— Ну, как развлекается? — зевнув, спросил неохотно.
— Ай, морока одна, — хихикая, отмахнулась татарочка, — письки у стариков ослабели, завяли совсем. Так что в основном глазеют. Обслуживаем, как младенцев. Парень, присоединяйся, а то с теми и кайфа не словишь…
Он поколебался, но отказал. Хотя расслабиться здорово было бы, да компания не та и время не то, это старикам легко забыть о смерти его отца. Он не забыл.
Натянул куртку, пошел прочь из квартиры, надеясь спокойно покурить и поразмыслить в подъезде, на лестничной клетке, — в квартире грохотала музыка, и неслись из гостиной скотские вопли. Квартира находилась на последнем этаже, проверил — вход на чердак открыт. Пошел наверх, крыша была плоская, с перилами по краям — все залито бетоном, устроены лавочки, в центре даже бассейн сооружен, чтобы летом загорать и купаться.
С высоты тринадцати этажей весь восточный край города был перед ним, как на ладони: невдалеке тусклая гармошка высотного отеля «Казахстан», Дворец Ленина, вдали огни на телебашне. И черные туши танков и бронемашин, ползущих вверх по проспекту Ленина, мигали выхлопными огнями. Еще выше, на трассе к Медео, изредка постукивали очереди разрывных и трассирующих пуль из автоматов и крупнокалиберных пулеметов. Ему было видно, что стреляют там хаотично, в разные стороны, как Бог на душу положит. Зачем? Кто этим руководит?
Итак, получается, что государство, пусть свежеиспеченное, повалилось на коленки перед маньяком-одиночкой. История потрясает идиотизмом — сотни погибших, в том числе к лику мучеников причислены на днях два взвода подразделения «Альфа», накрытых лавиной в горах за Чимбулаком (горнолыжный курорт выше Медео). Шестьдесят три девушки, похищенные непосредственно Черным Альпинистом или уже появившимися последователями. Межнациональные столкновения, убийства, поджоги, самосуды, взрыв активности между правыми и левыми экстремистами…
И в конце дела листок с каракулями дяди — лично для Тахира: сперва поработав на южный клан, впоследствии Черный Альпинист оказался выгоден лично президенту, уже сняты со своих постов министры обороны и внутренних дел, южане по происхождению, а президент наращивает кампанию за перенос столицы в северный Целиноград (нынче его уже переименовали в Акмолу). Чего южане во главе с единственным их представителем у власти, дядюшкой Тахира, никогда не допустят.
Маньяк великолепно ориентируется и перемещается в горах, фактически его появления можно ждать с любого предгорья в окрестностях города; восточного, южного, западного, — поэтому никак не удается выставить живой заслон или что-то вроде пограничных застав. Ведь невозможно взорвать или выжечь все склоны гор по периметру на подходах к городу.
А Бекболат Амитархович посчитал, когда полетели с постов другие, что это хорошо, поскольку до того спецслужбы непосредственно к поимке Альпиниста не допускались. Дядя решил, что пробил его час. И Тахир у него, как белый лебедь из рукава, выскочит, вмиг словит маньяка, тем возвеличив старшего родственника.
Два месяца назад генерал-майор госбезопасности Нугманов послал запрос в Москву с просьбой откомандировать Тахира в Алма-Ату (это через месяц после визита в Алма-Ату самого Тахира, но тогда он еще не был нужен, и Тахира отшили) на спецзадание. Тахир представил, как вскинулась разъяренным улеем московская контора! Как, Тахира зовут в Алма-Ату, спасают, значит, был их агентом, а мы проглядели, в самых грязных операциях Нугманова задействовали! И на сто процентов точно посадили Тахира под «колпак», ничего не сообщив самому о запросе. То, что ни дядюшка, ни родственники с вестью о смерти отца не смогли никуда дозвониться, — тоже, вероятно, превентивные меры конторы. В эти два месяца, проведенные под «колпаком», у него были явки с узбеками и ребятами Примакова. Того не ведая, не подумав, как следует, дядюшка подставил его, Тахира, под удар.
А вчера московская контора переправила его личное с набранным компроматом алма-атинским коллегам: берите себе эту мразь, которая работает на всех против всех, в том числе против Казахстана (такого не было, но подтасовать факты было легко). Ведь как в европейской стороне грызутся славяне Украины и России, так здесь грызутся спецслужбы двух наиболее мощнейших, претендующих на аналогичную роль гегемона региона держав казахов и узбеков. Если Россия уже не тянет за ним руки, хорошо, но как же здесь выпутаться!
