Глава 2. Поцелуй Лады

Лазурное безмятежное небо пасло стада белоснежных овец-облаков, золотые струны Солнца кутались в их густую шерсть, щекотя нежную кожу. Дивно пели птицы, заполняя округу своим мелодичным нектаром, где-то вдали бежала речушка, раскидывая свои кудрявые волосы по сухому лику берегов. Сочная трава обняла могучую спину воина, ударив в нос своим горьким соком. Холодные озёра его глаз любовались красотой этого мира, а сердце бешено колотилось в груди, предвкушая долгожданную встречу. Она никогда не испытывала терпения витязя, и вскоре он увидел белую лебедь. Её широкие крылья подхватывал ветер, аккуратно опуская птицу. Она нарисовала круги в голубой толще, стала снижаться и чем ниже опускалась дива, тем темнее становились её перья. Чёрная лебедь ударилась о землю и обратилась в высокую стройную женщину. Грациозная гостья направилась к ожидающему её мужчине, окутывая его клубящимся дымом своих пепельно-голубых глаз. Золотистые прямые волосы струились по спине, подобно нежному щёлку, белые руки спешили заключить воина в объятия. Воевода с огромным желанием принял их, сжав девичье тело в своих широких ладонях.

— Скучал по мне, свет очей моих? — улыбнулась дива, поцеловав его губы.

— Не успев прожить день, я уже спешу к тебе, душа моя, — шептал он, покрывая лебединую шею поцелуями, — такая мука жить без тебя, Аделюшка.

— Демир, — лепетала златовласая, — мой могучий воин, сила твоего духа огромна, ты нужен нашим детям… и не только им.

— Я знаю, — кивнул воевода, проведя рукой по гладким волосам жены, — но с каждым летом я всё больше жду, когда же ты придёшь за мной.

— Я всегда рядом, — шепнула Аделя, целуя огрубевшие от меча ладони мужа, — тем более я никогда не смогу перейти в Славь*, мы не будем вместе, моё солнце.

— Я останусь с тобой в Нави*, — решительно заявил Демир, — откажусь от перерождения, Мара услышит меня. Я буду служить ей вечно, лишь бы быть с тобой, неважно где.

— Я люблю тебя, — сказала супруга и припала к его губам.

Небо над головой покачнулось, птицы тучами поднялись ввысь, закричали, заметались, крепкие руки воина чувствовали, как тело любимой превращается в облако и тает на его груди. С криком воевода вырвался из сна, подпрыгнув на подстилке из сена.

— Аделя, — шептал он… каждое утро,..уже двадцать лет.

Ярило* настойчиво бил в глаза витязя своим ослепительным светом, огненные петухи кричали во всё горло, возвещая всё живое о наступлении утра. Демир поднялся, пригладил усы и нехотя пошёл поднимать своих воинов. Его строгий нрав знали все, поэтому дружинники, уже успев искупаться в море, варганили завтрак из того что наловили сами или чем угостили их гостеприимные селяне. Батый подошёл к Радмиле, внимательно перебирающей свои стрелы.

— Утро доброе, дочка, — пробасил он.

— Доброе утро, Демир Акимович, — улыбнулась омуженка.

Её янтарные глаза в свете яркого Солнца казались огненными и грозились опалить густые чёрные ресницы. Девушка откинула за спину широкую косу светло-русых волос и, обтерев взмокшие ладони об штаны, вновь взялась за колчан.

— А где Волот с Умилой? — нахмурился воевода, окидывая своих подопечных взглядом.

— Осмотреться ушли, наверное, — отвечала лучница, пожав плечами.

— А Баровит? — ещё больше сдвигал брови Демир.

— Он раньше петухов поднялся, как всегда, — ухмыльнулась Радмила, — на разведку ушёл,.. небось.

— А меня спросить не дано?! — вспылил воин.

— Нет, ну так всегда, — взорвалась омуженка, бросив стрелу на землю и засучив рукава рубахи, — они куда-то уходят, а прилетает мне! Я здесь сижу, указа жду. А это ваши дети, ваш ученик, с них и спрашивайте. Я – простой дружинник в стратегиях и хитростях ваших воинских ничего не понимаю… Одного на зоре утренней мёртвые ведут куда-то, второго духи зовут, а у третьей шило в заднице свербит, покоя не даёт, вот вам и ответ на все ваши вопросы!

— Ладно, остынь, Радмила, — отступился Демир, — понял я всё.

— Надеюсь, — ворчала девушка, аккуратно складывая стрелы в колчан.

Воевода решил построить имеющихся дружинников и дождаться отсутствующих. Может, и наказание им какое придумать, а если с пользой вернуться? Вообще к Баровиту мёртвые просто так не приходят, да и к Волоту духи за зря не взывают, а Умила уходит, лишь беду почувствовав чью-то. Неспокойно стало на сердце отцовском, видать буря грядёт, готовым быть к ней нужно.

_______________________________________________________________________________________________

Лада* – Богиня любви и красоты у славян.

Славь* –Мир Предков (Светлая Навь)

Навь* – мир усопших и духов Хаоса

Ярило*– Бог весеннего Солнца, почитаемый как Бог Плодородия и страсти, умелый воин и первый земледелец.

_______________________________________________________________________________________________

Тонкие пальцы обхватывали гибкие ветви молодых деревьев, голубые глаза внимательно всматривались вдаль, стопы неслышно касались влажной травы. Девушка остановилась и шепнула через плечо:

— Что именно тебе духи сказали?

— Подымись на самый острый зуб горы, — отозвался мужской голос за спиной.

Златовласая вздохнула, окинула взором гору:

— Ну, что делать? Давай подниматься.

— Сама-то, что чуешь? — спросил брат.

— Наверх тянет, — сказала Умила, поднимаясь по наклонной поверхности земной тверди.

— В следующий раз молока духам налью перед сном, — бубнил Волот, хватаясь за тонкие тела деревьев, — чтобы понятней говорили. Толи дело матушка наша. Батя мне рассказывал, что она с духами разговаривала, как мы меж собой. Всё чётко – иди в тот-то лес, при такой-то Луне, по той-то тропке, до такого-то дерева, потом из кустов выгляни, всё и увидишь,.. а здесь «острый зуб горы». Что это вообще?

Сестра хихикнула причитаниям витязя.

— Так, может, ты забыть чего успел? — рассуждала омуженка, цепляясь за протянутые к ней ветви. — Надо было сразу меня будить, а ты всё волосы мне гладил, щёку целовал.

Брат замер и округлил глаза:

— Я? Ты чего, Умила, когда я тебя так будил?

Девушка остановилась и, обернувшись, уставилась на него.

— Ну, да. Ты обычно за плечо трясёшь и в ухо «Умила» орёшь, — согласилась она.

— Я не кричал на тебя ни разу, — возразил Волот.

— Ну, не могло же мне это присниться, — сомневалась она.

— Тебе и не приснилось, есть один человек, который заботой своей тебя укутывает, а ты, коза горная, дважды его уже развернула, — хитро прищурился воин, — и когда мы уходили, его уже в сарае не было.

— Как не было? — напряглась голубоглазая.

— Так. Ушёл куда-то, — пожал плечами витязь.

— Куда? — спросила девушка, прожигая брата взглядом.

— Откуда мне знать? — насупился он.

— Он - твой друг, — не унималась Умила.

— Он - твой жених, — заметил Волот. — Не волнуйся ты так, сам ушёл, сам и воротится… К обеду точно… особенно если Радмила лапши наварит. Она, в отличие от тебя, знает чем Баровита порадовать.

Златовласая шлёпнула брата ладонью по лбу:

— Да, ну тебя. Сбил ты меня, след я потеряла.

Воин тихо посмеивался над сестрой. Девушка закрыла глаза, вытянула в разные стороны руки и прислушалась к своим ощущениям, правую ладонь обдало жаром.

— Выше, — констатировала она.

— Веди меня, — улыбнулся Волот.

Ряды, клонящиеся к подножью горы, деревьев становились всё реже, девичьи пальцы цеплялись за холодные камни, колени, даже через плотную кожу высоких сапог, ощущали каждую грань острых пород. Наконец-то воины вышли на плато, можно было выпрямиться во весь рост и осмотреться. Широкая ладонь брата легла на девичье плечо:

— Вон он - зуб горы.

Голубые глаза окинули высокий острый пик, о ноги которого разбивались морские волны.

—Не знаю, родной, меня вниз тянет, — сказала она и пересекла каменную площадку.

Девушка резко пригнулась и спряталась за камень, витязь проскользнул к ней. Он увидел, как семеро османцев вытягивают из дома, стоящего на отшибе деревни, молодую девушку, как вслед за ними выбегают с криками её родители.

— Спускаемся, — скомандовал он.

Они осторожно, но не мешкая при этом, принялись скользить от камня к камню, наблюдая за тем, как два османца обнажили мечи и приставили их к шеям несчастных родителей.

— Ты стариков освободи, — шепнул брат, — а я девушке помогу.