— Да. Я не могу быть уверенным, что ничего важного не забыл.

— Это же наша квартира. Бешеные деньги заплатили.

— Есть еще одна, старая. И в Москве нам в ближайшие годы не жить. Готова? Пошли.

Он решил сразу не поджигать. Шум начнется, кто-то, перед кем он уже засветился, все поймет и начнет контрдействия. Оставил взрывной механизм, чтобы пожар вспыхнул через час. Раньше никак не должны появиться, да и, по их мнению, он еще спит, как сурок.

В гараже, перед тем, как сесть за руль, проверил всю машину — Ляля могла штучек дрянных оставить, — ничего не обнаружил.

Посадил Марину, закинул в багажник чемоданы, поехали за Тимуром. Что-то решил на ходу, поменялся с женой местами, — теперь она вела, а он достал радиотелефон. Стал названивать своим диспетчерам, чтобы наскрести данных на Пастухова. Попытка — не пытка.

Сделав запрос всем трем диспетчерам, стал ждать.

Марина ехала быстро и аккуратно. Закурила, он тоже решил перекурить, достал «кэмэл», вдруг горько пожалел, что забыл в квартире несколько блоков — не простого, а солдатского, без фильтра «кэмэла».

— Тахир, я знаю, куда мне ехать, — сказала вдруг Марина, — в Алма-Ату.

— Почему?

— Я вчера днем с Пастуховым была, разговаривали. Ну, он для меня квартиру снимал, точнее, для свиданий. Кстати, очень тобой интересовался…

— И ты про меня рассказывала?

— Ну, иногда, что-нибудь такое, интимное. Любовников всегда мужья интересуют, так заведено.

— Что про Алма-Ату?

— Он мне предложил туда поехать в командировку на длительное время. Сделать большую серию очерков о сегодняшнем Казахстане: политика, экономика, межнациональные отношения, криминальная ситуация. И я согласилась. Должна была вылететь через два дня. Просто забыла вчера тебе сказать, напилась сильно. Приказ им подписан, даже командировочные в кассе получила, пятьсот баксов. Могу ехать. Вот только, если все правда, Пастухов может отменить мою поездку…

— Не отменит, — сказал Тахир, — лети в Алма-Ату. Хотя и не знаю, к лучшему это или наоборот. Но мой отец тебя в обиду не даст, точно. И Тимурку. Не помнишь, там с утра пятьсот третий вылетал? Или пятьсот двадцать третий?

— Откуда мне помнить?

— Ладно, решили, лети. Сразу с моим отцом свяжись. Вот списочек тебе набросал, — Тахир протянул листок. — Это разные люди, здесь, в Алма-Ате, в Питере, они тебе деньги наши вернут, если что. В Алма-Ате лучше не светись, поживи тихо, одна. Чтобы никто тебя не вычислил.

— Ну и ну, прямо боевик, — сказала Марина.

В пансионате без скандала не обошлось. Старушка, сухой и заносчивый «божий одуванчик», не желала отдавать ребенка среди ночи.

— Как вам не стыдно! Вы же отец! — стыдила, тряся бигудями, запахиваясь в халат. — Разбудить ребенка ночью, куда-то везти под дождем! Кошмар! Травмировать детей мы не позволим.

— Бабуленька, — Тахир беззастенчиво вдавливал ее в коридор заведения. — У нас несчастье, срочно все вместе, с женой и сыном, должны лететь самолетом. Давайте, я Тимура в одеяльце заверну и он даже не проснется.

— А чем он позавтракает? У нас режим питания, вы испортите ребенку желудок. Нет, вообще, я не главная, Зоя Васильевна главная, приезжайте с утра, с ней разберетесь. У нас невозможны подобные нарушения распорядка!

— Милая бабушка, я очень и очень ценю ваши правила и распорядок, потому и Тимура к вам устроил, — заверял Тахир, бабушка пятилась перед ним, и они уже подошли к спальне. — Но никак нельзя нам задерживаться. Чепе случилось, простите великодушно!

Бабушка понимала, что проигрывает, ее шепот приобрел свистящие разъяренные нотки, после чего она гордо отвернулась и отошла в сторону.

— Делайте, как знаете. Но к нам с ребенком больше не заявляйтесь!

Тахир прошел в темную спальню. Только две кроватки были заняты, значит, Тимурке пришлось бы здорово скучать в эти выходные, если бы не неприятности папаши. Разглядел золотистую головку сына на подушке. Нагнулся, поцеловал (его двухдневная щетина кольнула мальчика, и тот заворочался во сне), завернул в одеяло, нашептывая что-то успокаивающе, понес наружу. Марина ждала у входа.

