— Все хорошо, Михалыч, мы нашли с ним общий язык.

Дальше мой выход. Не смотреть в зал. Слушать музыку. Ее тепло, обволакивающее, нежное. Она руководит мной. То, что я делаю, рождается помимо моей воли. Танец – это жизнь.

Но он рано или поздно кончается. Я без эмоций иду к Туманову. Не захожу в гримерку, чтобы смыть пот, текущий с меня рекой, как он и просил. Денис отодвигает мне стул, падаю на него. Все еще тяжело дышу. Туманов привычно курит, будто бы и не замечает, что я тут.

— Можно попить? – тихо прошу я. В горле пересохло.

Мужчина отдает мне свой стакан, и я залпом его выпиваю.

— Еще?

— Нет, спасибо, — я сама вежливость.

— Ты красиво танцуешь. Не хочу тебя калечить. Ты будешь послушным мальчиком?

Я знаю, что это не просто вопрос. Это будто контракт между нами. Скажу да - подпишусь. Нет – тоже подпишусь. Просто киваю. Да, я буду послушным. Да, с меня хватит унижений. Да, я боюсь за жизнь Ринаты и Али.

— Молодец, — как он может так безмятежно улыбаться? – Я буду приходить каждую пятницу. Танцуй для меня.

Снова киваю. Он сидит до конца шоу, которое, наверное, видел уже раз десять. Денис стоит позади меня. Близко. Будто боится, что я что-то сделаю его хозяину. Но я уже ничего не сделаю.

<center>***</center>

Каждый рассвет не похож на предыдущий, да? И что за умник это сказал? Они все для меня на одно лицо. Просыпаюсь в холодном поту посреди ночи и не могу больше уснуть. Лежу, жду солнце. Как обозначение конца моего кошмара. Но оно не согревает. Отражается от недавно выпавшего снега, печально и безразлично, словно это и не его работа дарить нам тепло. Я бы даже сказал — брезгливо.

Считаю недели по пятницам. Пятница – значит, неделя подошла к концу. Каждую пятницу я выступаю. Каждую пятницу после выступления я иду к нему. Сажусь за его столик, где меня уже ждет вода. Он никогда ничего не заказывает в самом заведении. Только берет с собой. Опасливый. Денис привычно позади меня. Он действительно опасается, что я что-то сделаю его хозяину?

Иногда Туманов берет меня в другие клубы, загородные дома. Ему нравится, когда я танцую для его партнеров или друзей. Хотя я сомневаюсь, что этот человек может кого-то назвать своим другом.

Рината уволилась из клуба. Не знаю, что с ней и где она. Даже не вспоминаю наш глупый перепихон по пьяни. Михалыч ругается, что я занимаю один гримерку, выступая лишь по пятницам.

А мне все равно. Вообще.

Прихожу домой. Сажусь за телевизор и не помню ничего из того, что смотрел. Понимаю, что, наверное, меня сломали. Как-то странно. Я же хотел заставить Туманова убить меня. Избавиться от всего этого. Почти получилось…

Я даже не хочу умереть больше.

Сколько так продолжается – не знаю. Недели, месяцы… Новый год я встретил в одиночестве. Перед телевизором. Без привычного оливье и шампанского. Как любой другой день.

<center>***</center><center>***</center>

Я стоял у открытого настежь окна и смотрел вдаль. Думал ни о чем. Прекрасная, кстати, тема для размышлений. Стук в дверь удивил меня. Давно уже не слышал его. С друзьями я предпочитал не общаться, Рината не появлялась уже несколько месяцев, ну я сам так захотел. Соседи? Бреду открывать. Денис. С таким же железобетонным выражением лица.

— Что не вышиб дверь? – без интереса спрашиваю я.

Он отодвигает меня, проходит на кухню. Открывает холодильник, ставит чайник. Я, вздохнув, следую за ним. Сажусь на стул, прижимаюсь к стене спиной. Просто оставьте меня все в покое. Денис наливает кипятка в чашку, кидает чайный пакетик. Подумав, добавляет две ложки сахара. И сразу отпивает. Как можно пить такое горячее? Я минут пять жду, пока остынет. Недобрый взгляд карих глаз.

— Ну что?

— Что? – пожимаю плечами я.

— У тебя пустой холодильник.

— Не успел купить продукты.

— Как обычно?

— О чем ты? – я тру виски. Почему-то в последнее время болит голова.

— Ты себя в зеркале видел?

