4. Третье соображение, которое стоит отметить - следующего рода: христиане первых времен были воспламенены столь горячим усердием к совершению величайших подвигов, что сплошь и рядом принимали божественные наставления за прямые предписания. “Христиане, - по словам Афинагора, - не подают жалоб в суд на похитителей их имущества”. По словам самого Сальвиана, праведность христианина состоит в отказе от самого предмета спора ради освобождения от судебных тяжб.
Однако же изложенное в столь общей форме правило это может быть, пожалуй, лишь увещанием к более совершенной жизни, но не может стать заповедью48. Подобным же образом большинство древних христианских учителей отвергает всякую клятву, не допуская никаких исключений, между тем как Павел клялся в важных случаях жизни. По Татиану, христианин “отвергает должность претора”; у Тертуллиана - “христианин не добивается даже должности эдила”. А. Лактанций (кн. V, гл. 18) не допускает, чтобы праведный (а таким он считает христианина) мог быть в числе воюющих, но так же точно он не допускает, чтобы тот мог заниматься мореплаванием. А сколько древних учителей удерживают христиан от вступления во второй брак! Все эти наставления внушают нечто похвальное, нечто исключительно высокое, наиболее угодное богу; но в то же время ни один закон не принуждает нас к выполнению таких предписаний. Для разрешения поднятых вопросов достаточно приведенных возражений.
Отрицательное решение вопроса подкрепляется общественным авторитетом церкви, согласно общим мнениям и давним обычаям
X. 1. Теперь, в подтверждение наших мнений, напомним, во-первых, что нет недостатка в авторах, н даже наиболее древних, полагавших, что христианам может быть дозволено как вынесение смертных приговоров, так в равной мере и ведение войн, законность которых зависит от оправдания смертной казни. Так, например, по словам Климента Александрийского, если христианин призывается к верховной власти, то, подобно Моисею, он должен быть живым законом для своих подданных, награждая добрых и карая злых. А в другом месте, изображая внешность христианина, он говорит, что ему приличествует ходить босиком, если только он не носит воинского звания. В постановлениях, носящих имя Климента, римлянина49 (кн. VII, гл. III), мы читаем: “Не всякое, однако, лишение жизни воспрещено, но только лишение жизни неповинного. Справедливое же лишение жизни тем не менее предоставлено одним только должностным лицам”.
2. Однако, отложив в сторону мнения частных лиц, обратимся к самой господствующей церкви, постановления которой имеют наибольший вес. Итак, я утверждаю, что никогда лицам, носившим воинское звание, не было ни отказа в крещении, ни отлучения от церкви; между тем так следовало поступать и действительно поступали бы, если бы воинство было несовместимо с заповедями нового завета. В только что упомянутых постановлениях (кн. VIII, гл. XXXII) тот же автор, толкуя о тех, кого по обычаю в древности допускали или же не допускали к крещению, говорит: “Воина, добивающегося крещения, следует наставлять, чтобы он воздерживался от насилий и обид; он должен довольствоваться своим жалованием. Если он повинуется этим требованиям, то допускается к крещению”. Тертуллиан в “Апологии” (гл. XLII), обращаясь от лица христиан, говорит: “Мы вместе с вами плаваем по морям и сражаемся”. А немного выше (гл. XXXVII) у него сказано: “Мы чужды вам и тем не менее мы наполняем все ваше государство, ваши города, острова, укрепления, городские советы, селения, даже самые военные лагери”. В той же книге он сообщал о том, что молитвами воинов-христиан императору М. Аврелию50 был ниспослан дождь. В “Венце воина” Тертуллиан сообщает, что воин, отказавшийся от венца, был самым стойким из прочих братьев, и показывает, что в числе его ближайших соратников было много христиан.
3. Следует прибавить, что некоторые воины, подвергшиеся мучениям и смерти за Христа, удостоились наравне с прочими мучениками почестей со стороны церкви. В числе таких упоминаются трое спутников апостола Павла51; Цереалис - при императоре Деции; Марин - при Валериане; пятьдесят других - при Аврелиане; Виктор, Мавр и военачальник Валентин - при Максимиане; центурион Марцелл - около того же времени; Севериан - при Лицинии. Киприан пишет об африканцах Лаврентии и Игнатии: “Они служили некогда в воинстве мира сего, но сами они - истинные духовные воины господни. Они поражали диавола исповеданием христианской веры и удостоились от господа мученических пальм и светлых венцов за испытанные мучения”. Отсюда, невидимому, ясно, как мыслила о воинском звании христианская община даже до принятия христианства императорами.
