фалина. — Мы знаем теперь, с кем ты встретился.

Бемби подскочил:

— С кем?

Фалина чуть помолчала, затем сказала значительно:

— Это был старый вожак.

— Откуда ты знаешь?..

— От нашей матери, — заявила Фалина.

Бемби изумился:

— Вы рассказали ей мою историю?

Оба кивнули.

— Но это же тайна! — возмущенно воскликнул Бемби.

Гобо тут же принялся извиняться:

— Я ни при чем, это все Фалина…

Но Фалина вскричала весело:

— Ах, что тайна! Мне хотелось знать, кто это был! Теперь мы знаем, и так гораздо интересней!

С этим Бемби не мог не согласиться. Фалина охотно удовлетворила его любопытство.

Это самый благородный из всех оленей. Он вожак. Ему нет равного. Никто не знает, сколько ему лет. Лишь немногим посчастливилось видеть его хоть раз. Нередко по лесу проходит молва, что он умер, — так долго отсутствует он порой. Но затем он покажется на миг, и таким образом все узнают, что он жив. Никто не осмеливается спросить, где он пропадал, — ведь он ни с кем не разговаривает и никто не решится заговорить с ним первым. Его пути никому не ведомы, но знают, что он исходил лес до самых дальних далей. Он презирает опасность. Бывает, олени борются друг с другом, иногда играючи, иногда всерьез, но с ним никто не вступал в единоборство с незапамятных времен. Из его давних соперников ни один не остался в живых. Он великий вождь.

Бемби охотно простил Фалине и Гобо, что они проболтались о его тайне, иначе он никогда не узнал бы столько важных вещей. Но хорошо, что Гобо и Фалине известно не все. Так, они не знают, что великий вождь сказал Бемби: "Ты не можешь быть один? Стыдись!" Да, Бемби поступил правильно, умолчав об этом: ведь Гобо и Фалина все равно проболтались бы, он стал бы посмешищем всего леса.

В эту ночь, когда взошел месяц, вернулась мать. Нежданно появилась она у высокой сосны. Она тихо стояла там и смотрела на Бемби. Он кинулся к ней. Эта ночь принесла Бемби новое переживание.

Мать вернулась усталой и голодной, и они сократили свою обычную прогулку. Они пошли на поляну. Мать стала пощипывать влажную, прохладную ночную траву. Потом они оба принялись за молодые побеги и за этим занятием незаметно углубились в лес. Нежданно и грозно зашумели кусты. Прежде чем Бемби что-нибудь сообразил, мать закричала в смятении и страхе.

— А-о-о! — кричала она. — А-о-о!

Из-за кустов в ровном и сильном шуме, словно гигантские призраки, выступили какие-то невиданные существа. Они походили и на мать, и на тетю Энну, и на других сородичей Бемби, но были такого богатырского роста, что Бемби пришлось сильно задрать голову, чтобы целиком охватить их. И тогда Бемби тоже вдруг закричал во все горло:

— А-о-о!.. Ба-о-о! — Он не понимал, почему кричит, но не кричать не мог.

Процессия медленно прошествовала мимо. Три, четыре богатыря друг за другом. Напоследок появился еще один. Он был еще выше, еще мощнее, с его шеи спускалась густая грива, а голову венчало целое дерево.

Что-то клокотало, рвалось в груди у Бемби, так жутко на душе у него еще не было. Это не было страхом, но никогда еще не казался он себе таким маленьким и ничтожным. Даже мать и та как-то жалко умалилась в его представлении. Стыдясь своего странного чувства, он трубил:

— Ба-а-о-о! Ба-о-о!

Крик приносил некоторое облегчение. Процессия скрылась из виду. Стало тихо. Лишь Бемби время от времени издавал короткий трубный звук.

— Да успокойся же, — сказала мать, — они ушли.

— О мама! — пролепетал Бемби. — Кто они такие?

— Ах, это совсем не так опасно, — сказала мать. — Это наши рослые северные родичи… Да, они велики и благородны, еще благороднее нас.

— И они не опасны? — спросил Бемби.

— По-моему, нет, — ответила мать. — Об этом говорят разное, но стоит ли придавать значение слухам? Мне и моим знакомым они не сделали ничего худого.

