Синяя бездна напитывалась чернью ночи, лунный свет призрачно манил к себе тени иных миров, высокие столбы вспыхивали неистовым пламенем, выплёвывая в небо сотни золотых искр. Стройная женская фигура стояла рядом с кострами, жёлто-красные языки танцевали на её кольчуге, соколиных головах сабель, отражались в небесно-голубых глазах, проникали глубоко в сердце, пробуждая воинственный дух её рода.

Девушка прокрутила в руке бебут, вонзила его в землю около раскидистого дуба, положила три подковы и ломоть хлеба, посыпанный солью. Она закрыла глаза, отпуская сознание своё парить меж мирами, и воззвала к Перуну:

«Перуне, отче наш! Гремят во Сварге синей твой меч и щит. Мы, верные дети твои, слышим Силу твою несказанную, Силу Праведную, Родом данную, в Коле Живого явления ты лад оберегаешь, род Славянский и нас православных* всегда защищаешь. Защити души наши Святыми Перуницами, а тела наши — Огненными Громницами, пусть они нас не трогают, а врагов отгоняют. Горит в душах наших Огонь Сварожий, Огонь Веры Праведной, Святой Божий. Посему с Тобой мы всегда едины, в Триглаве Великом объединены, прибудь к нам на призыв наш! Слава Перуну!».

Зашептали травы, сливаясь в гласе едином. Чистое ночное небо рассекла на рваные лоскуты яркая когтистая молния. Над спящим лесом пронёсся орёл, трижды прокружил он над поляной и криком своим возвестил омуженке о том, что услышал её Громовержец. Пухлые губки изогнулись в улыбке, выпрямилась она во весь свой рост и крикнула в небо:

— К предкам своим взываю, услышьте меня, родичи! Придите ко мне, заклинаю вас!

— Мы слышим тебя, Велимира, — возник за спиной голос.

Девушка обернулась и увидела отца с братом, они улыбались ей, словно живые.

— Ну что, малая, решила в одиночку Заремирову дружину разбить? — усмехнулся Волот.

— Я же не одна, — заметила златовласая, — тятька со мной.

— Я же тоже с тобой, — нахмурился витязь.

— Нет, братик, — вздохнула она, — я хочу попросить тебя Баровиту помочь.

— Мы все нужны тебе, все до единого, — возмутился парень, указывая рукой за свою спину, где, словно облака, один за другим проявлялись светлые очертания их предков, — иначе тебе не выстоять.

— Ну и пусть, — спокойно сказала девушка. — Тять, ну ты хотя бы скажи ему…

Отец молча пронизывал дочь взором своих голубых глаз и не спешил отвечать ей что-либо.

— Я потеряла мать, — продолжала Умила, — потеряла вас, если и его потеряю, то жизнь моя мукой станет. Прошу тебя, братик, помоги ему, он же другом верным тебе был.

— Я тебя хранить должен, — осёк воин, — ты — кровь моя. Не могу я одновременно вам двоим помочь.

— Пойми, дочка, кто-то из вас уйдёт… — начал отец.

— Пусть я это буду, — зашипела воительница. — Если Макошь и обрежет чью-то нить, то обрежет мою, а его пусть вьётся дальше.

Демир и Волот молчали, оставаясь неподвижными. Тогда Умила решила заставить брата, ведь знала она ключ к его душе.

— Святополк, заклинаю тебя, укрепи силу Баровита, — выпалила сестра. — Убереги его от беды, закали его дух, с поля брани живым выведи!

Не мог не подчиниться дух, весь он с этим именем перешёл в её власть. Лишь окинул витязь сестру любимую дымкой глаз своих и растаял в воздухе, словно туман.

— Пора, — сказал Демир.

Умила хищно оскалилась, блестящий шлем скрыл золотистые волосы, сабли тихо звякнули в ножнах, гибкое тело ринулось в чащу леса. Незримый лёгкий шлейф светящихся волн потянулся за ней следом, питая девушку силой древнего рода защитников люда славянского.

Тонкие лепестки багряного цветка зари распустились в иссиня-чёрном небе, пронизывая полотна облаков своими золотыми тычинками. Длинное змеиное тело дружины, позвякивая чешуёй лат, двигалось к Хамбалыку и шипело сотней голосов. Древний лес устремил свой взор на непрошенных гостей и всплеснул раскидистыми ветвями, заскрипевшими под тяжестью сползающей с них нечисти. По тонкой тропке побежал белёсый дым. Порывистое дыхание Стрибога обдало воинов своим холодом, тучи прикормленных нежными девичьими руками птиц, уловив тревожные колебания души омуженки, встрепенулись, сорвались со своих мест и кинулись на рать. Серые волны полёвок с писком бросились под ноги коней. Заржали лошади, встали на дыбы, сбрасывая наездников и топча их копытами. Крики и звон металла разбили в дребезги лесную тишь. Воины зашептались, ринулись успокаивать взбесившихся скакунов, пытаясь ухватиться покрепче под узды. Гневное дыхание Стрибога разбивалось о деревья и лезвия секир, рассыпаясь на ленты. Некоторые из них, усиливая свой бег, яростно впивались в шеи и глаза ратников. Воины, судорожно хватаясь за тонкие чёрные древки стрел, в последний раз обводили угасающим взором чарующую красоту враждебной Тары. Повалившиеся на землю «камни», едва коснувшись тверди, загремели и вспыхнули искрами, пугая присутствующих ещё сильнее.

