—Как насчет двух с половиной тысяч? —спросил он чуть спустя. Больше не могу. У меня не остается ни цента.

Он был из того же теста, что и я: торгаш до мозга костей.

—Столкуемся на трех тысячах, —не уступал я. —Ну разве это много три тысячи? Еще каких-то пятьсот долларов! Подумайте, что вы получаете за это! Земля —целая планета —и рыболовство, и полезные ископаемые, и клады, да и к тому же все богатства Луны. Ну как?

—Не могу. Просто не могу. Хотел бы, но не могу. —Он покачал головой, словно стараясь избавиться от своих тиков и подергиваний. Договоримся так. Я даю вам две тысячи шестьсот. За это вы уступаете мне одну Землю, а на Луне только клады. Полезные ископаемые остаются вам. Я и без них обойдусь.

—Пусть будут две тысячи восемьсот, и берите полезные ископаемые. Они вам наверняка пригодятся. Берите и владейте. Еще двести долларов —и все ваше.

—Не могу я обладать всем. Есть вещи, которые мне не по карману. Как насчет двух тысяч шестисот пятидесяти без прав на полезные ископаемые и клады?

Дело закрутилось. Я это чувствовал.

—Вот мое последнее слово, —сказал я. —Я не могу тратить на это целый день. Предлагаю две тысячи семьсот пятьдесят и ни центом меньше. За это я отдаю вам Землю и право отыскивать клады на Луне. Выбирайте, что хотите.

—Ладно, —сказал он. —Черт с вами —согласен.

—Две тысячи семьсот пятьдесят за Землю и клады?

—Нет, ровно две тысячи семьсот и никаких прав на Луну. Забудем о ней. Ровно две тысячи семьсот, и я получаю Землю.

—Идет, —воскликнул я, и мы ударили по рукам. На том и столковались.

Потом я обнял его за плечи —стоит ли обращать внимание на грязь, если парень принес мне две тысячи семьсот долларов —и мы снова направились в аптеку.

—Мне нужна расписка, —напомнил он.

—Отлично, —ответил я. —Я напишу вам то же самое: я продаю все, чем владею или имею право продавать. Вы сделали удачную покупку.

—А вы неплохо заработали на своем товаре, —ответил он. Теперь он мне нравился. Дергающийся, грязный, какой угодно, —он был свой человек.

Мы подошли к аптекарю заверить расписку, и, честное слово, я никого противнее не видел.

—Сделали хороший бизнес, а? —сказал он. —Не слишком ли погорячились?

—Слушайте, вы, —ответил я. —Ваше дело —заверить. —Я показал расписку Эксару. —Годится?

Он кашлял и изучал расписку.

—Все, чем вы владеете или имеете право продавать. Прекрасно. И, знаете что, напишите о вашей правомочности как торгового агента, о вашей профессиональной правомочности.

Я внес изменения и расписался. Аптекарь заверил расписку.

Эксар вытащил из кармана брюк пачку денег. Он отсчитал пятьдесят четыре хрустящие, новенькие пятидесятидолларовые купюры и положил их на стеклянный прилавок. Затем осторожно взял расписку, спрятал ее и направился к двери.

Я схватил деньги и бросился за ним.

—Может, что-нибудь еще?

—Ничего, —ответил он. —Все. Дело сделано.

—Я понимаю, но мы можем найти еще что-нибудь, какой-то другой товар.

—Больше искать нечего. Дело сделано.

По его голосу я понял, что так оно и есть.

Я остановился и поглядел, как он толкает вращающуюся дверь. Он выкатился на улицу, свернул налево и пошел так быстро, будто чертовски спешил.

Дело сделано. О'кей. В моем бумажнике лежали три тысячи двести тридцать долларов, которые я сделал за это утро.

Но верно ли я действовал? Была ли это действительно высшая сумма, предназначенная мне по сценарию? И как близко я к ней подобрался?

Один из моих знакомых, Морис Барлап, пожалуй, поможет мне разобраться в этом деле.

Морис, как и я, занимался бизнесом, но бизнесом своего рода —он был театральным агентом и дело знал, как свои пять пальцев. Вместо того чтобы сбывать медную проволоку или, скажем, устраивать кому-то участок земли в Бруклине, он торговал талантами. Он продавал группу актеров в горный отель, пианиста в бар, ведущего для театрального обозрения, комика в ночную радиопрограмму.

Я позвонил ему из телефонной будки и спросил о телевикторине.