— Дай им денег, российских, я тут одеяло прихватил, — сказал ей Тахир, уложил снова посапывающего пацана на заднее сиденье.

Марина попыталась поворковать со старушкой, но та быстро захлопнула обиженно дверь, загремела замками и запорами. Расселись в салоне, теперь Тахир за руль.

— Сейчас еще в одно место, там деньги для тебя и кое-какие бумаги. За двадцать минут успеем, — объяснил жене, и БМВ резко стартовал по пустому осеннему бульвару.

Еще через полчаса он посадил жену и сына на такси. На приметном БМВ разъезжать становилось опасно. Дал Марине пистолет, та перепугалась.

— Он газовый, из пластмассы. Тут двадцать зарядов, пуляет метров на пять. Бери, можно и в самолет пронести, да и пригодится наверняка. Самой не нужен, так ради Тимурки захвати. Ну же!

Марина сдалась, спрятала «ствол» под кофту. Договорились, что она позвонит из Домодедово подружке московской, оставит сообщение, все ли нормально. Уехали. Тимур так и не просыпался, даже когда Тахир стиснул его и снова поцеловал на прощанье. Тахир никак не мог представить, что, возможно, больше их не увидит. С женой он не целовался и ничего не сказал. Марина тоже молчала, хмуро поглядывая в сторону пустого шоссе с разноцветными огнями.

Все три диспетчера дали на запрос о Пастухове отрицательный ответ. Двое вообще не объяснили, почему им не удалось найти адреса и данных, третий оказался многословней (Тахир узнал его по голосу, когда-то работали на пару, потом оперативника подстрелили и теперь он отдыхал «кукушкой»).

— Тахир, ты сам имеешь представленье, о ком спрашиваешь? — спросил диспетчер.

— Да, он из конторы, — сказал Тахир и замолчал.

— Именно, — подтвердил диспетчер. — Причем обитает аж под ее потолком. Никто не имеет права выводить тебя на него. Не пытайся, неприятности будут. Все, отбой, и удачи тебе.

Тахир поехал к этому диспетчеру на точку. Работал тот в районе метро Аэропорт, сидел на телефоне в скудной служебной квартирке. Когда Тахир ввалился, попивал чаек. Приезду не удивился, он был опытен и калечен, чаевничал дальше и ждал начала разговора. Налил чаю Тахиру.

— У тебя тут чисто? — спросил Тахир (все, что происходило — его появление и разговоры, — было строжайше запрещено, а ставить под удар собеседника не собирался).

Тот кивнул, это значило, что тут не записывают.

— Пастухов. Он выкрал у меня служебные документы, а я, как знаешь, в подполье. Если разгласит или хотя бы по этапу наверх передаст, крышка мне, может быть, всем остальным кураторам, всем из обеспечения. Пять кураторов и пятьдесят обслуги.

— Да, конечно, обидно будет, — кивнул диспетчер. — Дело ваше полезное, но скандальное, многие не поймут. Как пить дать, засветит, заговор разоблачит. Или без шума обойдется, вас всех под землю, ему две звезды на погоны. О Пастухове плохие истории всегда рассказывали. Гнилье.

— Ты «кукушкой» долго не протянешь, — сказал ему Тахир.

— Конечно, — диспетчер не обнаруживал уныния, с интересом поглядывая, как будет Тахир выкручиваться. — С полгодика еще покукую, а потом на улицу вышвырнут. С пособием по инвалидности. Или в сторожа, в учреждении вахтером обещали пристроить. Пальто на плечики вешать. Я даже лейтенанта не успел получить. Хотя майорам, думаю, поганей живется. Точно?

— Десять кусков, — тихо сказал Тахир. — Кража была два часа назад, этой ночью. До рассвета еще часа три. Он сейчас дома засел, изучает, самое вкусное про запас откладывает. Там копаться долго нужно, дискету расшифровать. Спозаранку никуда не пойдет. А потом уже не успеет, и мои документы с ним исчезнут.

Диспетчер ничего не отвечал, что-то не спеша решая. Тахир тоже молчал и ждал.

— Как семья? — спросил диспетчер.

— Уже улетели, — ответил Тахир. — И квартира моя сгорела уже. Веселая ночка.

— Веселая, — кивнул тот. — А на чем прокололся?