Огненной птицей вспыхнула утренняя зорька и понеслась над лесом, пробуждая ото сна могучего великана. Покружила над озёрами, коснулась крылом быстрой реки и вернулась к Хорсу, усевшись на край его золотой колесницы. Белые кони фырчали, вскидывали гривы и тащили по небу тяжёлый солнечный диск. Тёплый проказник проскользнул в землянку под корнями векового кедра и затанцевал на нежной девичьей щеке. Густые ресницы взлетели вверх, синева озёр окинула убежище, губы улыбнулись светлому лучику и новому дню. Умила нарвала тряпиц и высыпала в каждую по горсти пороха из горшка. Она перевязала их бечёвкой, сложила в мешочек и закрепила его на поясе. Любила омуженка дружинников этими бомбочками пугать, незаметно подкидывая их в костры. Девушка надела плащ, закрепила колчан со стрелами, лук, спрятала сабли в ножны, выпорхнула из своего укрытия и канула в чаще леса.
Могучие ели рвались своими острыми пиками в небо, сухие тонкие веточки потрескивали под легкой поступью, резные шёлковые листья хлестали по широкому плащу, пытаясь сбить капюшон и усмотреть скрывающееся под ним лицо. Но лесной дух двигался быстро, растворялся в шелестящих клубах кустарников, сливался с изувеченными телами бурелома, ловко проскальзывал между стволами деревьев, искал помощника и никак не мог его найти. Тогда дух замер, нежное дыхание Авсеня* коснулось широкого капюшона и осветило девичий лик. Омуженка закрыла глаза, вобрала в себя влажный пряный воздух и отпустила мысли:
«Велес* великий, духами предков своих заклинаю тебя и помощи твоей прошу, дай мне заступника, дабы наказать обидчиков своих, опорочивших Веру великую, поправших законы Отца твоего».
Зашептали листья, преклонились травы, захлопали крыльями птицы, устремляясь в нежно-голубую бездну неба, всплеск воды донёсся до слуха просящей. Умила улыбнулась и низко поклонилась.
«Благодарствую тебе, светлый Велес, — сказала она и, вытащив из мешка три ржаные лепёшки, положила их к корням дуба. — Прими требу*, Великий Властитель».
Быстрая река, огибая тёмные валуны и раскидывая сотни радужных бусин, бежала вдоль леса, унося с собой отражение его лика. Гибкие серебристые тела извивались в холодной толще, поблёскивая чешуёй в солнечных лучах. Широкая когтистая лапа пыталась ухватить лосося, но тот никак не желал быть пойманным. Медведь зарычал, затряс косматой головой, вытянулся во весь громадный рост и окинул гневным взором жадную реку. Запах чужака коснулся острого нюха, поселив в сердце тревогу. Зверь повернулся и увидел стройную фигуру, наблюдающую за ним. Он вышел на берег и приблизился к незнакомке.
— Здравствуй, Хозяин леса, — сказала она, бросив к его ногам упитанного лосося. — Ты-то мне и нужен, подсоби мне, Бер.
Медведь с хрустом впился зубами в извивающееся тело рыбы, слушая приятный голос девушки.
— Брата моего люди так же звали, — грустно добавила она. — Помоги мне требу Мары обратно в храм вернуть.
Зверь, облизываясь, кивнул ей и внимательно посмотрел на её руки. Славянка улыбнулась ему и бросила вторую тушку.
— Покушай, Миша, а то ладу не будет.
Насытившись, хозяин леса рыкнул своей спутнице, та напружинилась и кинулась в чащу, зверь следовал за ней. Тёплые лучи Авсеня гнали расплавленное золото с девичьей косы, заставляя его по каплям соскальзывать на бурый бархат плотной шерсти и растекаться по ней блестящими искрами. Умила отпускала свой дух, окутывая им, словно ажурной шалью, могучего заступника. Бер чувствовал биение её сердца, слышал её дыхание, они сливались в единое целое, их мысли лились общим потоком — та же цель, та же злость, та же ненависть… одна на двоих. Бежали они недолго, омуженка забралась на дерево и глянула через зелёные ветви на дружинников, толкающих воз. Колёса под тяжестью награбленного вязли в сырой земле, кони несогласно фырчали и мотали гривами.
«Тяжело добро чужое?» — ухмыльнулась воительница.
Она собрала весь свой гнев в единый клубок в груди и направила его своему спутнику. Рассвирепел медведь, заревел, поднялся и пошёл кусты ломать. Тяжёлая лапа ударила зазевавшегося ратника, и бездыханное тело повалилось на землю. Воины, увидав бера, похватались за мечи, ещё больше раздражая хищника. Один из них кинулся на животное. Голубые озёра прищурились, тонкие пальцы разжались, отпуская стрелу прямо в глаз неприятелю.
«Не дам обижать Мишку», — улыбнулась Умила.
Асила принялся искать взглядом стрелка, уже не слыша крик своего дружинника, раздираемого зверем.
— Вот он! — крикнул воевода, тыча пальцем на дерево. — Лови его!
Лучник понёсся по ветвям, за ним следовали семеро воинов. Незнакомец спрыгнул на землю и рванул к поляне. Один из преследователей настигал беглеца, но внезапно тот остановился, развернулся, и что-то блестящее просвистело в воздухе, обдав холодом шею ногайца. Умила оттолкнулась от плеча истекающего кровью врага и хищной птицей, расправив изогнутые стальные крылья, бросилась на второго. Мужчина размахнулся мечом, но девушка увернулась, вкрутилась в землю и с разворота, отведя очередную атаку саблей, рассекла живот противника вторым клинком, перехватив его рукоятью вперёд. Соперник выронил оружие и схватился за кровящую плоть. Не хотела Умила мучить его, поэтому занесла острое лезвие и оборвала страдания воина. Из леса вылетел Асила с пятью ордынцами и впился взглядом в тела своих соратников. Широкий плащ, унизанный листьями, и глубокий капюшон полностью скрывали лесную нечисть, не давая зорким глазам воеводы уцепиться за черты противника и понять кто же перед ним.
— Кто ты?! — крикнул он, на что услышал лишь утробный смех.
Незнакомец кинулся к обрыву, киевлянин за ним. Асила видел, как тот прыгает в бездну, как ветер куполом надувает жёлто-коричневый плащ, как дрожат на нём высохшие листья. Не желал воевода упускать его, поэтому ринулся в пропасть, остальные за ним шли.
Умила припала на бедро, выхватила из чёрных ножен бебут и вонзила его в песчаное тело. Она плавно съехала вниз, в то время как трое дружинников летели кубарем, теряя мечи. Омуженка кинулась к крепостным стенам города, расстелившегося на ладони равнины. Девушка видела, как отворились ворота, как трое конников стремительно приближаются к ней. Первым ехал могучий витязь, блестя серебром седеющих волос. Велибор на ходу протянул ей руку и забросил на коня.
«Знал, что приду, — подумала златовласая. — Значит, Баровит гонца прислал».
Не было у московитов шансов перед конниками, никого не оставили тангутские воины… кроме воеводы. На Асилу накинули путы и поволокли к городским воротам.
— Стой, Велибор Касимович, — сказала Умила, похлопав его по плечу, — в лесу обоз остался. Пришли мне троих дружинников.
— Одну не пущу, — осёк мужчина, останавливая коня, и кинул взгляд на своего воина. — Зарен, пойдёшь с Умилой Демировной.
Парень кивнул, спешился и вопросительно посмотрела сидящего за спиной воеводы незнакомца. Тонкая кисть скользнула по капюшону, опуская его вниз и высвобождая золотистые кудри. Девушка лихо соскочила с лошади, жестом велела дружиннику следовать за ней и бросилась к холму, перепрыгивая через тела убитых.
— Воротись обязательно, — крикнул ей вдогонку Велибор, — перемолвиться с тобой хочу!
— Ладно! — отвечала омуженка, впиваясь ножами в тело земли.
Медведь свирепо рычал, пытаясь дотянуться лапой до парня, забравшегося на дерево. Несчастный сжался в комок, всё сильнее впиваясь в шершавую кору. Изуродованные тела сослуживцев вселяли ещё больший страх, и дружинник карабкался выше, не желая обрести ту же участь. Шелест цепких веток кустарника отвлёк зверя. Вскоре показалась фигура его «приятельницы», за которой следовал незнакомый воин. Увидав косматого, Зарен встал как вкопанный. Липкий страх сменился недоумением, когда Умила Демировна подошла к взбешённому хищнику.
— Не серчай, Хозяин Леса, — кланяясь, сказала она, — подсобил ты мне, родимый, благодарю тебя за это.
Девушка направляла на Бера тёплый поток своей души, успокаивая его. Она протянула ему яблоко и ласково заговорила:
— Угощайся, Мишенька.
Медведь обхватил зубами ароматный плод и принялся с хрустом упиваться сладким соком. Зверь затряс головой и спокойно поплёлся к реке, пытать удачу вновь, борьба с «железными» людьми порядком его измотала. Умила подошла к дереву и посмотрела на дрожащего дружинника.