4. Христиане в те времена неохотно принимали участие в смертных приговорах, что не должно показаться удивительным так как в большинстве случаев суд должен был происходить над самими христианами; к тому же несомненно, что и в прочих вопросах римские законы были суровее по сравнению с кроткими нравами христиан, что в достаточной степени подтверждается примером сенатусконсульта Силания52. По принятии и распространении Константином христианской веры все же смертные казни не были отменены. Напротив, сам Константин наряду с прочими издал закон о наказании отцеубийц зашиванием в кожаные мешки, что сохранилось в кодексе Юстиниана, в разделе об убийстве родителей и детей. Между тем в остальном он в применении мучительных казней был в высшей степени мягок, так что кротость его отмечена немалым числом историков53. В войске же его было много христиан, как об этом свидетельствуют исторические повествования, и на знамени его было начертано имя Христа. Оттого и воинская присяга была изменена так, как приведено у Вегеция: “Клянусь именем господа, Христа, святого духа и его императорского величества, коему после бога приличествует любовь и почитание всего рода человеческого”.
5. Из множества епископов того времени, среди которых многие претерпели жесточайшие гонения за исповедуемую ими веру, ни об одном нельзя прочесть, чтобы он всецело отвращал Константина от смертных приговоров и от войн или христиан от воинства страхом гнева господня, несмотря на то, что весьма многие были строжайшими блюстителями церковного благочестия и менее всего были склонны умалчивать о чем-либо, относившемся к обязанностям как императоров, гак и прочих смертных. Таков был во времена Феодосия Амвросий, который в слове VII говорит следующее: “Грешно - не сражаться само по себе, но сражаться ради добычи”; а в трактате “Об обязанностях” (кн. I, гл. 27) он пишет: “Храбрость, которая на войне обороняет отчизну от варваров, внутри защищает слабых и соседей от разбойников, исполнена справедливости”. Этот довод представляется мне настолько убедительным, что мне ничего не остается к нему добавить.
6. Мне, однако же не безызвестно, что нередко епископы54 и миряне из христиан своими мольбами отвращали кары, в особенности же - наказания смертью; мне также известен обычай, согласно которому, если кто-нибудь скроется в храме и, то он может быть выдан не иначе как с ручательством за сохранение его жизни, известно наконец что под пасху из темниц выпускались заключенные там преступники56. Но если все это и тому подобное тщательно исследовать, то окажется, что все это на самом деле было свидетельством христианской кротости, которая пользовалась всяким случаем для проявления милосердия, а вовсе не духа осуждения иною смертного приговора; оттого-то такого рода милости, да и самые ходатайства ограничивались известными условиями сообразно времени и месту57.
7. Некоторые, возражая нам, приводят правило XII Никейского собора, гласящее следующее: “Благодатию призванные к исповеданию веры, и первый порыв ревности явившие58, и отложившие воинские поясы, но потом аки псы, на свою блевотину возвратившиеся, так что некоторые и серебро употребляли, и посредством даров достигли восстановления в воинский чин: таковые десять лет да припадают к церкви, прося прощения, по трехлетнем времени слушания писаний в притворе. Во всех же сих надлежит приимати в рассуждение расположение, и образ покаяния. Ибо которые, со страхом, и слезами, и терпением, и благотворениями обращение являют делом, а не по наружности: тех, по исполнении определенного времени слушания, прилично будет приимати в общение молитв. Даже позволительно епископу и человеколюбнее нечто о них устроити. А которые равнодушно понесли свое грехопадение, и вид вхождения в церковь возмнили для себя довольным ко обращению, те всецело да исполняют время покаяния”. И самый срок в тринадцать лет достаточно показывает, что здесь речь идет не о легком или сомнительном, но о некоем тяжком и бесспорном прегрешении.