Глава 8. Красные крылья зари
Огромный шар расплавленного золота медленно покидал небосвод. Острые пики сизых елей атаковали его нежное тело, грозясь изранить слепящее светило. Огненные нити солнца падали на шершавую кожу горы, заставляя разломы каменной тверди переливаться блестящей слюдой. Озорные лучики принялись щекотать неподвижного гиганта, скользнули внутрь расщелины и канули во тьме. Их не менее смелые браться запрыгали по малахитовому бархату устилающего горную чешую мха, осыпая его багрянцем. Дрёма* своей мягкой поступью ходила меж деревьев, убаюкивая их, погружая мир в сонное забвенье.
Жизнь замирала, огромное зелёное сердце стучало медленней, и лишь громкие голоса пирующих людей разбивали воцарившуюся тишину на сотни осколков. Гудящая толпа обступила двух витязей, решивших помериться силой. На их вытянутых в стороны руках восседали девушки, по две у каждого. С этим «грузом» воины приседали, кто больше. Пока, счёт был равный. Среди зевак стояли омуженки и следили за состязанием. Огненные глаза одной горели азартом, тонкие губы изогнулись в ухмылке. Златовласая же буравила взглядом одного из соперников, отчего аккуратное личико приобрело обиженный вид. Радмила решила усложнить задание и в два прыжка приблизилась к приседающему Баровиту. Она оттолкнулась от его колена, встала на широкие плечи и бросила хитрый взгляд на соперника. В этот же миг от толпы отделился зеленоглазый парень и запрыгнул на Ждана, отчего витязь покачнулся, но быстро поймал равновесие, под девичье ойканье. Дружинник скрестил руки на груди и широко улыбнулся.
— Чай, я потяжелее тебя буду, Радмила Игоревна. Стало быть, победа за Жданом, — заявил Злат.
— Верно, — заголосила толпа.
Омуженка лишь фыркнула и спрыгнула с друга, Злат последовал её примеру. Витязи опустили девушек на землю, отчего красавицы слегка расстроились. Баровит бегло окинул взором присутствующих, нахмурил брови и спросил у друга:
— Куда Умила подевалась? Только что здесь была.
— Так она сразу ушла, как Радмила к тебе на плечи сиганула, — ответил Ждан.
Зорька улыбнулся, похлопал победителя по плечу, и принялся протискиваться меж гудящих людских рядов. Ждан вернулся за стол, ухмыльнулся Радмиле, сдержанно принимающей знаки внимания Злата, и предался мечтам своим о том, как вскоре увидит лик сына... впервые.
Тонкие кисти отвели усыпанные бархатной листвой ветви, грациозная воительница отделилась от шелестящей стены и подошла к подножью скалы, в которой виднелась расщелина, раскинувшаяся широкой аркой в каменном теле. Пальцы расстегнули ремень, и ножны рухнули на мелкую гальку, о которую тихо звякнули золочёные соколы. Девушка опустилась на громоздкий осколок скалы под угловатой аркой и устремила взор своих холодных озёр на раскрашенное вечерней зарёй небо. Золотисто-розовое пламя жадно охватывало тёмно-голубой океан, пронзая его пурпурными всполохами и разбрасывая гранатовые искры. Алые языки щекотали нежные тела сапфировых и лиловых облаков, чинно плывущих в образах сказочных зверей по воздушной толще.
Столь тонкое и прекрасное явление, сотворённое Сварогом, очаровывало омуженку и питало грусть в девичьем сердце. Тяжёлые думы ложились на её плечи, а обида на саму себя комом вставала в горле.
— Утомило тебя веселье, — раздался бархатный голос, заставив златовласую вздрогнуть, — али наскучили мы тебе?
— Наскучили, — повторила голубоглазая, и поднялась с камня.
— Ты сама не своя в последнее время, — заметил витязь, подходя ближе. — Случилось чего?
Пряча глаза, девушка сделала шаг в сторону моря и остановилась в нерешительности:
— Устала я от войны этой. По Камулу соскучилась. В Хамбалык к родне хочу съездить, да на свадьбе Волота с Любавой поскорее погулять.
— Погуляем на свадьбе, Умилушка, — улыбнулся Баровит. — Завтра уже в дорогу собираться станем.
Воин задумчиво наблюдал за тем, как Ярило игриво кидает последние лучи свои на блестящие волны её собранных в косу волос, заставляя расплавленное золото стекать по их щёлку.
— Всю жизнь знаю тебя, родная, — тихо сказал он. — Гложет душу твою печаль, токмо скрываешь ты её от меня. Почему? Боишься не пойму тебя?
Стройная дивница резко обернулась, изогнулась подобно ленте на ветру, и дрожащей рукой схватила сабли.