—Так я хочу узнать…

—Нечего узнавать, —отрезал он. —Никакой викторины нет, Берни.

—Да есть она, черт возьми, Морис. Ты просто не слыхал.

—Такого представления нет. Не готовится и не репетируется, нет ничего такого. Подумай сам —до начала передачи тратится уйма денег: нужен сценарий, нужно время на телевидении. А прежде чем купить время, режиссер готовит рекламу. И когда мне звонят насчет исполнителей, я уже наслышан о представлений, мне о нем все уши прожужжали. Я знаю, что говорю, Берни, и раз я сказал, что такого представления нет, значит, его нет.

Он был чертовски уверен в себе. Безумная мысль неожиданно промелькнула в моем мозгу. Нет. Не может быть. Нет.

—Значит, это, как и говорил Рикардо, газета или университетское исследование?

Он задумался. А я стоял в душной телефонной будке и ждал —у Мориса Барлапа была голова на плечах.

—Эти чертовы документы, все эти расписки —газеты и университеты так не работают. И на чудачество это не похоже. Я думаю, тебя облапошили, Берни, не знаю, на чем и как, но облапошили.

Этих слов для меня было достаточно. Морис Барлап чует обман сквозь шестнадцатифутовую изоляцию из силикатной шерсти. Он не ошибается. Никогда.

Я повесил трубку и задумался. Безумная мысль вновь вернулась ко мне и бомбой разорвалась в моем мозгу.

Шайка космических пришельцев решила захватить Землю. Может быть, они собираются устроить здесь колонию, а может, курорт, черт их знает. У них свои соображения на этот счет. Они достаточно сильны и высокоразвиты, чтобы захватить Землю силой. Но они не хотят делать это беззаконно, им нужно юридическое обоснование.

Так вот. Может быть, этим бандитам только и надо, что получить от одного полноправного представителя рода человеческого клочок бумаги на передачу им Земли. Неужели правда? Любой клочок бумаги? Подписанный кем угодно?

Я опустил монету в автомат и набрал номер Рикардо. Его не было в колледже. Я объяснил телефонистке, что у меня очень важное дело, и она ответила: «Хорошо, я постараюсь его отыскать».

Все эти турусы на колесах, думал я, мост через пролив Золотые Ворота, пролив Эресунн —все это такие же уловки, как продажа двадцатки за пятерку. В действиях бизнесмена есть одна верная примета —раз он прекращает все переговоры, закрывает лавочку и уходит, значит, он получил, что хотел.

Эксар хотел получить Землю. А все эти дополнительные права на Луну чистейший вздор! Они выдумали этот трюк, чтобы сбить меня с панталыку и побольше выторговать.

Да, Эксар меня облапошил. Он словно специально изучил, как я работаю. Словно ему надо было купить именно у меня.

Но почему у меня?

И что означал этот бред на расписках о моей правомочности, что, черт возьми, это означало? Я не владею Землей, я не занимаюсь куплей-продажей планет. Вы должны владеть планетой, прежде чем продавать ее. Таков закон.

Но что я продал Эксару? У меня нет никакой недвижимости. Может быть, они собираются забрать мою контору, заявить права на часть тротуара, по которому я хожу, или наложить арест на стул в кафе, где я лью кофе?

Это вернуло меня к исходному вопросу: кто «они»? Кто, черт возьми, «они»?

Телефонистка дозвонилась, наконец, до Рикардо. Он был недоволен.

—У меня факультетское собрание, Берни. Я позвоню тебе позже.

—Подождите секунду, —умолял я. —Я влип и не знаю, удастся мне выпутаться или нет. Мне очень нужен совет.

Я говорил без передышки —в трубке слышались голоса каких-то крупных боссов, а я без умолку рассказывал о происшедшем со мной после нашего утреннего разговора. Как выглядел Эксар, какой от него шел запах, какой странный цветной телевизор он смотрел, как он отказался от прав на Луну и ушел, удостоверившись, что купил Землю. Что сказал по этому поводу Морис Барлап, и какие у меня самого подозрения, все сказал:

—Только вот одно, —я усмехнулся, сделавши вид, будто не принимаю эту историю всерьез. —Кто я такой, чтобы заключать подобные сделки, а?

Какое-то время он размышлял.

—Не знаю, Берни, возможно ли это. Надо рассмотреть все «за» и «против». Пожалуй, это связано с ООН.

—С ООН? Не понимаю. Какое отношение имеет к этому ООН?

—Самое прямое. Вспомни исследование, которое мы вместе с тобой проводили в ООН два года назад,