Своеобразными музыкальными построениями являются и произведения Гессе, вошедшие в третий том настоящего издания, — повести «Нарцисс и Гольдмунд» и «Паломничество в Страну Востока».
В повести «Нарцисс и Гольдмунд» даны две контрастные темы, представленные двумя героями: один из них — Нарцисс, духовно гармоничный, как бы уже стяжавший мудрость; другой — эмоциональный и беспорядочно артистичный Гольдмунд.
«Духовный» Нарцисс — не просто христианский монах монастыря Мариабронн (намек на теологическую семинарию в Маульбронне, где учился и откуда сбежал Гессе), но он и ученый-богослов, отмеченный печатью интеллектуальной избранности. Противоположный ему Гольдмунд одарен чувственно, он душа наивная и жизнелюбивая. В этом противопоставлении заключена обычная человеческая антиномия, которая уже начиная со средних веков философски и художественно осмысляется по-разному — и дуалистически, и монистически: Дух и плоть, небо и земля, Фауст и Мефистофель, Соломон и Китоврас, кот Мур и Крейслер, двойник Гофмана, — с одной стороны, и такие образы немецкой поэзии и музыки, как Вальт и Вульт Жана Поля Рихтера, Флорестан и Эвзебий Шумана и даже шиллеровская наивная и сентиментальная поэзия, безусловно повлиявшая на Гессе, — с другой. Образы, либо полярно противополагающие добро и зло, либо оттеняющие противоположные качества вне каких бы то ни было категорий нравственности.
Герои этого романа Гессе раздвоены и неполноценны внутри себя, что отражено и в их именах: Нарцисс страдает от своей интеллектуальной избранности, от одиночества — на нем лежит все-таки печать Каина, печать «степного волка», печать демонизма. А духовная любовь к Гольдмунду как бы восполняет неполноту его собственной жизни, но в то же время недоступна ему (как тут не увидеть хотя бы элемент того запрета, который получил Фаустус-Адриан Леверкюн от сатаны, — запрета любить).
Гольдмунд тоже любит Нарцисса, но уходит к любви чувственной — прочь из монастыря, в реальный мир, в страдания, в жизнь. Самое имя (Гольдмунд по-немецки значит «Златоуст»), напоминая нам о святом, в честь которого герой назван, не только иронично, но и многозначительно.
Итак, самовлюбленный Нарцисс бескорыстно и жертвенно (как читатель узнает из сюжета повести) любит Гольдмунда, а носитель святоотеческого имени Гольдмунд ведет беспутную жизнь бродяги, переходя от одной любовницы к другой, не отказывая себе ни в каких удовольствиях. На его пути — убийства, вероломства и болезни, но именно это чувственное познание жизни и делает его художником. Образы его скульптур — реальные живые люди, часть его жизни: апостол Иоанн — Нарцисс, а Мадонна — Лидия, одна из возлюбленных, о которой у Гольдмунда остались самые возвышенные воспоминания.
Гессе ведет своего героя через разнообразные круги жизненного ада, приводя его в конце концов в тюрьму. Спасенный Нарциссом, он возвращается в монастырь и умирает на руках своего друга, умудренный и смиренный, в смерть беря с собой и жизнь, а в жизни оставляя свое творческое бессмертие. Отрицание мира для Гольдмунда — не уход в монашество, как для Нарцисса; отрицание мира для него — воплощение этого мира в искусстве; земная жизнь естественно уходит с угасанием юности, желаний и успеха, а со смертью приходит благодать. Эту благодатную гармонию Гольдмунд обретает прежде всего от Нарцисса, одинокого рыцаря чистой духовности.
Через всю повесть, подобно некоторым предыдущим произведениям Гессе, проходит образ мифической матери Гольдмунда, женщины артистичной и греховной, символизирующей праначало мира и стихию эроса-любви — от самых земных ее проявлений до рыцарского и мистического почитания Мадонны, т. е. от тьмы к свету, который сам растет из этой тьмы (китайские Инь и Дао, библейские Ева и Дева Мария).
«Нарцисс и Гольдмунд», так же как и «Сиддхартха», может быть включен в цепочку «романов развития», герои которых либо художники, либо поэты: Вильгельм Мейстер у Гёте — актер, так и не сыгравший Гамлета и ушедший от мира в «башню»; Генрих Офтердинген Новалиса — поэт (легендарный миннезингер), отправляющийся на поиски «голубого цветка», за «потерянным раем», т. е. за истиной, любовью и поэзией; Франц Штернбальд Людвига Тика — прототип Гольдмунда, художник, в пластике природы видящий образец для своего искусства; Генрих Готфрида Келлера (роман «Зеленый Генрих») — тоже художник и тоже прототип Гольдмунда наряду с Францем Штернбальдом.
«Нарцисс и Гольдмунд» является одним из лучших и наиболее совершенных произведений Гессе благодаря отточенности своих философских идей, не только воплощенных в авторском повествовании, но и вложенных в речи самих героев. Особенно интересен последний разговор Гольдмунда с Нарциссом — разговор двух мудрецов, по-разному пришедших к своей мудрости.
Христианскими идеями проникнуты слова Нарцисса, но, как сомневающийся Карамазов, говорит Гольдмунд: Творца — принимаю, творение же Его — нет. Но разве совершенный Творец и несовершенная тварь — не основное утверждение христианства, не на преодолении ли тварью своего несовершенства оно зиждется? И Гольдмунд преодолевает эту неполноценность по-своему — через чувство и образ. «Праобраз, — говорит он, — духовен», а само искусство есть преодоление бренности, тленности, смерти. Праобраз — это та же мысль, «идея» философов, идея божественная, постижение которой дается не только научно-умозрительным, но и художественно-чувственным путем. И если Нарцисс видит в Гольдмунде эту духовность, то и Гольдмунд уже знает, что мыслители — те же поэты, только лишенные средств образного выражения: поэты без стихов, художники без кисти, композиторы без звуков. Нарцисс и Гольдмунд становятся равноценными, истинными «друзьями», сливаются в один образ: Нарцисс — как поэт чистого мышления, Гольдмунд — создатель, мыслящий образами; оба они идут к гармонии от единого Духа, только для одного гармония — в искусстве, для другого — в философски постигаемой религии. Романтическая идея о синтезе философии, поэзии, математики и музыки получает здесь некое завершение, превращается в своего рода религиозное действо, в котором участвуют и богословие, и наука, и жизнь, и искусство. Замечательно, что действо это совершается внутри пути христианского.
Религиозна и повесть, предваряющая роман «Игра в бисер», — «Паломничество в Страну Востока». Ее главный герой, Лео, «магистр» духовного братства, Ордена избранных, символически совершающих паломничество на Восток, противопоставлен тезке самого Гессе (в повести — Г. Г.; эти же инициалы соответствуют и имени героя в романе «Степной волк» — Гарри Галлера), герою заблудшему, который якобы «потерялся» (т. е. потерял самого себя). Лео — не только «господин» Ордена, но он и слуга его, служитель, диакон: объединение, характерное и для христианства, и для обычаев древнего Китая, и символическое для самого Гессе, связывающего здесь разные религиозные представления.
Повесть является своеобразной аллегорией — собиранием истинного знания из внешне разрозненных, но духовно родственных друг другу фрагментов, умозрительно объединяемых в некую универсалию, в романтический синтез.
Какие же фрагменты собирают члены духовного братства на пути к Востоку, к прародине, и кто входит в этот духовный союз?
Дорога к Стране восходящего солнца лежит, оказывается, через самые близкие окрестности Швабии и Швейцарии, а среди паломников и их друзей — и рыцари старофранцузского эпоса, и немецкие поэты-романтики, и образы индуистской и буддистской религии; друзья самого Гессе и герои его произведений; средневековые короли и современные писателю музыканты и художники; персонажи Ветхого Завета и отцы христианской церкви. Подобно тому как Фауст искал вечно женственное, видя его в Елене Прекрасной (нашел в Мадонне!), так и «рыцари» Гессе ищут вечную женственность в образе Фатьмы, дочери пророка Магомета: она их путеводитель, ключ к тайне бытия, вариация Софии Премудрости.
Вся эта фантасмагория перевита алхимическими и архетипическими символами, помогающими Гессе вместе с выдуманными им героями проникнуть внутрь себя, за пределы бессознательного, где и находится откровение, «золото», божественное тайнознание.