Я несколько раз пытался начать беседу, и что-то меня тормозило. Но после последнего куска рыбы, решился.

- Можно спросить? На каком языке ты пела?

Лина вытащила изо рта рыбную косточку и облизнула губы.

- На корейском. Я наполовину кореянка.

- А понятно. А я все гадал, почему ты так похожа на персонаж из аниме.

- Когда-то обожала японские мультики. Была заядлой анимешницой. Из-за моей внешности даже имела некоторый успех.

- Вспомнил! - Я хлопнул себя по коленке. – Ты похожа на принцессу Мононоке.

Она засмеялась.

- И правда. Похожа. И лес тут такой же… С придурью.

***

Весь остаток дня я занимался крышей. Поиски оптимального решения заставили меня срубить молоденькое деревце с прямым стволом. Я очистил его от ветвей и водрузил в центре убежища. Теперь наш дом стал походить на шатер. Пришлось обновить растяжки на укрывающих крышу полотнищах. Я перетянул все заново. А потом кое-где подравнял и укрепил расшатанные стены. Место Лина выбрала правильное – жилище располагалось на возвышении, поэтому для отвода воды оставалось прорыть несколько канавок. На этом работу по текущему ремонту дома я справедливо посчитал законченной.

Вечерело. Умывшись, я вернулся к нашей летней кухне. Лина, еще утром прочитавшая мне короткую лекцию, о недопустимости безделья, крепко спала на розовом каремате. Флисовый плед сполз с ее ног, и она трогательно подрагивала босыми ступнями. Я погладил ее по еще влажным волосам.

- Просыпайся. Перед закатом спать вредно.

Лина резко открыла глаза, испуганно посмотрела на меня, по сторонам и тут же села.

- Я что, спала? Боже, уже вечер! Почему ты не разбудил меня? Как я могла уснуть?

- Да что ты так всполошилась… Ну, подумаешь, уснула.

- Ох, аж голова заболела.

Лина, пошатываясь, поднялась, запахнулась в плед.

- В следующий раз не давай мне уснуть! Так и до беды недалеко, - потом она оглянулась и захлопала ресницами. -Поверить не могу! Ты сделал крышу! Мужчина в доме завелся.

- Не сам же завелся. Это ты завела. Вот и накорми мужика, а то он голодный, - сказал я.

- У нас есть остатки вчерашнего супа. Я с запасом сварила.

***

Наутро пошел дождь. Вокруг громыхало, дрожало, сверкало. Редкие удары о крышу сменились очередями, а потом все слилось в непреходящий шум летящей сверху воды. Я с удовлетворением отметил, что мои вчерашние труды себя оправдали. Крыша держала. Но внутри все равно стало сыро и неуютно. И поэтому грустно.

Лина, раскинув руки на своем подспущенном матрасе, безмятежно смотрела очередной сон. Я позавидовал ее невосприимчивости к громам и молниям, и принялся следить за маленьким паучком, творящим паутинку под куполом дома. Паучок обстоятельно рассказывал об уверенности и трудолюбии, а также намекал на присутствие чувства прекрасного: рождающийся узор получался безукоризненным. Маленькая мушка повелась на искусство и тут же прилипла к нему. Паучок замер в раздумьях: то ли закончить начатое, то ли перекусить. Художник победил, и после паузы, он вновь принялся создавать линии и круги. А мушка, осознав тщетность попыток освободиться, покорно приняла свою судьбу и ждала.

А может я умер, внезапно подумалось мне. Как раз ту самую первую ночь. Ну, мало ли, вдруг сердечный приступ во сне. И теперь все вокруг - это посмертные странствия души. Я в лабиринте чистилища, и боги решают, в какую сторону меня направить. Я вспомнил, как горячо молился, перед тем как из леса возникла Лина. Наверняка, она мой добрый ангел и помогает скоротать время, пока мироздание рассматривает дело Алексея Волкова, 35 лет, женатого, несудимого и в принципе положительного. Если принять во внимание подобное допущение, то можно легко объяснить и чертовщину с лесом, и отсутствие времени, и зеленый свет в Ее глазах. В конце концов, что мы знаем о жизни после жизни. Недаром, здесь находят мертвых.

Тут мне нестерпимо и совершенно неастрально захотелось по-маленькому. Выходить на улицу под щедрые «хляби» очень не хотелось. Поэтому я встал, отошел в угол и заполнил выданную накануне бутылку. После закрутил крышку и оставил возле двери. Получается, души тоже хотят в туалет. Ну а почему нет. Тонкие тела – это ведь тоже организмы.

