— Баба. Его жена в подружки к моей набилась.

— Это двое в курсе, — заметил диспетчер.

— Они вместе. Успею.

Снова помолчали. Напарник подкатил свое инвалидное кресло к окну, выглянул во двор.

— Твоя тачка? — поинтересовался, посмотрев на БМВ у подъезда.

— Да, — Тахир удивленно поднял брови, не понимая, зачем машина инвалиду.

— Думаешь, на хрена? Я еще похожу, Таха. И погоняю на колесах. Ты понял? — обозлился инвалид.

— Понял. Бери. — Тахир написал на листе в блокноте пару фраз. — Вот, держи. Это документы на машину, а записку покажи в моем райотделе, в милиции, тебе без звука тачку переоформят. И это твое.

Выложил пухлую пачку стодолларовых купюр сверху на остальные бумаги. Диспетчер кивнул, достал из кармана давно заготовленную бумажку с адресами.

— Вторая из этих хаз, скорее всего. Если боится, там будет отсиживаться.

— Счастливо, — кивнул Тахир, встал и пошел к входной двери.

— Удачи, — ответил диспетчер.

Пять утра. Сонная подружка Марины сообщила по телефону, что у той все нормально, вылетают в полшестого утра. Тахир на такси помчался к проспекту Мира, с ненавистью замечая, как на востоке начинает сереть небо. С Мира свернули на Бориса Галушкина, где на повороте торчал высотный дом. Когда-то его отгрохали для киношников, в нем у Тахира была первая конспиративная точка. На правой бетонной опоре дома виднелось несколько выщербленных отметин. Это на него сделали наезд то ли чеченцы, то ли ингуши. Тогда обошлось, сейчас вот что будет? Проехали мимо трех общаг, подъехали к мосту, за которым уже угадывались кущи Лосиного острова.

— Здесь сворачивай во двор, — сказал таксисту Тахир.

— Нет, братан, — хмуро отказался тот, потянувшись рукой за монтировкой.

Боялся «черного» пассажира, решил подстраховаться. Тахиру было не до споров, расплатился, вышел и пешком потопал на хазу Ржавого.

Хаза располагалась на первом этаже, подъезд был донельзя расписан и загажен. Зайдя, Тахир понял, что время выбрал неудачное, — в квартире не спали, слышны были и крики, и музыка. На площадке мусолил «беломорину» пацан лет восемнадцати, тоже под градусом.

— Ты куда? — спросил грозно.

— С чего такая гулянка? Мне бы с Ржавым потолковать, — миролюбиво ответил Тахир, напирать не стал, ждал.

— Ты вали лучше, поминки у нас. Двух парней убили. Понял? — пацан борзел помаленьку. — Не до дел, гнида ты желтая, вот такой черномазый наших и замочил.

— Иди и попроси выйти Ржавого, сучок, — сказал Тахир. — Скажи, куратор просит выйти потолковать.

Пацан вместо ответа решил вдруг атаку изобразить. Сперва довольно ловко метнул ножик, маленькое утяжеленное «перо». Тахир дернулся (никак не ожидал нападения), железячка тюкнулась о штукатурку в сантиметрах от головы. Тут дошло до Тахира, что пацан обкуренный.

— Не лезь, пацан, — попробовал объяснить совсем уже обиженный Тахир.

Тот, опять проявив недюжую сноровку, оперся руками о перила, взметнулся телом навстречу Тахиру, пытаясь ударить обеими ногами. Тахир отшатнулся, парень пролетел мимо и загремел в дверях подъезда. Тахиру пришлось стучать в дверь. «Кто еще?» — закричали голоса изнутри.

— Колю Ржавого, — вежливо попросил Тахир.

В дверном глазке поморгали чьи-то ресницы, повозились с замками, приоткрыли дверь — и сам Ржавый, а за ним еще пара голов и руки с «Калашниковыми» высунулись в проем.

— Ты? — поразился Колян.

— Я.

— Сам пришел? — не унимался Колян.

— Сам, — Тахиру надоело препираться. — Ты писульку мою получил? Соображай, времени нет.

— Получил.

— Что решил?

— Ну как, вроде толково, если не бздишь. Люди о тебе тоже хорошо говорят. Уходи сейчас, сам видишь, — Ржавый попытался закрыть дверь.

Тахир подставил ногу.

— Не могу, нужда в тебе есть.

Наконец Ржавый решился, что-то сказал своим, те отошли. Сам вышел в подъезд, брезгливо посмотрел на ушибленного пацана, тот на четвереньках лез к двери. Вышел с Тахиром из подъезда, не пряча в правой руке пистолета.

