— Перун, Землю сотрясающий. Зорко смотрящий за помыслами нашими, дающий отвагу и силы защищать род свой. Слава Тебе! Приди и встань камнем на защиту мою. Тебе жизнь вверяю!— гремел бархатистый голос витязя.

Брат с сестрой синхронно вонзили в землю мечи, рядом с выставленным квасом и хлебом. Блестящие стальные зеркала отразили в себе огненные знаки, преломляющиеся в рёбрах клинка, неустанно меняясь, они воплощали собой строки древнего заклятья.

—К предкам своим взываем, услышьте нас, родичи! Придите к нам, заклинаем вас! — в унисон звучали голоса взывающих.

Тонкие костлявые пальцы молнии разодрали густой мрак, высвобождая светлый лик Дивии из чёрного плена, раскат грома пронёсся над пиками лесных великанов, распугав дремлющих птиц, возвещая витязей о том, что услышал их Громовержец.

«Мы слышим вас» — шептали голоса, обдавая своим холодом спины детей Демира.

Дымчато-серые глаза одарили своим теплом красивое девичье лицо, а широкая ладонь убрала с нежной щеки выбившуюся золотую прядь.

— На меня их выводи, Умила, — сказал брат.

— Я разделю отряд, — говорила омуженка, — возьму на себя скольких смогу и к тебе ворочусь. Будь осторожен, родимый.

Волот поцеловал сестру в лоб и протянул ей шлем, но златовласая его отвергла:

— Неудобно в нём по деревьям прыгать, мешает.

Парень закатил глаза, и одел шлем на рукоять вонзённого в земную плоть меча. Девушка закрепила на боку сабли, на втором – колчан со стрелами, через плечо перекинула лук. Она подняла щит и подала его брату. Волот вложил в ножны по бокам тяжёлые мечи и принял щит из рук сестры, одев его на спину.

— Ступай, Умилушка, и не геройствуй за зря, — сказал воин.

— Ты тоже, — ухмыльнулась омуженка, отлично понимая, что брат её совету следовать не станет, и поцеловала витязя в щёку, звякнув кольчугами.

Грациозная воительница неслышной поступью направилась к непроглядной обители могучих великанов и канула в лесной чаще. Белый полупрозрачный силуэт возник за плечами Волота, невесомая рука легла на блестящие металлические кольца.

— Мы не сможем помочь обоим, — сказал дед.

— Помогите сестре, — ответил Бер, надев шлем.

Белое облако длинным шлейфом потянулось в след за Умилой, оставив витязя одного возле беснующегося пламени высоких костров. Ему оставалось только ждать, а ждать он умел.

Ночное небо медленно сбрасывало с покатых плеч плотную тёмно-синюю шаль, готовясь принять в свои распростёртые объятия светлоокого Бога. Спящий мир не собирался вырываться из убаюкивающих чар Дрёмы, ловя последние часы приятной неги. Столетние могучие деревья сплетёнными длинными ветвями удерживали ночной мрак в своей власти. По узким тропам степенно двигались воины, чинно восседая на грациозных скакунах. Чёрные глаза всадников впивались в призрачные тени и вслушивались в звенящую тишину древнего леса. Было слишком тихо, всё живое кануло во мрак и не смело шелохнуться, даже тонкие резные листья боялись покачнуться в лёгком дыхании ветра. Да и где этот ветер? Ничего нет, лишь густая тень и ночная мгла. Казалось, в этом ледяном океане сновала нечисть. Вот она мелькнула за широким дубом, или зацепилась за иголки сосны, а может, притаилась за колким кружевом можжевельника?

Белая вуаль стелилась по влажной земле, укрытой вязью корней и бархатом трав, она словно сгущалась и поднималась выше. Холод становился всё свирепей и колол тонкими иглами стопы воинов. Утробный женский смех разрушил мёртвую тишину и рассыпался демоническими нотами по шершавым телам деревьев. Кони стали танцевать под своими седоками, предчувствуя недоброе. Дикий страх материализовался стрелой и вонзился в горло всадника, вырвав из него сдавленный хрип. Воины принялись всматриваться в густые кроны, но эхо несло взволнованное ржание жеребцов и смешивало его с несущимися со всех сторон скрипами. Стрелы вырывались из мрака и настигали незащищённые участки тел. Османы падали на причмокивающую землю замертво, кони топтали поверженных и пытались свергнуть живых. Командир велел своим подопечным переходить на галоп и помчался прочь по узкой едва различимой в темноте тропке. Всадники прижались к спинам скакунов и ринулись за предводителем. Один из освободившихся от своей ноши коней замер на месте, всматриваясь в царящий сумрак. Тонкая тень соскользнула с ветви на его спину, тонкие пальцы сжали поводья и нежный тихий голос приказал животному следовать за беглецами.

