Из-за ослепляющего света вышел могучий воин, его кольчуга разливалась золотом, отражая в себе языки пламени. В могучих руках провернулись мечи, давая понять непрошеным гостям, что пропускать их к городу он не намерен. Командир отряда обнажил саблю и знаком приказал своим подчинённым окружить витязя. Османы словно стая волков медленно приближались к тархтару, заключая его в кольцо. Витязь был неподвижен, его дымчато-серые глаза совершенно спокойно следили за мимикой предводителя. Тот бросил беглый взгляд на своего соратника, стоящего за спиной противника. Волот слегка улыбнулся, поняв намерения тюрков. Командир сделал выпад, для отражения которого светловолосый должен был отойти назад, но Бер в последний миг подался в сторону, блокировал саблю мечом и резко выбросил второй клинок в заступающего со спины османа. Острое лезвие рассекло шею соперника и оборвало его земной путь. Витязь с силой оттолкнул главу отряда ногой и опустил на его голову меч, тот ловко уклонился и отпрыгнул от противника. Двое воинов с криками кинулись на здоровяка, его мечи остановили их клинки, пронзив воздух металлическим звоном. За спиной он почувствовал движение, оттолкнул от себя рычащих соперников, пригнулся, пропустив над собой певучее лезвие, и молниеносно во вращении распорол живот османца. Кареглазый выронил меч, схватился за рассечённую плоть и повалился на землю.

Тюрки вновь ринулись на Волота, вытаскивая из-за поясов цепи. Тяжёлые грузы понеслись в цель, увлекая за собой звенящие звенья. Широкий клинок встретил один из них, второй пролетел мимо отстранившегося воина. Бер резко рванул на себя обмотанный цепью меч, а второй выбросил в тело потерявшего равновесие соперника. Остриё прошло между рёбер и, достав до сердца воина, вернулось обратно. Стальные звенья соскользнули с блестящего зеркала и длинной змеёй свернулись у бездыханного тела. Страх вспыхнул в глазах османца, но отступать он не собирался и, взяв над собой контроль, вновь бросился в бой. Волот скрестил с ним клинки и задрал их вверх, второй меч, певуче провернувшись в широкой ладони, выскочил снизу вверх, грозясь впиться в плоть. Брюнет согнулся и отскочил, уйдя от атаки, но тяжёлая сталь с дикой силой ударила по мечу и выбила его из рук. Сверкающий клинок отразил в себе красные всполохи и мгновенно вернулся к отступающему противнику, обдав холодом шею.

Витязь повернулся к командиру, за которым стояли ещё трое воинов. Он ждал, окидывая чужаков равнодушным, раздражающе спокойным взглядом. Османцы стали расходиться, обходя славянина, и один за другим ринулись на соперника, рассчитывая на то, что он не успеет отразить их атаки. Бесшумные быстрые иглы вонзились в двоих нападающих, повергая мечников на землю. Один схватился за стрелу, впившуюся в его горло, прохрипел и замер, второй лежал неподвижно, сражённый в глаз и мгновенно отдавший душу. Из леса вышел конь, на спине которого грациозно восседала златовласая лучница. Волот блокировал клинки и отбросил противников, те вновь ринулись на него. Витязь резко повернулся к одному из нападающих спиной, лезвие топора вонзилось в щит, из-за кромки которого вынырнуло остриё меча и впилось в бок воина. Второй меч очертил круг и с лязгом отбил вражеский клинок. Волот никогда не упускал времени и во вращении, перехватив меч рукоятью вперёд, рассёк влажный воздух, а вместе с ним и шейную артерию командира.

Глухой звук неспешного цокота копыт приближался к парню, он посмотрел на нежный лик сестры и улыбнулся, ликуя в душе от того, что она была жива и невредима. Умила оторвала свой лукавый взор от клубящегося дыма любимых глаз и оторопела от увиденного — два десятка пеших османских воинов выходили из-за стройных рядов деревьев, лучники уже вынимали из колчанов стрелы, некоторые ратники запрыгивали коней их павших соратников.

— Запрыгивай ко мне, — пролепетала омуженка, — бежим.

— Мы не должны их к Крыму подпустить, — возмутился Волот.

— Запрыгивай, сказала, — прошипела сестра, вынимая стрелу, — поводья держи, на ходу придумаем как быть.

Бер не стал спорить, спрятал мечи в ножнах, в один прыжок взлетел на спину скакуна и, схватив поводья, погнал его прочь. Умила, поднявшись в стремени, стреляла в лучников, увеличивая свои шансы.