Я вновь забрался в спальник и честно постарался уснуть. Гул разбушевавшихся стихий за стенами как-то сгладился и превратился просто в фон. Я немного поворочался, плюнул на сон и начал вспоминать себя «до того как». Странно, что память моя словно замылилась. Все образы близких и любимых людей потеряли четкость и яркость. Их заблюрило вогнутыми и выпуклыми линзами здешних пространств. И сколько я ни старался сконцентрироваться на свете родного очага, вернуть фокус так и не удалось. Двери закрывались. Пора отпускать прошлое. Нужно уходить налегке.

Паучок, наконец, завершил свое паутинотворчество, и теперь пристально смотрел на затихшую мушку. Я мысленно пожелал ему приятного аппетита. Лина все еще спала. А вчера поднялась еще затемно, и меня, еще сонного, утащила в дебри. Весьма спонтанная девица.

И тут я нечаянно чихнул. И вышло громко. Лина поморщилась, застонала и открыла глаза.

- Ты не спишь? – сипло спросила она.

- Сплю.

-Ааа… ну спи. В день дождя можно выспаться. Утреннего обхода нет.

- Слава богу. А то я переживал, что промокну до нитки.

- Я ж не изверг. В такую погоду все по норам сидят.

- Кто тебя знает. Вдруг рыскать по лесу дождь - это твое незыблемое правило.

- Расслабься, – Лина вытянулась в струнку на своем матрасе и протяжно зевнула. – Полцарства за бутерброд со сладким кофе!

- Мда, маленьких радостей той жизни тут очень не хватает. Я, например, очень сыра хочу…

- Да, - оживленно подхватила она. – Сыыыыыыр! Обожаю! А еще иногда до колик хочется кефира с плюшкой. Прям, хоть на стенку лезь. Никакими морковками не заесть. И еще знаешь, пельменей горяченьких, а сверху майонез и кетчуп.

- Вот зачем ты это сказала? – в моем голосе ожило страдание. – Мало воды с неба, теперь еще и слюна полилась.

Лина села, достала из-под матраса носки, надела их, потом потянулась за кроссовками.

- Я сейчас чай заварю.

- А заварка местная?

- Конечно. Отборные травы леса. Очень бодрят по утрам… Ну, и для здоровья полезны.

- Ты то откуда знаешь?

- Поживи тут с мое.

Лина вытащила из одного из рюкзаков полиэтиленовый дождевик, облачилась в него и отважно вышла наружу. Минут через пять она вернулась с котелком воды и с туго завязанным пакетом.

- Отметим твой первый день дождя.

Лина поставила котелок на газовую печку, разложила кружки. Пакет водрузила в центре стола.

- Что в нем? – спросил я. – Неужели, проснись-трава?

- Это мед. Настоящий дикий мед. Пожалуй, единственная доступная здесь сладость. Я его на дерево подвешиваю, чтобы муравьев не приваживать.

- Если это дикий мед, то как же ты отбила его у диких пчел?

- Я его не отбивала. Поговорила с ними, они и подарили. А то я без сладкого совсем грустная была.

- Поговорила, значит…, - подозрительно повторил я.

Чай действительно оказался бодрящим и вкусным. А мед в сотах пронзительно сладким. Настроение сразу поползло вверх.

- Что ты обычно делаешь в этот день? – спросил я, наливая вторую кружку.

- До обеда рукодельничаю, - Лина облизала медовые губы. – Ну а после, постирушки. В такую погоду удобно стирать. К вечеру следующего дня уже все сухое. А в реке вода холодная, да и экологию не хочется портить.

- Интересно, - вдруг осенило меня. – А если постоянно идти вниз по реке…

- Можешь не продолжать. Я пробовала. После недели странствий я вновь пришла сюда.

- То есть отсюда ты направилась вниз по течению и, идя вдоль русла, вновь оказалась здесь?

- Бинго! – усмехнулась она. – Круговорот реки в природе! Прикольно, правда? Честно говоря, я тогда даже не расстроилась. Устала очень.

- Мда… А пыталась подняться на вершину?

- Конечно. Много раз. Но вершина всегда недоступна. Идешь вверх, идешь, потом теряешься… Не знаю, как объяснить.

- А как ты вообще ориентируешься здесь? Ведь ты точно знаешь куда идти. Как овчарка по следу.

- Ну, спасибо! С собакой сравнил, - улыбнулась она.

- Но я серьезно…

- Леша, знаешь, что такое синестезия?

- Ну, что-то слышал, - буркнул я. – Какие-то особенности восприятия мира.