— Колос, верно? — ухмыльнулась она.

Тот кивнул и неуверенно спустился на землю, он был явно младше омуженки — лет семнадцать от силы. Парень всмотрелся в бездонные голубые глаза — большие, выразительные, обрамлённые чёрным бархатом ресниц. Тонкие светло-коричневые дуги бровей приподнялись в удивлении, прямой аккуратный носик, пухленькие губки, круглое личико и острый подбородок. Забыл Колос обо всём и рассматривал девушку, словно диковинку. Солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев и стекали по волнистым волосам, окрашивая их в золото.

— Ты к Маре взывал? — вырвал парня из забвения властный голос.

— Я, — закивал ошеломлённый воин. — Тёмная Мать тебя прислала?

— Да, — заявила та, ощутив на себе удивлённый взгляд Зарена.

У дружинника Тангута хватило ума не вмешиваться в разговор. Он оставался неподвижным и внимательно наблюдал за загадочной воительницей, о которой слышал много удивительного от своих братьев по оружию, чуть больше месяца назад вернувшихся из Крыма.

— Хочешь душу очистить, вину свою искупить? — продолжала Умила, пристально глядя в глаза московита.

— Хочу, очень хочу, — закивал Колос, падая на колени перед «посланницей» Мары.

— Тогда доставь обоз обратно в Камул, в храм, — велела Демировна.

— Всё как скажешь сделаю, — пообещал парень и кинулся к коням, проверяя упряжь.

К Умиле подошли трое воинов Велибора. Они улыбнулись ей, потому как знакомы были с дочерью воеводы Камула.

— Здрава будь, Умила Демировна, — пробасил зеленоглазый дружинник, раскрывая объятия.

— Рада видеть тебя, Злат, — улыбнулась девушка, похлопав его по плечам. — Смотрю, рука твоя совсем зажила.

— Да, всё брату твоему спасибо, его стараниями жив остался, изрубили бы меня османы тогда, — отвечал он. — Как здравствуют Волот и батюшка ваш Демир Акимович?

— Мара забрала их… две недели назад, — глухо сказала девушка. — Светлой памятью теперь живут они в моём сердце.

Злат опустил взор, его губы сжались, а колючий ком сковал грудь умелого воина, прошедшего десятки сражений. Не мог он принять утрату близких людей, но на то была воля Богов. Закрыв глаза, дружинник зашептал молитву Маре об успокоении душ усопших и вечной памяти их в мире Слави.

— Не только в вашем сердце живут они, — неожиданно отозвался Зарен, — все мы знали батюшку вашего, и Волот Демирович всегда во всём примером нам был, мало таких витязей на земле Тарха и Тары.

— Спасибо, други, — грустно улыбнулась она.

— Умила Демировна, — замялся Злат, — а Радмила Игоревна как поживает?

— Ранена была, — хитро улыбнулась омуженка, — поправляется теперича. Обоз в Камул вернёте, заодно в гости к ней заглянешь. Рада тебе она будет.

— Как скажешь, — просиял воин, — обещаю волю твою исполнить.

Умила подошла к Злату ближе и шепнула на ухо, кивая в сторону Колоса:

— Если этот малый будет спрашивать обо мне, не рассказывай ничего.

— Добро, — улыбнулся дружинник и направился к обозу.

— Идём, Зарен, — сказала девушка, — воевода видеть меня хотел.

Воин шёл за ней следом, мысли роились в его голове, раздирая любопытством душу. Множество вопросов не давали ему покоя: и о том, как же хрупкая с виду девушка одна смогла почти весь отряд положить, и с медведем побрататься, да и малец тот трясся перед омуженкой, как осиновый лист, чего же в ней страшного?

— Умила Демировна, — не выдержал Зарен, — откуда вы этого парня знали и как поняли, что он к Маре взывал?

— Видела, как чучело жёг, — ухмыльнулась златовласая, — слышала, как товарищи Колосом звали. Больше всех боялся, верил, что нечисть за ними гонится. Вот я и решила перевоспитать его.

— Ловко, — оценил воин, — как вам это в голову приходит?

— Поживёшь с моё, — рассмеялась омуженка, соскальзывая с холма.

— С ваше? — опешил Зарен. — Вам семнадцать-то есть?

— Не могу я на семнадцать выглядеть, — нахмурилась воительница, — двадцатое лето уж кануло.

— А чего замуж не пошли? — не унимался дружинник.

— Время не то, — сказала девушка, указывая на кровавые лужи на месте недавно лежащих здесь тел. — Вместо того, чтобы мужу да детям пироги печь, приходится предателей по лесам выслеживать.