Робкой лучиной вспыхнула утренняя зорька, бросив свой скудный свет на чёрные головы деревьев, скользнув золотисто-красной дымкой по холодной коже скал, защекотав тонкими пальчиками синюю морскую пучину. Неслышно было щебета пташек и жужжания шмелей, природа ещё дремала, лениво потягиваясь под тёплым взором восходящего Хорса. У подножья каменной стены расположился лагерь осман, они ждали подкрепления в виде двух отрядов — пехоты и конницы — чтобы начать штурм города. Растянутые серые палатки грязными шапками лежали на покрытой травяным бархатом земле, давно остывший котелок нависал над прогоревшими углями. Одинокий воин неспешно откинул плотную ткань и вылез наружу. Он потянулся, отгоняя от себя сон, и посмотрел на рваную кромку леса вдали. Игривые лучи солнца, соскальзывая с острых пиков сосен на купала дубов, капали на погруженную в тень почву. От этой тьмы отделились силуэты — наверное, утреннее наваждение, шутка не до конца пробудившегося разума. Но тени проступали всё ярче, тёплые искры небесного светила отразились от металлических зеркал шлемов и рассыпались мелким бисером по кольцам кольчуг.

Воин, набрав воздуха, закричал своим соратникам, что надвигается беда. Внезапно острая боль впилась в его горло, заставив звук навсегда остаться глубоко в груди, он повалился на землю, судорожно сжимая рукой торчащую в его шее стрелу. Османы выскочили из своих укрытий и уставились на приближающийся к их лагерю отряд тархтар. Стрелы летели со всех сторон, вонзаясь в тела и забирая жизни, звон мечей заглушали стоны раненных, а кровь щедро окропляла влажную почву густым багрянцем.

Высокий воин укрылся щитом от вражеского клинка, провернул в руке меч и опустил его на соперника. Черноглазый выставил саблю перед собой, держась за рукоять и лезвие, и остановил славянскую сталь. Баровит ногой поразил его живот и атаковал вновь, противник увернулся, захрипел и бросился снова. Витязь оттолкнул его щитом и резко выбил саблю из рук брюнета. Османец повалился на землю и выхватил из-за голенища сапога нож, но тяжёлый клинок с хрустом вошёл в его плоть. Черноволосый воин с криком понёсся на тархтара, размахивая цепью. Тяжёлый груз ударился о вовремя выставленный щит и отозвался в плотном барьере мелкой дрожью. Баровит ввернулся в землю, выставив щит над головой, и во вращении рассёк тело противника. Дрожащие пальцы судорожно ловили горячую кровь, а угасающий взгляд впивался в светло-карие глаза витязя, но воин уже следовал дальше.

Тонкая тень грациозно мелькала за широкими спинами дружинников, прикрывавших её от османских лучников щитами. Тонкие пальцы скользили по оперению, сильные руки натягивали тугую тетиву и свирепая Смерть жадно впивалась в цель. Осадники с криками ринулись на освободителей, заставив их расступиться и позволить подойти к их «ястребу» ближе. Черноглазый воин хищно оскалился, окинув взглядом омуженку. Оценив её вооружение лишь в виде лука, он провернул в руке меч, и, предвкушая лёгкую победу, ринулся на неё. Воительница ловко уклонилась от атаки и с размаха выбила противнику концом плеча лука челюсть. Она выхватила стрелу и выпустила её в очередного соперника. Хрипящий османец вновь выбросил в светловолосую свой клинок, но девушка припала к земле, ощутив дыхание стали над своей головой, и вонзила сжатую в ладони стрелу в ногу противника. Парень закричал, машинально хватаясь за рану, Радмила вскочила, накинула на его голову лук, натянула тетиву и отпустила. Прочная струна впилась в мягкие ткани человеческой плоти и рассекла их, высвобождая поток алой крови. Омуженка освободила свой лук, выхватила из ножен сакс и ринулась в кипящий бой.

Тархтары калечили тела захватчиков, разоряя их лагерь. Эхо разносило звон стали и стоны раненых по всей округе, османы с надеждой всматривались в лесную толщу, ожидая подкрепления, но его всё не было. Славяне не знали пощады, быстрота и ловкость их атак не оставляли чужакам шансов. Чёрные птицы парили над полем битвы, венчая царящий ужас невидимым нимбом. Запах крови заставлял их опускаться всё ниже, чувствуя скорую трапезу. Широкоплечий воин вытер меч о рукав своей красной рубахи и окинул взором соратников и перевёл взгляд на густую чащу. Он должен был продвигаться к Демиру, но сердце его было неспокойно. Невесомое облако коснулось его плеча и сковало колющим холодом. Баровит обернулся и увидел Акима — деда Волота и Умилы.