Топот копыт заставлял дрожать землю, а треск ломающихся под их тяжестью сухих веток заполнял спящую лесную обитель. Лезвия сабель мелодично звякнули о ножны, золочёные соколы провернулись в белых ладонях и певуче разрезали влажный воздух. Нежить настигла двух всадников, с дикой силой пронеслась мимо них, обдав шеи исполинским жаром загнутых клинков. Багряные ручьи хлынули из рассечённой плоти и тела несчастных глухо пали на землю. Кони вновь заржалии бросились прочь, четыре всадника остановили своих скакунов и, обернувшись, увидели наездницу в матовом кружеве стальных звеньев. У ног её лошади лежали их мёртвые соратники, незнакомка окинула осман холодом своих озёр, развернула жеребца и рванула вглубь леса. Тюрки ринулись в погоню, будучи уверенными в том, что справятся с одной хрупкой женщиной.

Мускулистое тело животного покрывала блестящая плёнка пота, широкие ноздри жадно втягивали пряный воздух и столь же стремительно его отвергали, стальные подковы вбивали нежные травяные ленты в землю, заставляя тонкие корни вырываться из питательной плоти. Жеребец приближался в поросшей мхом горной груди. Руки наездника натянули поводья и приказали коню замереть. Грациозный всадник ловко соскочил с широкой спины и, сжимая в ладони лук, выхватили из колчана стрелы. Металлические зубы один за другим поразили лошадиные шеи, заставив наездников спешиться. Омуженка сменила оружие, призвав к себе золочёных соколов. Османы ухмыляясь бросились на голубоглазую девушку. Умила провернулась, отразила саблей меч противника и, продолжая движение, увела клинок его соратника в сторону. Лезвия тонко лязгнули, славянка, ввернувшись в землю словно волчок, поразила изогнутыми зеркалами ноги нападавших. Воины скривились от острой боли и зашатались, «лесной дух» мгновенно отпружинил от земли и резко опустил стальные крылья на шеи замешкавшихся соперников. Третий противник кинулся на неё, замахиваясь мечом, Умила скрестила сабли и блокировала его. Она задрала клинок вверх и, оттолкнув османца ногой, мгновенно сделала выпад, который, как она и предполагала, черноглазый отразил мечом. Вторая сабля вынырнула откуда-то снизу и, бросив свой скупой блеск, облизала живот «раскрывшегося» воина. Зажимая рану рукой, он попятился назад, давая своему соратнику возможность атаковать девушку. Тюрок провернул в руках серпы и завращался, лязгая ими по изогнутым лезвиям. Длинные клинки блокировали полумесяцы и развели руки османца в стороны, тонкая фигурка скользнула к нему и ударила соперника головой. И без того тёмный мир резко погрузился во мрак, горячая кровь хлынула из сломанного носа. Омуженка высвободила сабли и вонзила один из клинков между рёбер противника. Не слыша предсмертного хрипа и не смотря в замирающие глаза, она заметила, как раненный воин метится в неё из лука. Умила, не вынимая сабли из обмякающего тела, рванула поверженного на себя, закрываясь им словно щитом. Стрела вошла в мужскую спину, не достигнув ловкой воительницы. В ответ лучнику, блеснув в холодном свете угасающих звёзд, пронеслась изогнутая сталь. Османец успел обнажить сакс и отбить саблю. Омуженка с утробным рычанием подлетела к нему, размахнулась клинком, но нож вновь блокировал его. Девушка ударила ногой по рассечённой плоти, заставив врага онеметь от боли и, не теряя времени, с большой амплитудой опустила саблю на его шею. Голова глухо ударилась о землю и поглотилась шуршащим облаком высокой травы. Умила вытерла клинки об одежду убитого, запрыгнула в седло и ринулась на помощь брату.

Всадники гнали лошадей по мрачному лесу, перелетая через поваленные деревья, вырывая земляные комья и распугивая сонных птиц. Тёмная шуршащая бездна медленно разжимала свои объятия, сквозь ряды стройных стволов стал проступать яркий свет. Воины вышли на широкую поляну, которую освещали три высоких костра. Струящиеся золотисто-красные ленты извивались в безумном танце, то сливаясь в едино, то бросаясь прочь друг от друга. Из-за столба исполинского пламени один за другим вылетели «камни» и с диким грохотом принялись разрывать царившую тишину, выбрасывая под копыта лошадей сотни жалящих искр. Кони заржали, сбрасывая седоков, и ринулись обратно в прохладный сырой лес. Османы поднялись, сгруппировались и принялись всматриваться в завораживающий хаос огненных колонн.