Парень грустно закивал, пропуская её вперёд к открытым воротам Тангута. Зарен проводил гостью до терема главы города и в печальных мыслях пошёл к ярмарке, чтобы купить своим малышам сахарных петушков*.

Свет пробивался в высокие окна и освещал сводчатый потолок. В просторной палате стояли двое мужчин — один высокий, широкоплечий, в кольчуге и с тяжёлым мечом на поясе; второй ниже ростом, пузатый, в светлой рубахе, расшитой красным родовиком*. Глава города постукивал каблуком сапога и нервно вздыхал, крутя в пальцах край пояса.

— Под пытками всё выпалит, — пробасил воевода, откидывая за спину длинные волосы.

— Что мы, звери? Своих же славян истязать… братьев? — нахмурился мужчина.

Тонкие губы воина сжались, совсем пропав под пушистыми усами.

— Запамятовал ты, верно, Добрыня, что эта сволочь с Камулом сделала? — прошипел Велибор. — Там тоже братья наши полегли… целыми семьями. Асила храм Мары разорил по приказу Заремира.

— Тогда железом жги его, — сдался собеседник.

— Никита! — крикнул воевода.

Дверь спешно отворилась, и в палату вошёл высокий светловолосый парень.

— Начинайте, — кивнул Велибор.

— Воля ваша, — поклонился воин, едва заметно улыбнувшись, и скрылся за дверью.

— Вече собрать нужно, — сказал Добрыня.

— Давай, — кивнул воевода, — к вечеру расколется, будет, о чём с мужиками потолковать.

— А если не расколется… к вечеру? — прищурился мужчина.

— Тогда я к нему Умилку пущу, она девка общительная, вмиг его разговорит, — зло ухмыльнулся Велибор. — Всё расскажет ей.

Глава города почувствовал, как его веко нервно задёргалось. Он отлично понимал, какие «аргументы» приведёт омуженка, поэтому заторопился к своему помощнику, чтобы тот гонца гнал лучших мужей Тангута созывать.

По резным коридорам, залитым солнечным светом, чеканя шаг, шла Умила. Её кольчуга блестела, ножны сабель едва слышно позвякивали. Она подошла к массивной двери, стражник узнал её, поклонился и впустил важную гостью внутрь.

— Ну, Умилушка, давай с тобой поздороваемся как положено, — сказал воевода, расцеловывая щеки девушки.

— Скажи мне, Велибор Касимович, — прищурилась воительница, — как ты узнал, что я приду? Неужто ль воевода Камула хватился меня и гонца прислал?

— Гонца, как же! — нахмурился мужчина и уставился сердито на собеседницу. — Сам прискакал, рассказал, что с Камулом сотворили, что Демир с Волотом полегли, что ты, Лешего дочь, на зоре утренней из города упорхнула и тебя дружинники камулские по лесам ищут. Скажи мне, Умила, какого Чёрта ты сердце ему рвёшь?!

— Ты по делу звал, али учить меня удумал? — насупилась девушка, чувствуя, как печаль сжимает её душу.

— Я в отцы гожусь тебе, — пробасил воин, — могу и поучить, раз теперича некому. Я неделю на этой стене днюю и ночую, тебя выжидаю. А ты одиннадцать дней по лесам бродишь! На Баровите лица нет — Умила одна за Асилой кинулась, Камул отстроить нужно, новых дружинников обучить — не может он разорваться. Вот чаво тебе, девке, не хватает? Осталась бы в родном городе, да при любимом муже…

— Не муж он мне, — осекла Умила. — Тархтарии беда грозит, если брошу всё, то война случится. Не хочу рабов рожать… Может, мне на роду написано за свободу люда сгинуть.

— Слыхала, что один в поле не воин? — вздохнул Велибор.

— Слыхала, поэтому пусти меня на вече сегодня, — попросила девушка.

— Откуда ты всё знаешь, скажи мне? — удивился воин.

— Подмечать всё умею, — загадочно улыбнулась омуженка. — Так что? Пустишь?

— Куды ж я денусь? — вскинул руки воевода. — Ступай, там тебе стол накрыли и опочивальню приготовили…

— Лучше б баню истопили, — перебила голубоглазая.

— Уже истопили, — ухмыльнулся он, — поешь сначала.

— Сначала баня, — запротестовала Умила и направилась к двери.

— Проводи её, Некрас! — крикнул Велибор.

К девушке подбежал парень, поклонился и повёл к бане, голубоглазая все эти пятнадцать дней только о ней и мечтала.

_________________________________________________________________________________________________