— Ты че, один приехал? — спросил у Тахира, придирчиво изучив дворик. — Мои хлопцы разорвать тебя готовы. Сдурел.

— Мне не с пацанами этими дела делать. А с тобой. И тех салаг сам подставил, поэтому заткни им пасти. И пушку свою засунь подальше.

Пистолет провалился в карман штанов. Ржавый ждал, покачиваясь на пятках.

— Теперь мне от тебя услуга потребовалась. Быстро надо, — сказал Тахир, не обращая внимания на понт собеседника. — Нужен гранатомет, эрге, какой-нибудь последней модификации, чтоб не здоровый, и пара зарядов к нему. Калашников, тоже складной, с парой магазинов. Да, желательно еще полевой бинокль с хорошим увеличением. Можешь сделать?

— Я все могу, — заявил Ржавый.

— Тогда неси. Здесь держишь?

— Где держу, мое дело. А ты жди через полчаса на мосту, — Ржавый показал в сторону Лосиного острова.

В первый раз за последние сутки Тахиру явно повезло, причем в главном. Диспетчер подсказал правильное направление: Пастухов действительно отсиживался на запасной квартире, в пятиэтажке, недалеко от метро «Калужская». На этом факте везуха не закончилась. Старый умудренный гэбист имел очень неудачную квартиру — на третьем этаже, окнами во двор.

Тахир поднялся на площадку пятого этажа в доме напротив, смог разглядеть в бинокль сквозь окна все, что нужно. Там был сам Пастухов, которого Тахир опознал по фотографии, была Ляля, очень оживленная, отдохнувшая от сумасшедших приключений (в отличие от Тахира), в веселеньком халатике. И еще один — молодой человек в костюме-тройке и при галстуке, явно не случайная фигура в этой предрассветной компании.

Ляля готовила на кухне кофе, ее Тахир увидел первой, мужики долго отсиживались в комнате за плотно задернутыми шторами, но поочередно вышли к Ляле перекусить, оба усталые и измученные. «Попотели над ворованным, — злобно констатировал Тахир, — скорее всего, на ксероксе копии для себя делают. Или уже над дискетой страдают».

Идеальным вариантом было бы попасть на чердак, чтобы достать их оттуда сверху вниз (самая удачная траектория для поражения, плюс соображения собственной безопасности), но чердак был заперт и забит длиннющими гвоздями — во всех трех подъездах. Время капало, сокращая ему возможность маневра и отхода, поэтому не стал пробиваться на чердак. Обошелся без церемоний, спустившись на четвертый этаж, почти напротив окон Пастухова.

Выдрал узкую раму с двойными стеклами (шуметь здесь было совсем опасно). Начал спешить, шел седьмой час, вот-вот люди на работу выходить начнут. Окна подъездные плохие очень оказались, одно выше головы, второе, которое он раскурочил, на уровне колен. Пулять лежа придется.

Распаковал РГ (принес в чертежном круглом футляре), собрал в боевое положение, навернул черный заряд с красной полоской на боеголовке, то есть зажигательный. Чертыхнулся, сменил заряд, сначала надо было всадить осколочный для стопроцентного поражения. А затем уже поджигать.

Лег, раскинув ноги, поставил прицельную планку, навел на центр окна гостиной, на какой-то цветочек в рисунке штор. И пустил ракету, Ох, и шарахнуло по ушам!

Пышный, великолепный огненный факел пронесся по лестницам за его спиной, вспучивалась и дымила масляная краска на стенах, черная гарь сразу осела на известке. Хорошо, хоть двери не повышибало.

Заряд точно вонзился в центр окна, на секунду исчез (Тахир успел заметить дырку на месте цветочка). А потом вспышка и грохот, волна от взрыва вышибла рамы окна и часть кирпичной кладки, пламя и дым закрыли обзор.

Тахир поспешно, обжигая о раскаленный гранатомет пальцы, навернул теперь уже зажигательный заряд и пальнул по окну кухни. Теперь уже пламя от взрыва вылезло гораздо более длинное, яркое, и гул огня стал слышен Тахиру, напряженно смотрящему. Боялся, что кто-то попытается выпрыгнуть из окна. Где-то выше в подъезде хлопнула дверь, завизжали голоса.

У него лицо и руки измазались в копоти, от одежды несло газами и гарью. Но он быстро и спокойно разобрал гранатомет, засунул в футляр, футляр под куртку и вышел из подъезда, никого не встретив.