II
Он в дымной высоте простерся, недвижимый,
Как образ гибели, ничем не отразимой,
Над жизнью реющий… Он кроется за мглою.
Взгляни: вот кровь пролить летит он над землею.
Взгляни, и страх тебя охватит леденящий:
Вот беркут, над тобой невидимо парящий!
Не промахнется он, когда твой час наступит!
И много ль дней тебе убийца твой уступит?
III
Он двинулся. Плывет в заоблачной отчизне, —
Вот так челнок Судьбы ткет нити нашей жизни.
Спокойно кружится, снижаясь, поднимаясь,
За тучи уходя, в лазури расплываясь.
Лишь крик его звучит, зловещий и голодный!
Так в тишине не раз прорвется плач народный
И ужасом вельмож охватит и смятеньем,
Как гром, подземный гром перед землетрясеньем.
IV
Ты ненавистен мне, парящий надо мною,
За то, что ты в груди скрываешь сердце злое,
За то, что хищен ты, за то, что с высоты
На тех, чью кровь ты пьешь, глядишь с
презреньем ты,
За то, что слабая тебя боится тварь, —
Ты ненавистен мне за то, что здесь ты — царь!
И вот курок взведен, мое ружье сверкает
И пулю грозную под облака бросает.
И на землю не смерть примчишь стрелой падучей,
А собственную смерть ты обретешь за тучей.
И не как божий суд, а словно труп бездушный,
Ты упадешь, суду руки моей послушный.
И не последний ты! Ведь нас, стрелков, — сто сот:
И кто тебе сродни, кто моет кровью рот,
Кто сеет страх и смерть, слабейших братьев
губит, —
От пули не уйдет, когда пора наступит.
А труп мы отпихнем, не говоря ни слова,
И далее пойдем, спокойно и сурово.

‹22–24 октября 1883›

КАМНЕЛОМЫ

Я видел странный сон.
Как будто предо мною
Простерлись широко пустынные края,
А я, прикованный железной цепью злою,
Стою под черною гранитною скалою,
А дальше — тысячи таких же, как и я.
Но, «годы каждому чело избороздили,
Но взгляд у каждого горит любви огнем,
А цепи руки нам, как змеи, всем обвили
И плечи каждого из нас к земле склонили,
Ведь все мы на плечах тяжелый груз несем.
У каждого в руках железный тяжкий молот,
И, как могучий гром, с высот к нам клич идет:
«Ломайте все скалу! Пусть нм жара, ни холод
Но остановят вас! Пусть жажда, труд и голод
Обрушатся на нас, но пусть скала надет!»
Мы встали как один, и, что б нам ни грозило,
В скалу врубались мы и пробивали путь.
Летели с воем вниз куски горы сносимой;
Отчаянье в те дни нам придавало силы,
Стучали молоты о каменную грудь.
Как водопада рев, как гул войны кровавой,
Так наши молоты гремели много раз,
И с каждым шагом мы врубались глубже в
скалы
И хоть друзей в пути теряли мы немало,
Но удержать никто уже не смог бы нас!
И каждый знал из нас, что славы нам не будет,
Ни памяти людской за этот страшный труд,
Что лишь тогда пройдут дорогой этой люди,
Когда пробьем ее и выровняем всюду
И кости наши здесь среди камней сгниют.
Но славы этой мы совсем и не желали,
Себя героями никак не назовем.
Нет, добровольно мы свои оковы взяли,
Рабами воли мы, невольниками стали,
Мы камнеломы все — и к правде путь пробьем.
И все мы верили, что нашими руками
Скалу повергнем в прах и разобьем гранит,
Что кровью нашею и нашими костями
Отныне твердый путь проложим, и за нами.
Придет иная жизнь, иной день прогремит.
И знали твердо мы, что где-то там на свете, Который нами был покинут ради мук,
О нас грустят отцы, и матери, и дети,
Что всюду лишь хулу порыв и труд наш
встретил,
Что недруг мае клянет и ненавидит друг.
Мы знали это всё. Не раз душа болела.
И горя злой огонь нам сердце обжигал;
Но ни печаль, ни боль израненного тела
И ни проклятья нас не отвлекли от дела —
И молота никто из рук не выпускал.
И так мы все идем, единой волей слиты,
И молоты несем, пристывшие к рукам.
Так пусть мы прокляты и светом позабыты!
Но к правде путь пробьем, скала падет, разбита,
И счастье всех придет по нашим лишь костям.

‹1878›

ИЗ РАЗДЕЛА «ПРОФИЛИ И МАСКИ»

ИЗ ЦИКЛА «ПОЭТ»

ПЕСНЯ И ТРУД

Песня, подруга моя ты, больному
Сердцу отрада в дни горя и слез,
Словно наследство из отчего дому,
К песне любовь я навеки принес.
Помню: над малым парнишкой порою
Мать запоет, и заслушаюсь я;
Только и были те песни красою
Бедного детства, глухого житья.
«Мама, голубка, — я мать умоляю, —
Спой про Ганпусю, Шумильца, Венки!»
«Полно, сыночек! Пока распеваю,
Ждет, не минует работа руки».
Мама, голубка! В могилу до срока
Труд и болезни тебя унесли,
Песни ж твои своей правдой высокой
Жаркий огонь в моем сердце зажгли.
И не однажды та песня, бывало,
В бурях житейских невзгод и тревог
Тихий привет, будто мать, посылала,
Силу давала для тяжких дорог.
«Стойким будь, крепким будь, — ты мне
твердила, —
Ты ведь но паном родился, малыш!
Труд, отбирающий все мои силы,
Выведет в люди тебя, поглядишь».
Верно, родная! Совет твой запомнил!
Правду его я не раз испытал.
Труд меня жаждою жизни наполнил,
Цель указал, чтоб в мечтах не блуждал.
Труд меня ввел в тайники вековые,
В глуби, где песен таится родник,
С ним чудеса прояснились земные,
С ним я в загадку всех бедствий проник.
Песня и труд — две великие силы!
Им до конца обещаю служить:
Череп разбитый — как лягу в могилу,
Ими ж смогу и для правнуков жить!

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: