Вместо этого она приблизилась к нему, глядя прямо в глаза, давая понять, что она вовсе не притворяется.

- Я. В. Порядке, - она четко произнесла каждое слово, так что ошибки быть не могло. - Сколько раз я должна это повторять?

Он стоял неподвижно, нависая над ней, как гора, высеченная из теплой, живой, дышащей скалы. И почему-то все, что она чувствовала, было то, какой холодной была она и каким горячим он. Очень, очень горячим. И она хотела подойти поближе, получить немного тепла для себя.

Ошибка. Отступи.

Но ее ноги были словно заключены в бетон, и она не могла сдвинуться с места. Его успокаивающий запах кружил вокруг нее, и она не могла перестать смотреть на его красивый рот. Было что-то в его нижней губе, чего она раньше не замечала, что-то в изгибе. Чувственная, но жесткая. Это заставило ее задрожать.

- Почему ты так злишься, красавица? - его голос был мягким, темным и глубоким, как черный бархат. - Ты можешь мне рассказать. Ты ведь знаешь это, правда?

Внезапно ей захотелось это сделать. Захотелось сказать ему, что да, она злилась. Потому что он никогда не навещал ее, а она скучала по нему. Что нет, на самом деле она не была в порядке, потому что она понимала, что у него были Вульф и Лукас, а у нее никого не нету и никогда не было. Что ей было одиноко. Что она жаждала чего-то, для чего у нее не было названия, и что пугало ее своей силой. Голод, который она пыталась сдерживать долгое, долгое время.

Но она не могла сказать ему этого, потому что это сделало бы ее уязвимой, а она не хотела быть уязвимой. Только не снова.

Только теперь она почувствовала, как голод отпускает ее из своей хватки, как его близость заставляет ее извиваться и вертеться, как полуголодное животное на цепи. И она знала, что должна отвернуться. Уйти.

Но она этого не сделала. Вместо этого она задрожала еще сильнее.

Должно быть, он увидел это, потому что его взгляд переместился, замерцал, а золотые осколки в его радужке внезапно стали ярче.

Как у тигра.

Мысль пронеслась у нее в голове, и она не могла понять, почему она так подумала. Или почему это заставило все внутри нее сжаться в маленький твердый узел. Но это произошло.

- Вэн,- его имя прозвучало хрипло, с отчаянием, и она понятия не имела, почему произнесла его. Их разделяли всего дюймы, и внезапно ей захотелось сократить это расстояние, потому что ей было холодно и нужно было его тепло. Жаждала его.

Поэтому она сделала еще один шаг к нему, но он не сдвинулся с места. Он только наблюдал за ней, когда она подошла ближе. Потом еще ближе, так что между ними не было никакого пространства.

И внезапно ощутила под своими ладонями твердую словно камень грудь, хотя она и не помнила, когда смогла дотянуться до нее, его жар пронизывал ее насквозь. Затем она подняла руки вверх по его груди и еще выше, обняла за шею, запустила пальцы в густой, короткий черный шелк его волос.

Все это время он не отводил взгляда, ничего не говоря. Наблюдал за ней своими горящими золотом глазами. С вызовом.

С вызовом, перед которым она не смогла устоять.

Вэн замер на месте, когда Хлоя приоткрыла губы на его губах, ее пальцы сжались в его волосах. И он не мог понять, почему позволил ей это сделать, почему не остановил ее. Почему он просто не отвернулся и не вышел из комнаты.

Но он этого не сделал. Он позволил ей приблизиться, загипнотизированный вспышкой голода, который проснулся в темноте ее глаз. Голод, который он чувствовал эхом внутри себя.

Не стой просто так, придурок. Останови ее.

Он должен. Господи, он действительно должен. Но он этого не сделал.

Ее поцелуй был совсем неумелым, но ее губы были открытыми и горячими, и в них чувствовалось отчаяние. Это было похоже на гребаный матч с открытой банкой ракетного топлива, вызывая взрыв желания, которое постоянно кипело в нем в течение всех этих дней.

Оно пронзило его насквозь, и он делал все, что только мог, чтобы успокоиться, не схватить ее за бедра, не толкнуть на голые деревянные половицы, не спустить джинсы и не погрузиться в нее так быстро, как только мог.

Останови это. Сейчас.

Да, ему придется это сделать. Это было неправильно во всех смыслах. Он понятия не имел, что, по ее мнению, она делала и что пыталась доказать, но дальше так не могло продолжаться. Он был ее приемным братом, черт возьми, и, кроме всего прочего, он не связывался с женщинами, которых должен был защищать. Это был путь к катастрофе, он это уже знал.

Он поднял руки, готовый оттолкнуть ее. Но затем она издала низкий, голодный стон, выгибая свое маленькое, стройное тело навстречу ему, и он ощутил мучительное мягкое давление ее груди к его и то, как ее лобок терся об его медленно растущий за молнией брюк член.

Неправильно. Неправильно. Неправильно.

Вэн запутался пальцами в густой шелковистой массе ее волос, пытаясь мягко отвести ее голову.

- Хлоя, - прошептал он у ее рта, его голос был грубее, чем он хотел. - Остановись.

Она проигнорировала его, повернув голову под другим углом, чтобы углубить поцелуй, а ее руки упали на его талию. Она выдернула его рубашку из-за пояса брюк и залезла под хлопок, прохладными пальцами провела по коже его голого живота, а затем до груди.

У него перехватило дыхание, все мышцы напряглись. Ее прикосновение сначала было нерешительным, а затем более уверенными, более нуждающимся, разгоняя огонь по всей его коже.

Вэн потратил годы, оттачивая свою волю и физический контроль, был на миссиях, где все это испытывалось до предела его выносливости.

Но дрожащие пальцы Хлои Тейт на его коже? Это чуть не толкнуло его за край пропасти. Даже его обучение в Коронадо не испытывало его так сильно.

Она отчаянно нуждалась в нем, это было очевидно, и в этом было что-то непреодолимое. Он не позволял никому так отчаянно нуждаться в нем долгое время, не позволял никому приблизиться. Он давал им то, что они хотели, и шел дальше, конец истории.

Возможно, это было отрицание, которое дошло до нее, до них обоих. То, чему они оба сопротивлялись. Что бы это ни было, то, как она прикасалась к нему, как будто он был наркотиком, который она жаждала и не могла насытиться, заставило желание схватить его за горло и держать так крепко, что он едва мог дышать.

Черт, он должен был ее оттолкнуть. Сейчас. До того, как он не будет в состоянии это сделать.

Сжав ее волосы, он оторвал свои губы от ее.

- Хлоя. Остановись.

Но она снова проигнорировала его. Ее прикосновения стали неистовыми, ее дыхание стало тяжелым и быстрым, ее пальцы дрожали, когда она скользнула вниз к кнопке на штанах и стала с ней возиться.

- Достаточно, - Вэн схватил ее за запястья, отвел от себя руки и держал их, так как его терпение почти полностью иссякло. - Я сказал Стоп.

Ее голова дернулась назад, ее красивое лицо вспыхнуло, огонь в ее темных глазах горел ярко, полный гнева и желания, и под этим всем были проблески боли, которую она скрывала. Боль, которую он знал, была там. Боль, которую она отрицала.

Она упрямо подняла подбородок, пытаясь освободить руки из его хватки, но он не отпустил их.

- Мы не можем этого сделать, - он говорил тихо и настойчиво. - Прости, красотка, но мы не можем.

Она сглотнула, ткань ее клетчатой рубашки обтягивала ее набухшие груди и обрисовывала жесткие вершинки ее сосков.

- Почему бы и нет? Это лучше, чем говорить, не так ли?

- Хлоя…

- Я хочу тебя с шестнадцати лет, - слова быстро вырвались из нее. - И мы не кровные родственники. Боже, мы совсем не родственники. Я даже не считаю тебя своим братом. В любом случае, папа ясно дал понять, что я не член семьи, так почему бы и нет? - она тяжело вздохнула. – Только если ты не хочешь меня.

Он должен сказать ей, что нет, конечно, он не хотел ее. Что он никогда не испытывал к ней ничего, кроме братских чувств. Что он не мог сделать это с той, которую он должен был защищать.

Это было бы правильно, единственно, то, что нужно было сделать.

И все же, глядя на ее раскрасневшееся личико с острым подбородком и видя отчаяние в ее глазах, он не мог заставить себя солгать ей. Не тогда, когда она уже наверняка знала было ложью с его стороны.

Шестнадцать. Она хотела его с шестнадцати лет. Христос…