— А почему они должны делать нам худое? — размышлял вслух Бемби. — Ведь они наши родственники.

— Да ничего они нам не сделают, — сказала мать. И после короткого молчания добавила: — Я сама не знаю, почему их появление так пугает. Я теряю над собой всякую власть. И так всегда…

Разговор заставил Бемби задуматься. Как раз в эту минуту в ветвях ольхи появился сыч и, по свойственной ему привычке, оповестил о себе душераздирающим воплем. Но Бемби был так погружен в свои мысли, что, вопреки обыкновению, забыл испугаться. Сыч слетел на нижнюю ветку и осведомился:

— Я вас, наверно, испугал?

— Конечно, — ответил Бемби. — Вы меня всегда пугаете.

Сыч тихонько засмеялся.

— Надеюсь, вы на меня не в обиде? — сказал он. — Такая уж у меня повадка!

Он раздулся, став похожим на шарик, погрузил клюв в пушистые грудные перышки и сделал удивительно милое и серьезное лицо.

— Знаете, — доверительно сказал Бемби, — совсем недавно я испугался куда сильнее.

— Что-о? — произнес сыч недовольно.

Бемби рассказал ему о своей встрече с могучими родичами.

— Ох, уж эти родственники! — проворчал сыч. — У меня тоже полно родственников. Стоит мне только показаться днем, как от них отбою нет. А есть ли на свете что-либо столь же ненужное, как родственники? Ведь если они знатнее вас, вам нечего с ними делать, а если нет, то и подавно. Первых мы терпеть не можем за гордость, вторых — за ничтожество. Словом, от родственников лучше держаться подальше.

— Но… я совсем не знаю своих родичей, — робко сказал Бемби.

— Не заботьтесь об этой публике, — прохрипел сыч. — Поверьте мне, — для вящей убедительности сыч закатил глаза, — поверьте доброму совету. Родственники не стоят друзей. Вот мы с вами просто добрые знакомые, и это так приятно для нас обоих.

Бемби хотел было вставить слово, но сыч ему не дал:

— Вы еще так молоды, доверьтесь моему опыту. Я понимаю толк в этих вещах. Впрочем, мне не просто вмешиваться в ваши семейные отношения.

Он глубокомысленно закатил глаза, и его лицо стало таким отрешенным и значительным, что Бемби не отважился возражать…

Однажды случилось страшное…

Утро этого дня выдалось свежее и росистое, на небе ни облачка. Кажется, сильнее обычного благоухал освеженный влагой ночи кустарник, и поляна широкими волнами слала во все концы свои пряные запахи.

— Пи-и! — сказали синицы проснувшись.

Сказали совсем тихо, ведь по земле еще стелился сероватый сумрак. Снова надолго воцарилась тишина. Затем откуда-то сверху прозвучали резкие гортанные голоса ворон. Тотчас откликнулась сорока:

— Ча-ча-га-ра! Уж не думает ли кто, что я сплю?

И тут на разные лады защебетали сотни тоненьких голосов:

— Пиу, пиу, тью, тюить, тюить, тюить, тью!

В этом гомоне еще чувствовались и сон и сумерки, но с каждой минутой он звучал свежее и радостнее.

Но вот прилетел черный дрозд и уселся на верхушке бука. Он выбрал самую высокую веточку, тоненькую и остро прорезавшую голубоватый воздух, и, оглядев простор поверх деревьев, увидел на востоке палево-серое, будто усталое, небо, зацветающее молодой зарей. И дрозд начал свою приветственную песнь. Он был лишь чуть темнее веточки, на которой сидел, его маленькое черное тельце напоминало увядший листок, но его песня ликующим гимном разливалась над лесом.

Все ожило.

Забили зяблики, защелкали малиновки и щеглы. Громко хлопая крыльями, голуби перелетали с ветки на ветку. Орали фазаны, словно у них разрывалось горло. С тугим и мягким шорохом слетали они с деревьев, служивших им для ночлега, и, разорвав гортань металлическим воплем, начинали тихо ворковать. Высоко в небе воинственно и ликующе взывали соколы: