«Лермонтов особенно по душе мне. Мне не только нравятся его — стихотворения, но я сочувствую ему, я разделяю его убеждения. Мне кажется иногда, что я сам мог бы сказать то же, хотя и не так же — не так же сильно, верно и изящно. Немного есть стихотворений у Лермонтова, которых бы я не захотел прочитать десять раз сряду, не теряя при том силы первоначального впечатления. Грусть и презрение к жизни нередко были последствием чтения Лермонтова. А это много значит, когда поэт производит такое впечатление: чувство это не мимолетное и довольно глубокое и не скоро преходящее».

Восхищаясь затем романом «Герой нашего времени» и характером Печорина, Добролюбов, при всем своем увлечении этим персонажем, обнаруживает способность критически отнестись к его недостаткам. Самое это увлечение он склонен приписать незрелости своего духа.

Недолгое увлечение «печоринством», а затем преодоление его были одним из этапов на пути, стремительного развития Добролюбова. Надо признать, что Лермонтов — и своей прозой и в особенности стихами — помог ему освободиться от юношеской романтики и выработать в себе тот трезвый и осуждающий взгляд на жизнь, то «презрение» к окружавшей его действительности, которые так необходимы были будущему революционеру.

Способность глубоко осмысливать прочитанное и включать книгу в обиход своей духовной жизни Добролюбов сохранил и в более поздние годы. Так, в январе 1857 года, уже заканчивая курс в Петербургском педагогическом институте, он прочитал «Дневник лишнего человека» Тургенева и сделал такую запись в своем дневнике: «…какое ужасающее сходство нашел я в себе с Чулкатуриным… Я был вне себя, читая рассказ, сердце мое билось сильнее, к глазам подступали слезы, и мне так и казалось, что со мной непременно случится рано или поздно подобная история…»

На страницах нижегородского дневника Добролюбов не раз говорит о своей страсти к книгам. «Я большой библиофил… я люблю книги…» — записал он однажды. Мало-помалу эта страсть к книгам превратилась в страстную любовь к русской литературе, к ее истории, к ее крупнейшим представителям, которым так много был обязан будущий критик. Великие творения Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Белинского, Герцена учили его любить и защищать добро и справедливость, ненавидеть зло, угнетение и бесправие. Они звали его отдать все силы народу, борьбе за его счастье. И он жадно впитывал в себя все, чем сильна была великая русская литература. Наряду с этим у него возникла и с каждым годом все более крепла потребность писать самому. У него сложилось твердое намерение посвятить себя литературе.

Еще весной 1849 года тринадцатилетний воспитанник духовной школы решил написать пьесу — комедию в духе распространенных в то время водевилей с традиционной любовной историей, неправдоподобной, но хитро запутанной интригой, с вставными куплетами и т. п. Летом комедия была уже готова. При всей наивности многих ее положений надо признать, что она, пожалуй, немногим уступает большинству типичных произведений этого жанра. Язык комедии не лишен выразительности; налицо необходимая для водевиля сюжетная путаница; автор пытается даже наметить черты характеров действующих лиц. Словом, трудно поверить, что все это написано 13-летним мальчиком. Однако на рукописи комедии есть позднейшие пометки Добролюбова: «Первое мое сочинение… План составлен еще на пасхе 1849 г.»

К тому же времени относятся и первые его опыты в стихах и прозе. Стихи он начал писать еще раньше, чем пьесу. Почти одновременно он принялся за прозу: набросал большой диалог («Разговор о пользе зимы»), сочинил рассказ из провинциальной жизни («Приключение на масленице»), начал несколько повестей на нижегородские темы. Тогда же (1849–1850) он попробовал свои силы в критике, разобрав стихи семинариста М. Лебедева, а затем и в публицистике — написал несколько статей для нижегородской губернской газеты, оставшихся ненапечатанными. Он усердно занимался латинским языком и в четырнадцать лет переводил стихи Горация.

Постоянным и прочным был его интерес к фольклору. Уже в первый год поступления в семинарию 13-летний Добролюбов не только изучал народную поэзию по печатным источникам, но и сам с увлечением собирал народные загадки, пословицы, приметы и поверья. В 1851–1852 годах он записал шесть народных песен («С горя ноженьки не ходят», «Еще по мосту, мосту» и др.), в 1853 году — два предания о Пугачеве. В семинарские годы Добролюбов собрал не менее полутора тысяч пословиц и поговорок, около шестидесяти загадок. В апреле 1853 года он написал статью «О некоторых местных пословицах и поговорках Нижегородской губернии», в которой обобщил опыт своей работы по собиранию и изучению народного творчества.

Добролюбов занимался также краеведением и этнографией. В течение нескольких лет он подготавливал обширную работу — «Материалы для описания Нижегородской губернии в отношении историческом, статистическом, нравственном и умственном».

Один только перечень этих трудов Добролюбова говорит о необыкновенной разносторонности его интересов и необычайно раннем развитии. Наряду с чтением литературные и научные занятия заполняли всю жизнь юноши, им посвящал он все время, какое оставалось после ежедневных семинарских уроков.

Разумеется, впервые взявшись за перо, он еще не знал, кем ему суждено быть — поэтом, беллетристом, драматургом или критиком. Но сама настойчивость, с которой он пробовал себя в разных жанрах, говорит о том, как рано зародилось в его душе еще не осознанное стремление к литературе, к писательству.

Стихи — наиболее значительная часть его юношеского творчества. Они интересны прежде всего тем, что в них нашла свое отражение умственная и душевная жизнь молодого автора. У нас нет других документов, из которых мы могли бы узнать, какие мысли и чувства волновали его в ту пору. Позднее Добролюбов вел дневник — драгоценную для нас хронику своей жизни; ранние стихи как бы предшествуют этому дневнику и в некоторой степени заменяют его.

Правда, многое в этих детских стихах идет от литературы, от чтения, а не от жизни, многое в них носит откровенно подражательный характер. Но и сквозь эту подражательность нередко пробиваются черты индивидуальности автора. Показателен уже самый выбор объектов для подражания. Добролюбов особенно охотно пишет стихи в духе народных песен Кольцова. В первых тетрадях стихов встречаются также прямые подражания русским народным песням («Ветры буйные, добрый молодец», «Русская песня» и др.).

В течение некоторого времени Добролюбов был по-детски удовлетворен своими поэтическими успехами. Он писал стихи довольно усердно, представлял свои опыты семинарским наставникам, показывал их знакомым, и те отзывались о них с неизменной похвалой. В семинарии, среди товарищей, он пользовался репутацией поэта, Учителя ставили на его стихах пометки: «Хорошо», «Похвально», «Очень хорошо», «Стихи приятные». Вероятно, именно в это время ему впервые явилась еще смутная мысль о литературе как будущей профессии.

Начитавшись стихов в журналах, Добролюбов начал подумывать о том, что и его сочинения могли бы появиться в печати. В один прекрасный день он решился. Несколько старательно переписанных стихотворений были положены в конверт и отправлены в Москву на имя редактора журнала «Москвитянин» М. П. Погодина. Это было осенью 1850 года. В сопроводительном письме юный поэт, явно стараясь походить на взрослого, писал, обращаясь к Погодину: «Ваш прекрасный журнал, который год от году становится все лучше и лучше, отличается также особенной любовью к поэзии. Между несколькими посредственными произведениями в нем помещено было множество прекрасных стихотворений, замечательных и по мысли и по стиху. У меня также есть несколько стихотворений. Не смея причислять их к последним, могу надеяться, что они не совсем плохи для первых. Если найдете в них что-нибудь годное, прошу Вас поместить их в Вашем журнале». И вслед за этой сдержанной скромностью, обнаруживая всю присущую своему возрасту наивность, Добролюбов прибавлял: «Кроме этих, у меня есть еще до 30 или более стихотворений. Если Вам будет угодно, то я перешлю Вам их. Но прошу Вас в таком случае прислать мне за них 100 рублей серебром, не как плату, но как вспомоществование, потому что я, сказать правду, очень беден…»