Его тошнило при мысли о горах. И значка мастера по альпинизму никогда не носил, выбросил сразу — еще когда помнил, какой кровью далось это звание. Он ненавидит горы еще больше, чем звание профессионального ликвидатора, приобретенное в ГБ. А лезть в горы сейчас, в промерзлые мокрые или снежные (в зависимости от высоты) леса, на обледеневшие скалы, под лавины и камни, под бешеный ветер и грохот, обмораживая пальцы и лицо, это даже не неприятно, это прямой путь в адское пекло с сильно отрицательной температурой. Тут и фанатик гор отшатнется, где уж Тахиру удержаться от отказа.
Страшная и мерзкая, не для нормальных людей затея. Но именно ее предложили долбанные аналитики из теплых кабинетов с компьютерами и прочей ерундой. Отправлять людей в одиночку, автономно на поиск Черного Альпиниста наиболее перспективно. Потому что вид армейских частей вызывает у него защитный рефлекс, выработался за последние месяцы, а мужиков, шастающих по горным тропам, он никогда не трогал. Поэтому, кстати, всевозможные горные туристы, спасатели, геологи и прочие его почти не боятся (исключая женский персонал). Тахир спросил у дяди — сколько героев он уже отправил в Тянь-Шань. Дядя вмиг стал шефом, насупился, сделал замечание (Тахира то, что было до него, не касается, не должно интересовать!), ответил раздраженно: много посылали, и толк от посланных был, успели передать данные о районах обитания, охоты, постоянных маршрутах миграций по горным массивам, но затем посланные погибали. Двоих нашли еще живыми, оба обмороженные и свихнутые от страха или мучений. Почти кандидаты в новые Черные Альпинисты. Вот такой парень, как Тахир, не свихнется от страха, привык в лицо смерти запросто глядеть, он, генерал и близкий родственник, верит в Тахира.
Тахир тоже был уверен в себе, в том, что давно уже живет с поврежденной психикой и крен этот к безумию непрерывно нарастает. Думал, что в Алма-Ате отлежится, залижет раны и восстановит рассудок. Вспомнит про веру в людей, в себя, свою работу и свое предназначение. Найдет покой и свет аллаха в сердце. Ошибся. И не уйти, не отказаться, никаких выходов, кроме безумного, нет. Заранее все отрезаны и закупорены. И жена здесь, бывшая и плохая, он за нее все еще в ответе, и сын здесь — каким бы ни был, он любит Тимурку и считает сыном. И мать, брат с семьей, все близкие у него оказались под ударом — в этом сомневаться не приходилось. Времена не сталинские, просто Сталин был человеком, жившим по азиатским законам. А аукается в этой степи, этих горах, возвращается возмездие ко всем близким неизменно во все времена.
Шнырял над крышей ветер, студил тело, мысли и чувства, заодно успокаивал, приводил в порядок нервы. А вот бы пристрелить двух этих жирных козявок, старикашек! Или отсюда, с бруствера бетонного на крыше, вдарить по тем петухам, сидящим на танках. Какого рожна они здесь ездят, людей пугают, дороги портят? А за восточными отрогами, за круглой вершиной Кок-Тюбе спелым безвкусным апельсином на ниточке поднималось солнце. Желтое, неяркое, холодное. Рассветный полумрак очертил края туч над солнцем, они, как жирные крысы, всплыли в чаше алма-атинского высокого неба, вниз, к людям, брюхом, норовя и сегодня закрыть от людей свет. Нет, Аллах не видит, не знает, что шайтаны сделали с городом, лучше которого Тахир не знал и не мог представить.
Его мысли вернулись к задаче, которая была поставлена, и решать ее надо было удачно. Опять привычная расстановка: посылают на дело, опаснейшее и труднейшее, непрерывно на грани гибели балансировать; а не выполнишь или не пойдешь на дело — смерть; выполнишь — что за этим последует, почести или опять же смерть — неизвестно. Потому что ты опасен и противен тем и этим, своим и чужим. И кому он свой? Кто ему свой, кто не чужой? Кто же?! Не власти, которым столько служил и угождал, не отец, который мертв и равнодушен, не жена и не сын, не брат, из-за него боящийся за свою семью. Мать? Но этого так мало! За кого ему держаться, за что держаться? За ствол автомата и за стволы деревьев на горных склонах. И этого так мало.