— В тот год, когда мама умерла, она купила хрустальную звезду, какие ставят на верхушке елки. — Тэйлор бросила взгляд на Дрю, чтобы убедиться, что тот понял, о чем идет речь Тот кивнул, и она заговорила вновь: — На упаковке она написала мое имя и положила ее вместе с моими игрушками, потому что знала, что уже не… что у нее не хватит сит дотянуть до Рождества. А я узнала про эту звезду только тогда когда раскрыла свою коробку. И когда я это сделала, то обнаружила записку; в ней она просила меня не тревожиться, заявляла, что всегда любила меня, и что я всегда смогу ее отыскать, если просто подниму голову и посмотрю вверх.

Глаза ее наполнились слезами, но она удержалась и не расплакалась. Обрадовавшись, Тэйлор слегка улыбнулась Дрю:

— Звезды и я давно дружим друг с другом, хотя мы беседуем уже не так часто, как в те времена, когда мальчики были еще совсем детьми.

В этот момент Дрю понял, что, как ни обманывай себя, он никогда не сможет предоставить Тэйлор самой себе. За исключением Ноя, не было на свете такого существа, которое ему бы хотелось в большей степени взять под свою защиту. Она льнула к нему как-то инстинктивно, как-то так, чему он не мог подобрать точного определения. Точно так же, как она прильнула к нему в тот день после похорон и когда утешение превратилось в нечто большее. В нечто незабываемое. В нечто, как он полагал, непростительное.

— Ладно! Хватит! — объявила Тэйлор, утирая глаза. — Я всегда становлюсь сентиментальной, когда дело касается Рождества. Обещаю, что больше не буду так себя вести.

— Не надо, — хриплым голосом проговорил Дрю. Ему претила сама идея контроля Тэйлор над своими эмоциями ради него. В детстве и отрочестве, а также в браке он с такого рода вещами сталкивался не часто. — Не стоит обещать.

— Тебе нравятся слезливые женщины?

— Мне нравятся откровенные и честные женщины.

Потрясенная неожиданной прямотой ответа, она ушла от его взгляда и отвернулась в сторону. Расправив ноги, Тэйлор встала и вернулась к коробке с лампочками.

— Судя по тону реплики, честность и откровенность представляли собой проблему в той обстановке, в которой ты жил.

— Я слишком редко сталкивался с эмоциональной честностью и потому хочу сберечь для себя ту, что попадается на моем пути. У меня в доме эмоциям волю не дают. Все, что я узнал о настоящей семье, я узнал в этом доме.

Тэйлор побледнела.

— Господи, да ведь мы тут воюем, как кошка с собакой. Еще вчера я призналась себе, что хочу прикончить всех своих братьев.

— Но ведь ты этого не сделала.

— Конечно, нет! Я же их люблю.

— В точку!

Нахмурившись, Тэйлор извлекла из коробки последние две гирлянды. И стала медленно разматывать и проверять провода, чтобы дать себе время собраться с мыслями. А когда, наконец, она ответила, то сообразила, что содержавшийся в его словах намек был многозначительно страшен.

— Значит, ты хочешь сказать, что в твоей семье не любят друг друга?

Дрю кинул записную книжку на дальный столик и встал. Он начал расхаживать по комнате, ероша волосы на затылке. Остановился перед трехстворчатым окном, перед которым расстилалось белое одеяло, сотканное вчерашним скудным снегопадом. На первый взгляд, мир выглядел прекрасно, все блестело и сверкало, но при внимательном рассмотрении обнаруживались плешины и пролысины, а также места, где землю покрывал не выпавший снежок, а тоненькая корочка льда.

Белые пятна, перемежавшиеся с черными, напомнили ему детство, испытываемые им огорчения от того, что он знал, чего хочет, но не знал, как этого добиться. Жестокими его родители не были. Они просто не были любящими. Гражданский долг для них значил больше, чем долг семейный. И когда Дрю, наконец, заговорил, то так и не отвел взгляд от окна.

— Если смысл твоего вопроса заключается в том, любили ли мои родители меня так, как я люблю Ноя, то я отвечу: «Нет». Они содержали меня в тепле и гладили по головке, точно щеночка, но этим и ограничивалась их нежная любовь и забота. — Он пожал плечами, так и не отходя от окна. — Вот почему это Рождество для меня так важно. Я хочу, чтобы Ной получил больше, чем имел я. Я уже потерял пять лет, которые никак не вернешь. Иногда я задумываюсь, а сумею ли я все это наверстать. А еще чаще я начинаю сомневаться, отец ли я на самом деле. Ибо доверие ребенка — самая хрупкая вещь на свете.