— Держать строй! — кричал князь.

Эхо разнесло утробный женский смех, стрелы вновь впились в тела коней и всадников, повергая их в ужас и заставляя нестись куда глаза глядят. Кто-то разворачивался и возвращался к реке, другие же следовали за Заремиром по заколдованной тропе прочь из леса.

Войско вырвалось из мрачных объятий липкой тьмы и замерло на протянутой ладони поляны — три высоких костра предстали перед ним. Зашептались ратники, стали бросать взволнованные взгляды на князя и воеводу, надеясь на то, что развернут их владыки, велят покинуть проклятую землю. Пламя разразилось треском, выплюнуло в небо сотни искр, а изгнанные из кострищ красные угли вмиг застонали, испив горечи слёз утренней росы. Тонкая фигура отделилась от мрака и вышла на середину поляны. Беснующиеся огненные языки отразились в зеркале её шлема, в лезвиях сабель, в холоде голубых глаз.

— Кто ты? — зарычал Заремир.

— Я — дружинник Великого Князя Тархтарии — Истислава Родимовича, — отвечал воин, — пришёл на бой тебя звать.

— Кто ты такой, чтобы меня — Князя на бой вызывать? — разразился смехом Заремир. — За дерзость свою сполна мне ответишь.

Князь жестом приказал своему дружиннику расквитаться с наглецом. Широкоплечий воин обнажил меч и вышел к сопернику. Незнакомец ждал, холодный взгляд голубых глаз ничего не выражал, кроме безразличия. Громила с рыком размахнулся, но ловкач резко отскочил в сторону, в прыжке блокировал тяжёлый клинок саблей, а вторую выбросил в шею противника. Дружинник, рефлекторно зажимая рассечённую артерию, атаковал соперника мечом, незнакомец припал к земле, пропустив над собой блестящую сталь и, резко выпрямившись, с размаха снёс голову воина.

Заремир кивнул троим ратникам, они друг за другом бросились в бой. Первый замахнулся топором, но разрезал лишь воздух. Блестящий клинок певуче разрубил древко секиры, незнакомец подпрыгнул, вскочил на бедро ратника и с неистовой силой вонзил саблю между ключицами несчастного, пропуская ледяной металл за грудиной и поражая им сердце. Дружинник оттолкнулся от плеча заваливающегося на землю воина и с разворота отбил атаку второго соперника. Третий замахнулся кистенем*, тяжёлый груз летел в голову витязя, но тот сильнее надавил на рукояти сабель, блокировавших меч, и повернул своего противника спиной к атакующему. Металлический шар снёс шлем с ратника, незнакомец оттолкнулся от него и, пользуясь минутной контузией врага, оборвал его мучения одним взмахом клинка. Последний противник раскрутил груз и выпустил его в дружинника, но тот прогнулся, успев уловить блеск железных шипов, пронёсшихся над его лицом, скользнул к ратнику и опустил на его руку свой клинок. Кольчуга спасла конечность, но от удара нерв парализовало, и тяжёлая дубинка вывалилась из разжатой кисти. Незнакомец заметил, как из толпы к нему летит воин княжеской дружины. Он метнул одну из своих сабель в соперника, острое лезвие вонзилось в глаз воина, так и не дав ему достигнуть цели. Ратник левой рукой выхватил сакс и выбросил его в витязя, тот успел блокировать нож своим клинком, оттолкнул атакующего от себя, вкрутился в землю, проскользнув под вражеским лезвием, обошёл свою жертву сбоку, сжал его кисть и вонзил саблю в подмышку ратника. Острое лезвие скользнуло между рукой и кольчугой, впилось в горячую плоть и рассекло сжавшееся сердце. Незнакомец, высвободив своё оружие из тела поверженного. Ощутив спиной движение, он едва успел уклониться, и тяжёлый клинок лишь скользнул по шлему витязя, сбив его, явив наблюдателям непослушные золотые пряди. Умила воспользовалась секундным замешательством удивлённого противника и с размаха рассекла саблей его шею.