Это месяц-красавец фальгун,- это ног его легкие звоны…
Не звенят ли браслетам в ответ на лиане сапфирной бутоны?
Небу невмочь замыкать уста,
Небо измучила немота,-
Плеснулось оно лазурью, тревогой весны обуяно,
Полнит небесной струей голубые фиалы лиана.
Тенью на дальней скале безмолвье легло голубое,
Ищет, жаждет оно воплотиться в марево зноя,
Канув в безбрежную гладь,
В море свой лик угадать.
Гроздьями нежных цветов ветвей разрешилось молчанье,
Непостижимая тайна в их ровном раскрылась качанье.
Перед свиданием затрепетавшее женщины тело
Сжимало синее сари и речь, задыхаясь, немела,-
Но стали несказанные слова
Беспредельны, как синева.
Небесной радости свет, сквозь голубые туманы,
Затрепетал синевой в бутонах сапфирной лианы.
Это – на голос скитальца ответил путник безвестный,
Лиана познала себя в своей лазури небесной.
Везде, вблизи и вдали,
О, сколько сладостных слов у ашшина, срабона, фальгуна!…
Цветов имена мою душу любовью наполнили юной.
Кто золотому чампаку шлет отзвук звонкоголосый?
Кому аромат нагкешора
[64] струится в смольные косы?
Во влажных, черных глазах -
Жасмин в дождевых слезах.
Розовый пыл олеандра в бряцанье браслетов стозвонных,
В кадамбе с красной пыльцой – отраженье томлений бессонных.
Сапфирная, ты низошла посланницей дальнего мира.
Твой голос звонок и чист, как чаша неба – сапфира,
В потоке непостоянства,
Вне времени, вне пространства,
Ты – голос бога, весна, его голубая причуда,-
Скажи, незнакомка-весна, зачем ты явилась, откуда?
Зачем и откуда? – вопросом встречаю твое новоселье,
Тебе с беспричинной любовью плету из цветов ожерелье.
Воздушные волны струят
Весенний цветов аромат,
И тени манговых рощ дрожат от пчелиного гуда.
Пестрые крылья раскрыл мотылек… Зачем он, откуда?
Как знать – зачем и откуда? Цветы, деревья и травы…
Пред гордой их красотой и восторги души величавы!
Полуденный ветер весенний
Завел в древесные сени
Павлина, и я, изумленный, смотрю на кружки изумруда,
И думаю, и говорю: кто ты? Зачем и откуда?
Робок наш ум и окован, привычки – что облако пыли.
Чужды чудес изумленья, глаза в безразличье застыли.
Что видит разум? – Застой.
Мир дряхлеет пустой.
Но ты обновленье души, весна, ты явила нам чудо.
Любуюсь тобой и тихонько шепчу – зачем и откуда?
Где я поныне живу? Я – гость, я в далеком пределе,-
Твоя голубая краса звучит мне в сельской свирели,
Пусть завершается год,
И в темной одежде идет
Чойтро
[65]… Скоро ты наземь уронишь листву,- но покуда
Чудной цветешь красотой. Зачем ты пришла и откуда?.
Перед гордым светом солнца полон мрак ночной стыда.
Птица в клетке, но для песни нет темницы никогда.
Из отверстья водомета
Устремляясь для полета,
Свет зари благословляет полоненная вода.
Дурги
[67] мощь в себе почуяв, из земли, в заветный срок
С жаркой вестью о свободе пробивается росток.
В людях – та же мощь богини:
Пусть умрете вы,- отныне
Вы бессмертия людского созидаете чертог.
Вы сказали: «Влагу жизни мы испили, став сильней:
Мы бессмертье обретаем, жизнью жертвуя своей.
Кто отвоевал у горя
Свет и счастье, с мраком споря,
Тот в тюрьме познал свободу, внемля музыке цепей!»
Прошедшее встает в моей душе опять,-
Мне двадцать пять:
Давно то было – тридцать лет назад…
Я вижу вновь тот самый дом и сад.
Сюда приехал я закатною порою
На краткий срок. Я помню: за горою
Пылало солнце, полное огня,
Над соснами лицо свое склоня.
На скаты гор ложились тени сосен,
А в облаках вершин темнела просинь.
В день изо дня
Знакомый шум шагов приветствовал меня:
То почтальон являлся длинноногий
На гравием усыпанной дороге:
Он точен был всегда… Как быстро пролетели
Вслед за неделями педели!
Как в давние года, пылает солнце снова
Над рощею сосновой,
И тени вечера звенят, как в те года,
У скал, где горная волнуется вода,
И снова за звездой звезда,
Как в те года,
Молитвы шепчет горному отрогу.
И только на мою дорогу,
Теперь, когда я жизнью утомлен,
Не вышел почтальон.
Но все же почему поверил я надежде?
Сегодня, как и прежде,
На почту, за три мили, без нужды
Пошел я, обогнув сады.
Колеблясь, полчаса я пробродил вокруг.
К почтовым служащим, решившись вдруг,
Я подошел, спросил: «Есть почта мне?» В ответ
Услышал: «Нет».
Задумавшись, в тоске неясной и немой
Я повернул домой.
Когда же к своему приблизился я дому,
Печальному, пустому,
И трепетала в сумраке листва,
Какой-то женщины услышал я слова,-
Сказала спутнику (а в голосе – тревога):
«Будь завтра непременно, ради бога».
Вечерний сумрак скрыл обоих скоро,
Оставив мне обрывок разговора.
Я боль в своей душе почувствовал опять,
Как в те года, когда мне было двадцать пять,
Когда, как песня звезд, мятежно и влюбленно
Шаги звенели почтальона.