Глядя на широкие плечи Дрю, Тэйлор осознавала, какой груз они на себе несли. Тот же самый, что несла она уже много лет. Она прекрасно понимала, чего он ищет, пристально вглядываясь в пейзаж за окном, — какого-нибудь знака, гарантии того, что в конце все будет хорошо. Она хотела бы подать ему этот знак сама, но не могла. Да и никто не смог бы.

И она негромко проговорила:

— Зато это самая чудесная вещь на свете: когда маленькая, крохотная ручонка лежит в твоей руке. Дети думают, что так их можно защитить от всех бед на свете. Найти ответ на любой вопрос.

— Ах, да, вопросы. Тут встает еще одна проблема, — задумчиво произнес он и обернулся. — Как отвечать на такие вопросы?

— Какие?

— Например: «Почему Господь не сложил в складки весь Арканзас?»

— Сложил в складки?

— В смысле, превратил в горы. Мы ехали со стороны Аризоны. И когда миновали Озаркские горы, то Ной заметил, что прилегающая к ним часть штата представляет собой равнину, и был весьма разочарован.

Тэйлор расхохоталась.

— Такое стоило услышать! «Почему Господь не сложил в складки весь Арканзас?»

— А меня этот вопрос буквально встряхнул. — Дрю обошел угол дивана и снова сел. — Тем более, я тогда еще не пришел в себя от предыдущего.

— Боюсь даже спрашивать, что это был за вопрос.

— Ему хотелось знать, была ли вода изобретена уже тогда, когда я был еще молод.

Тэйлор хохотала до того громко и заразительно, что вынуждена была прикрыть рот. А когда пришла в себя, то картинно оглядела Дрю с ног до головы.

— По-моему, ты выглядишь не старше, чем колесо.

— Думаешь, от этого я буду чувствовать себя лучше?

— А разве нет? — Она раскрыла глазки так, что они, по ее представлению, должны были бы казаться круглыми голубыми озерами невинности.

— Ни в малейшей степени.

— Значит, ты и на самом деле не чувствуешь себя старым? — внезапно проговорила она, припоминая, что у них сегодня уже был разговор насчет возраста.

— Только не старым. Скорее, отставшим на два шага от остального мира. Словно я опоздал взять старт.

Да, это их тоже объединяет, с грустью обнаружила Тэйлор. Им обоим представляется, что, двигаясь в желанном для себя жизненном направлении, они опоздали взять старт. Тэйлор начала осознавать, насколько для нее опасно проводить продолжительное время в обществе Дрю. Она слишком хорошо его понимала И безо всякого труда могла в него влюбиться.

— Лучше поздно, чем никогда, — заявила она ему, засовывая все гирлянды обратно в коробку и намереваясь оттащить ее в коридор.

— Давай, я это сделаю.

Гораздо быстрее, чем она бы сочла возможным, Дрю очутился рядом с нею на коленях. На мгновение они оказались плечом к плечу. Его огромные руки скользнули по ее рукам прежде, чем он убрал их с коробки. Он встретился с нею взглядом и посмотрел на нее в упор так, что согрел ее всю изнутри и лишил ее равновесия. Она поймала себя на том, что тянется за поцелуем, представляющимся ей неизбежным.

— Куда? — спросил он, швырнув ее этим вопросом с ужасной силой с неба на землю, как только она сообразила, что он имеет в виду коробку, а не поцелуй.

— В… в коридор, рядом с вешалкой. Один из мальчиков развесит после церкви.

Безо всякого труда он поднял неуклюжую коробку. И пока он ставил ее, где было указано, Тэйлор оттянула перед майки и стала обмахиваться, пытаясь разложить по полочкам свое поведение в ответ на его близость. У нее уже давно не было настоящих свиданий с поцелуем в конце. В том-то и дело, заверила она себя. Она просто не поняла намерений Дрю. Она давно не практиковалась в играх, где надо парировать удар партнера с постельным выражением лица. Вздохнув про себя, она вынуждена была признать, что давно не практиковалась и в области других занятий, связанных с мужчинами.