_______
1 ) Roederer, III, 541 (2 февраля 1809): «Да, я люблю власть; но я люблю ее как художник... Я ее люблю, как музыкант любит свою скрипку; люблю ее, потому что могу извлекать из нее звуки, аккорды, гармонии».
Вот еще характерные слова (Roederer, 111,353, 1 декабря 1800): «Если бы года через три или четыре я умирал от лихорадки у себя на кровати и если бы, чтобы окончить мой роман, я захотел написать завещание, я сказал бы народу, чтобы он остерегался военного правительства; я бы ему посоветовал выбрать себе гражданского носителя власти».
48
ЧАСТЬ II.
I.
Если присмотреться поближе к современникам Данте и Микельанджело, то становится ясным, что своим нравственным складом они отличаются от нас еще больше, чем умственным 1). Триста лет полицейского режима, жандармерии и судебных учреждений, социальной дисциплины, мирных нравов и наследственной цивилизации притупили в нас силу и пыл прирожденных страстей. Но он оставались еще нетронутыми
1 ) Можно найти подтверждение в текстах и фактах, приведенных в моей Философа Искусства, т. I, ч. II, гл. [V. — Другие аналогии, распространяться о которых здесь было бы слишком долго, встречаются у него, главным образом, в сфере любви и воображения. У него была некоторая склонность признавать чудесное, предчувствия, а иногда даже и невидимое таинственное общение существ... Я видела, как он восторгался шелестом ветра, с каким воодушевлением говорил о рокоте моря, а иной раз бывал не прочь считать и ночные видения не лишенными некоторого правдоподобия; наконец, ему не были чужды и кое-какие суеверия. ( M - me Remusat , I, 102 и III, 164).— Meneval ( III , 114) отмечает крестное знамение, которым он осенял себя невольно при обнаружении какой-нибудь серьезной опасности или важного события. — В период консульства иной раз, в дамском обществе, по вечерам, он импровизировал и декламировал такие трагические «новеллы» в итальянском вкусе, которые сделали бы честь любому средневековому рассказчику. ( Bourrienne , VI, 387, приводит одну из таких импровизаций. — Сравните M - me de - Remusat , I , 102). — Что касается любовных чувств, то его письма к Жозефине, во время итальянской кампании, дают лучший образец итальянской страстности и составляют весьма любопытный контраст с чувством меры и с изяществом его предшественника Богарнэ. ( M - me de - Remusat , 1,143). — Его остальные романы на чисто физической подкладке слишком не поддаются описанию; я собрал по этому поводу несколько изустных деталей, почти все из первых рук и самой достоверной подлинности. Достаточно будет привести цитаты из уже опубликованных текстов. Если верить Жозефине, у него не было никаких нравственных принципов: «разве он не соблазнил всех своих сестер одну за другой?» «...Я человек иного порядка, чем все остальные», говорил он сам, «всякие законы нравственности и приличия писаны не для меня». ( M - me de - Remusat , I , 204, 206). — Отметьте еще (II, 350) предложение, которое он делает Корвизару. — Все это сплошь чувства, нравы и мораль великих итальянских личностей эпохи Возрождения.
49
в Италии, в эпоху Возрождения; внутренние переживания в человеке были тогда живее и глубже, чем в наше время, желания настойчивее и неудержимее, сила воли упорней и необузданней, чем у нас. Что бы ни было в человеке пружиною его деятельности, будь то гордость, честолюбие, ревность, ненависть, любовь, алчность или чувственность, внутренняя пружина эта напрягается с такой силой и развертывается с такой энергией, какая нам уже давно неведома. И вот он снова возрождаются в этом великом пережитке XV века. Во всех проявлениях своего нервного аппарата он подобен своим итальянским предкам; никогда, даже среди Малатеста и Борджиа, не встречалось такого деятельного и восприимчивого мозга, с способностью к таким мощным электрическим зарядам и разрядам; мозга, в котором внутренние грозы были бы более непрерывными и бурными, молнии более внезапными и удары неотразимыми. Ни одна мысль не остается у него чисто умозрительной; ни одна не бывает простою копией действительности или простым отражением возможного; каждая вызывается в нем сильным внутренним толчком и стремится непосредственно перейти в действие; каждая рвется и несется к своей конечной цели и достигла бы ее, не останавливаясь, если бы не была сдержана и обуздана силою 1).
Иногда она прорывается так неожиданно и бурно, что никакая узда не успевает ее сдержать. Как-то раз, в Египте 2), он пригласил к себе на обед несколько дам француженок, и посадил с собою рядом хорошенькую особу, мужа которой он только что услал во Францию; вдруг он, как бы нечаянно опрокидывает на нее графин с водой, и под предлогом необходимости привести в порядок ее туалет, увлекает ее в свои комнаты и остается там с нею наедине очень долго, так долго, что гости, оставшиеся за прерванным обедом, начинают переглядываться. — В другой раз, в Париже, в эпоху Конкордата 3), он говорит сенатору
________
1 ) De Pradt, Histoire de l'ambassade dans le gran d-duché de Vars o v i e, p. 96: «Император полон желания в момент зачатья его мысли; она превращается в страсть при своем рождении».
2 ) Bourrienne, II, 298. — De Ségur, I, 426.
3 ) Bodin, Recherches sur l'Anjou, II, 525.— S ouvenirs d'un nonagénaire, par Besnard. — Sainte-Beuve, Causeries de lundi, глава о Вольнэе .— Miot de Melito, I, 297. Он хотел усыновить сына Людовика и сделать его королем Италии; Людовик отказался, ссылаясь
Вольнэю: «Франция хочет религии». Вольнэй сухо и смело ему отвечает: «Франция хочет Бурбонов». В ответ на это он получает такой удар ногой в живот, что падает без сознания; его поднимают, переносят к одному из друзей, где он вынужден оставаться несколько дней в постели.
Нельзя себе представить человека более раздражительного и вспыльчивого; тем более, что часто он намеренно бросает поводья и дает волю своему гневу, потому что, взорвавшийся кстати, да еще при людях, гнев этот вселяет ужас, вынуждает на уступки, поддерживает повиновение; а вспышки эти, полу-расчетные, полу-невольные, не только облегчают его самого, но порою и выручают, как в частной, так и в общественной жизни, как с посторонними, так и со своими, в сношениях с учреждениями, с папой, с кардиналами, с посланниками, с Талейраном, с Беньо, с первым встречным 1), когда ему нужно показать себя и держать людей в струне.
Народ и армия считают его невозмутимым; но вне поля сражения, где он на себя надевает бронзовую маску, вне официального
_________
на то, что такая слишком явная милость может снова вызвать к жизни толки, которые ходили когда-то по поводу рождения этого ребенка. В ответ на это Наполеон, взбешенный, схватил принца Людовика поперек туловища и со страшной силой вышвырнул его вон из комнаты. — Mémorial, 10 октября 1816. Наполеон рассказывает, что на последнем заседании в Кампо-Формио, чтобы покончить с упорством австрийского уполномоченного, он вскочил, схватил со столика фарфоровый сервиз, разбил его о паркет и сказал: «Так я разобью через месяц и вашу монархию». (Буррьенн оспаривает этот случай).
1 ) Varnhagen von Ense, Ausgewählte Schriften, III, 77 (публичная аудиенция , 22 1юля 1810). Вначале Наполеон говорил с посланниками русским и австрийским довольно сдержанно, заставляя себя держаться в пределах вежливости; но в конце концов он не вытерпел. Встретив какое-то совершенно неизвестное и непричастное к делу лицо, он бросается на него, допрашивает, распекает, угрожает ему и долгое время держит его в самом унизительном положении. Ближайшие свидетели этой выходки, наблюдавшие ее не без некоторого внутреннего страха, уверяли потом, что этот приступ ярости не оправдывался решительно ничем, что Император просто искал выхода своему скверному настроению, что он преднамеренно обрушился на этого злополучного человека, чтобы нагнать страху на остальных и заранее отбить всякую охоту сопротивляться.