— С чего мне в мысли свои тебя впускать? — фыркнула она и собралась покинуть парня.
Широкая ладонь сжала запястье и остановила воительницу, развернув её к себе. Светло-карие медовые глаза впились в красивое личико пристальным взглядом, остановившись на вспыхнувшем нежном румянце.
— Не чужой человек я тебе, Умила, — серьёзно отвечал Зорька. — Всё рассказать мне можешь… Если только не я виной печали твоей стал.
Большие глаза омуженки распахнулись ещё шире, алые губки сжались, а усилившаяся дрожь перекинулась на руку воина. Баровит, не опуская взора, решился рассказать ей о своих подозрениях:
— Много думал я о нас. Ты меня с малолетства знаешь, всегда я другом был тебе… Но вот уж почти лето я руки твоей добиваюсь… Может, в том печаль твоя, что ты так и считаешь меня другом, но не хочешь сердца моего ранить?
Эти слова заставили Умилу жадно проглотить воздух и вызвали крошечные капельки в уголках выразительных глаз. Опустил взор свой витязь, подумав, что прав оказался в мыслях своих. Помолчав немного и набравшись сил, он продолжил тяжёлый разговор:
— Не молчи, Умилушка, скажи прав я, али нет… Посмотри в глаза мне и скажи, что не люб я тебе. Тогда перед Богами поклянусь душами предков своих, что верным другом останусь тебе и не потревожу боле.
Дрожь с девичьей кисти соскользнула на ножны сабель и заставила их робко позвякивать. Пухленькие губки неохотно раскрылись, и неуверенный шёпот соскользнул с них:
— Я не люб…
Голос осёкся, застряв в груди, пальцы разжались, и ножны вновь ударились обточенные морем камушки.Тонкие веки закрыли глаза, с пушистых ресниц упала хрустальная бусинка, а освободившаяся от ноши ладонь зажаларот, не давая рыданиям вырваться наружу. Баровит второй рукой обхватил девичий локоть и приблизил её к себе.
— Не хотел я слёз твоих, — горько улыбнулся он. — Я понял всё, не рви душу, родная. С этой поры сестрой считать тебя стану.
Стаи чёрных ресниц взмыли вверх, удивлённый взгляд голубых глаз устремился на помрачневшее лицо витязя – не желала она быть сестрой ему. Белая кисть освободила губы и медленно легла на небритую щёку. Неведомое марево окутало омуженку, единым порывом девушка коснулась его губ, отчего сотни искр рассыпались по телу, и сердце принялось бешено сотрясать грудь. Широкая ладонь раскрылась, освобождая нежную руку от своего плена, скользнула по осиной талии и прижала бунтарку к могучему торсу. Тонкими жаркими нитями страсть сплетала влюбленных, воин опустился на широкий камень, не отрываясь от сладких губ. Жадно покрывая тонкую девичью шею поцелуями, Баровит почувствовал, как её пальцы отстегнули его ремень и потянули кольчугу вверх. Стальные кольца дружинников со звоном упали на серые камни, следом их накрыли рубахи. Умила опустилась на колени воина и вновь прильнула к его губам. Крепкие руки в сладком беспамятстве сжимали стройный стан воительницы, а её горячее дыхание дурманило голову сильнее любого вина.
Колкий хлад коснулся плеча витязя. Неохотно оторвавшись от нежной медовой кожи, он посмотрел на безмолвную тень.
«Уходи, не до тебя» — отмахнулся в мыслях Баровит.
Но усопший предок оставался на месте и, медленно вытянув руку, указал в сторону моря. Зорька, утопая в плену девичьих ласк, посмотрел поверх её плеча и замер. Там на горизонте виднелись четыре османских корабля.
— Умила, одевайся, — прошептал он, разжимая объятия.
— Что? — опешила златовласая.
— Одевайся, — повторил дружинник, не отрывая глаз от горизонта.
Омуженка обернулась, отчего золотые локоны защекотали щёки воина. Её глаза расширились от увиденного, она вмиг спрыгнула с колен возлюбленного и схватила красные рубахи. Швырнув одну из них Баровиту, нырнула в свою. Зорька схватил оружие, сжал руку девушки и ринулся прочь, позабыв о кольчугах. Умила на ходу, под позвякивание ножен, затянула на талии ремень. Тёмные ленты ветвей, шурша, хлестали их тела, а извилистая узкая тропка вела наверх, к ничего неподозревающим братьям. Они вбежали в деревню, миряне уже разошлись по домам и несколько дружинников помогали мужикам занести лавки обратно. Витязь резко повернулся к своей спутнице и обхватил руками хрупкие плечи: