Пусть эта экспедиция, при тогдашнем состоянии Франции и Европы, прямо противоречит интересам общества, пусть Франция лишается таким образом своей лучшей армии и шлет свой главный флот почти на верную гибель — что за беда! Лишь бы Бонапарт нашел для себя, в этом огромном и совершенно бесполезном предприятии, то дело, в котором он нуждается, новое и широкое поле деятельности, громкие победы, которые как трубный глас пронесли бы через моря и долы его обновленную славу! В его глазах армия, флот, Франция, человечество существуют только для него, созданы только к его услугам. И если для того, чтобы он мог окончательно утвердиться в этом убеждении, нужен был еще один урок практической мудрости вещей, то он был заготовлен для него в Египте; бесконтрольный, неограниченный властелин, в соприкосновении с низшей человеческой расой, он чувствует себя там султаном и осваивается с этим 1). В его отношении к человеческому роду отпадают последние сомнения и последняя совестливость: «Я совершенно охладел к Руссо, говорит он позднее, с тех пор как увидел Восток: дикарь это та же собака» 2); а в цивилизованном человеке сквозит все тот же дикарь: если мозг и отшлифовался, то инстинкты остались без изменения. Как одному, так и другому нужен хозяин, тот маг и волшебник, который покорял бы его воображение, дисциплинировал бы его и не давал ему кусаться некстати, держал бы его на привязи, заботился бы о нем и, время от времени, брал бы с собой на охоту; повиновение — его удел; он не заслуживает лучшего, да и не имеет других прав.
Став консулом, а потом императором, он широко применяет свою теорию, и ежедневный опыт у него под рукой дает этой теории все новые и постоянные подтверждения. По
_________
или какое-нибудь назначение, которое, при всем блеске своем все-таки ставило бы его в зависимость от Директории.
1 ) M-me de Rémnsat, I , 142: «Жозефина сильно жаловалась на то, что путешествие в Египет изменило его настроение и развило в нем мелочной деспотизм, от которого ей приходилось после этого столько страдать».—N otes (inédites) par le comte Chaptal (слова Бонапарта к поэту Лемерсье, который имел возможность сопровождать его на Восток, где он ознакомился бы со многими сторонами человеческой природы): «Вы увидели бы страну, где государь ни во что не ставит жизнь своих подданных и где каждый подданный ни во что не ценить свою жизнь; вы бы излечились от вашей филантропии».
2 ) Roederer, III, 461 (12 января 1803).
67
его первому мановению французы покорно падают ниц перед ним и безропотно пребывают в этом положении, как вполне естественном: меньшая братья, крестьяне и солдаты — с собачьей преданностью, сильные мира сего, сановники и всякие чины — с каким-то византийским раболепством.
Со стороны республиканцев — ни малейшего сопротивления; напротив, среди них он находит лучшие орудия своей системы и своего правления, сенаторов, депутатов, членов Государственного Совета, судей и администраторов всех родов 1). Очень скоро, за проповедью свободы и равенства, он прозревает их властные инстинкты, потребность командовать и стоять впереди, хотя бы в качестве подчиненных, а у большинства из них, сверх того, еще и ненасытную жажду наживы и наслаждений. Разница между делегатом комитета общественной безопасности и министром, префектом или подпрефектом Империи — очень невелика; тот же человек, только в разном одеянии: сначала в республиканской карманьолке, а потом в шитом мундира. А если случайно и попадается какой-нибудь неимущий, суровый пуританин, в роде Камбона или Бодо, который не желает напяливать на себя официальную форму, или если какие-то два, три якобинских генерала, в роде Лекурба или Дельма, ворчат и протестуют против помпы коронационных торжеств, то Наполеону слишком
_________
1 ) Сопоставьте la Révolution, 11,381. (Примечание I, о положении, которое заняли члены конвента, пережившие революцию). Например, Фуше — министр, Жан-Бон Сент-Андрэ — префект, Друэ (из Варенны) — супрефект, Шепи (из Гренобля) — генеральный полицейский комиссар в Бресте; 131 цареубийца занимают государственные должности; среди них встречается 21 префект и 42 членов суда. — Иногда какой-нибудь случайно сохранившийся документ дает живое представление о той или иной личности. (Bulletins hebdomadaires de la censure, a n n é e s 1810 et 1814, опубликованные Тюро в la Revue critique, 1871): «Захвачено 240 экземпляров порнографического литературного произведения, напечатанного за счет г-на Паллуа, который и был его автором. Этот Паллуа пользовался некоторой известностью во время революции; он был одним из знаменитых патриотов предместья Сент-Антуана. Учредительное собрание пожаловало ему земельный участок Бастилии, а он разослал оставшиеся на нем камни по всем коммунам. — Это был тип веселящегося господина, который соблаговолил написать, и очень плохим стилем, довольно грязную историю своих похождений с одной из девиц Пале-Рояля. Он очень добродушно отнесся к аресту, вполне удовлетворенный несколькими экземплярами своего веселого произведения, оставленными ему полицией. Он полон самого безмерного восхищения и горячей привязанности к особе Его Величества и изливает свои чувства весьма пикантно, в стиле 1789 года».
хорошо известен их умственный уровень и он может смотреть на них просто как на ограниченных невежд и фанатиков идеи.
Что касается культурных и образованных либералов 1789 года, то их место он определяет одним словом: это «идеологи»; другими словами, их так называемая просвещенность просто салонные предрассудки и кабинетные измышления; «Лафайет в политике — ничто; вечная игрушка людей и обстоятельств 1)». Остается, правда, за Лафайетом и еще некоторыми другими кое-какая досадная мелочь, я хочу сказать: доказанное бескорыстие, постоянная забота о благе народа, уважение к личности, чистая совесть, порядочность, чистосердечие, словом, чистые и прекрасные побуждения. Но Наполеон не хочет признавать этих ограничений своей теории; говоря с людьми, он прямо в лицо отказывается признать их нравственное благородство: «Генерал Дюма, — стремительно обращается он к Матье Дюма, — вы были в числе тех дураков, которые верили в свободу? — Да, Ваше Величество, был и продолжаю быть в их числе. — Значит, вы, как и другие, поддерживали революцию из честолюбия? — Нет, Ваше Величество; да к тому же расчет был бы очень неверен, ведь с 1790 года я не сделал вперед ни шагу. — Вы просто не отдавали себе отчета в своих побуждениях; вы не могли быть так непохожи на других; личный интерес всегда впереди. Да вот вам пример, Массена; ведь, казалось бы, довольно на его долю выпало и почестей и славы; а он все еще не удовлетворен, хочет быть принцем, как Мюрат и Бернадот; завтра же пойдет на смерть, чтобы стать принцем; таково основное побуждение французов 2)».
_________
1 ) Mémorial, 12 Jain , 1816.
2 ) Mathieu Dumas , III , 364 (4 {юля 1809, за несколько дней до Ваграма)— M-me de Rémusat, I , 105: «Я никогда не видела, чтобы он позволил, никогда не видела, чтобы он оценил прекрасный поступок».—I, 179. Вот толкование, которое он дает милосердию Августа и его словам: Будем друзьями, Цинна: «Я понял этот поступок, как хитрость деспота, и я одобрил, как расчет, то, что счел бы вздорным, как чувство». — Notes (inédites) par le comte Chaptal: «Он не верил ни в честность, ни в добродетель, и очень часто называл эти два понятия отвлеченными: вот что делало его и недоверчивым и безнравственным...» «Он не знал чувства великодушия: оттого-то в его обществе и царила такая сухость, оттого у него никогда и не бывало друзей. Он смотрел на людей, как на презренную монету, или как на оружие».