Вздыхаю:

— При чем тут зеркало?

Мужчина с грохотом отставляет чашку и хватает меня за руку. Тащит к зеркалу во весь рост в прихожей. И что? Вот он я. Вижу эту рожу каждый день.

— Ты стал ходячим скелетом.

Ну, по сравнению с Денисом я и правда худоват. Но… кому какое дело? Мужчина хватает меня за плечи и разворачивает к себе:

— Что, это твоя цель?

Совершенно не понимаю, о чем он. Зачем он вообще пришел?

— Какая цель?

— Ты на ходячий труп похож!

Впервые слышу, чтобы он повысил голос. Это звучит опасно, но я улыбаюсь. Сбрасываю его руки и произношу:

— Тебя это так волнует?

Он отступает на шаг. Молчит долго. Бросает:

— Придурок.

— Ты за этим пришел?

— Говорю же, придурок.

Денис смотрит на меня с неприкрытой жалостью и уходит.

========== Часть шестая ==========

Сегодня пятница.

Как обычно танцую, потом сижу с Тумановым. Сегодня не в зале, а в отдельном кабинете. Он курит, так много, что вокруг плывет сизый дым.

— Мой маленький друг, — улыбается мужчина мне. Как самому близкому человеку во вселенной. – У нас сегодня большой день. Я совершил сделку века.

Он смеется. Не спрашиваю ничего. Сделка, так сделка. Его глаза лихорадочно блестят. Наркотики? Хрен его знает почему.

— Ты танцевал сегодня особенно.

Склоняю голову, принимая похвалу. Ни черта я особенно не танцевал. Я вообще перестал танцевать. Совершаю лишь механические, заученные движения.

— Я заказал лучшее шампанское. Отпразднуем?

Интересно, что бы он сделал, ответь я отказом? Не смешно даже думать об этом, если честно.

В кабинет влетает Михалыч. Расплывается в льстивой улыбке, что-то говорит. Из потока невразумительной речи, я могу понять лишь то, что шампанского, заказанного Тумановым нет.

— Оно же значится в меню, – я чувствую лед в его голосе, несмотря на показную приязнь. И, вдруг, очень четко понимаю, что сейчас что-то произойдет. Это вырывает меня из бесконечного оцепенения, в котором я нахожусь вот уже несколько месяцев. Во рту пересыхает, а сердце с удвоенным рвением разгоняет кровь.

— Значится, — кивает Михалыч, — мне так жаль, просто…

Что там было «просто» я уже не услышал. Прозвучал выстрел. Он оглушил меня. С тупым выражением лица смотрю, как на его бордовой рубашке, пуговицы которой расходятся на пузе, появляется темное пятно. Оно расползается. До меня доходит. Я кричу. Кидаюсь к Михалычу, хватаю его за плечи, трясу. Открываю и закрываю рот. Ничего не могу сказать. Но уже мгновенья спустя кричу:

— Скорую!

Оборачиваюсь на Туманова. Он сидит и смотрит. Так, будто перед ним разыгрывается увлекательнейшее представление.

Но мне все равно.

Я ползу к нему, тяну к нему руки, захлебываюсь:

— Пожалуйста, вызови скорую, пожалуйста, пожалуйста…

Он улыбается. Безумно. Довольно.

— Умоляю…

Вцепляюсь в его ногу намертво. Он оказывается невероятно сильным. Хватает меня за плечи, тянет к себе на колени, шепчет на ухо:

— Я не буду ему помогать, он сам виноват…

— Пожа… — перебиваю я его, но Туманов закрывает мой рот своими пальцами:

— Ты все поймешь. Потом. Успокойся, он не стоит этого.

Я дрожу, будто часа два простоял на улице в лютую стужу. Туманов прижимает меня к себе, укачивает. Слезы не переставая льются по моему лицу. На его дорогущую рубашку, на его шею, на его теплые руки.

— Я привязался к тебе, мой маленький, — слышу его голос, — ты прекрасно танцуешь. Я никогда не отпущу тебя.

Мне кажется, что все это сон. Да. Нет в трех шагах от меня трупа Михалыча, моего Михалыча, который дал мне шанс на эту гребаную жизнь. Не я сижу на коленях у самого ужасного человека, которого я только мог представить своим небогатым воображением. Нет охранников, которые замерли и ждут приказа убрать тело. Среди них нет Дениса, который не такой, как все, не смотря на его вечно каменную рожу.

Сколько проходит времени… Не знаю. Туманов просто говорит: