Что-то сильно ударило Хлою в грудь, что было смешно, учитывая, что она видела его на похоронах своего отца всего пару недель назад. С другой стороны, эти похороны и последующие недели были чем-то вроде размытого горем пятна, так что, возможно, ее реакция не была такой уж удивительной.

- Эй, красотка, - сказал Салливан, его голос был глубоким и темным, как ночь вокруг них.

И вдруг на нее обрушились воспоминания.

Ему было семнадцать, его черные лохматые волосы, мускулы, и карие глаза, цвет которых был где-то между коричневым, таким светлым, что казался почти золотым, и зеленым, как отблески воды на пруду в глухом лесу. Он научил ее ездить на первом пони, поднимая ее на седло своими большими руками, так терпеливо, что она хотела сделать все возможное, чтобы произвести на него впечатление.

Нет, он никогда не был для нее братом, хоть и был намного старше. Он был больше похож на учителя, которого она боготворила, или на отца, отдаленную, внушающую благоговение фигуру, входящую в ее жизнь на короткие мгновения, а затем снова уходящую. Он научил ее ездить верхом; как ухаживать за лошадью и убирать мусор из конюшни; как кормить своего любимого пони яблоком, держа ее руку так, чтобы большие мягкие губы животного могли взять его с ладони.

- Красотка…

В тот день, когда он уходил на флот, он присел рядом с ней и взъерошил ее волосы.

- Пока, красотка. Еще встретимся.

А потом он ушел, забрав с собой свое тепло, и она почувствовала, что зима пришла слишком рано.

Она боготворил его однажды. Ну и что? Он не приезжал сюда восемь лет, а теперь владеет ранчо, и вернуть его - вот что важно.

В ее животе было странное напряжение, но она проигнорировала его, сосредоточившись на своем гневе.

- Привет, - сказала она тем бодрым тоном, каким давала указания работникам ранчо. - Я так понимаю, тебе нужно было срочно меня видеть.

- Да, - он долго молчал, и у нее было ощущение, что он изучает ее так же, как она изучала его. - Ты в порядке?

Странный вопрос.

- Да, конечно.

Она стояла прямо, не обращая внимания на странное напряжение между лопатками. Если бы она была дома, она могла бы объяснить это тем, что за ней наблюдает пума. За исключением того, что в Нью-Йорке не было пум.

Но есть хищники. И он один из них.

Дрожь, которая не имела ничего общего с дождем, прошла по ее телу.

Нет, это было глупо. Салливан не был хищником и не был опасен. Она вела себя как идиотка.

Наступило неловкое молчание, которое он не спешил нарушить.

Значит, ее ответ был не таким, как он ожидал? Что еще он имел в виду под «Ты в порядке?».

Хлоя вздернула подбородок.

- Ты ожидал, что я не буду в порядке?

Он не двигался, казался непроницаемым для ветра и дождя.

- Я не был уверен,- свет погас и его лицо снова погрузилось в тень. - У меня не было возможности поговорить с тобой на похоронах.

Печаль, которую она пыталась оттолкнуть, крепко сжала что-то в районе груди, но она проигнорировала и это. Она не собиралась говорить об этом сейчас, не здесь, под дождем, с человеком, которого не видела восемь лет, с человеком, который теперь обладал единственным, что было для нее важным.

- Ну, со мной все в порядке.

Она изо всех сил старалась, чтобы это звучало именно так.

Снова тишина, он наклонил голову, словно изучая ее.

Хлоя раздраженно вздохнула.

- Полагаю, ты хочешь обсудить завещание. Я имею в виду, это единственная причина, по которой я здесь, верно?

- Да, - сказал он через мгновение. - Но сначала давай вытащим тебя из-под дождя, - он резко отвернулся и протянул руку, открывая дверь машины. - Тебе лучше сесть в машину. Я принесу твои чемоданы.

Хлоя пожала плечом, через которое была перекинута сумка.

- Это все, что я взяла с собой.

Он сделал паузу.

- Серьезно? Одна сумка?

- Мне не нужно много.

Она никогда не была помешанной на одежде, ей никогда не нужно было быть такой живя на ранчо. Пара пар нижнего белья, джинсы, свитер или два, зубная щетка и расческа, и она была готова. Что еще ей нужно?

Кроме того, его долгое молчание, указывающее на его удивление, так же заставило ее щеки запылать от смущения. Хотя почему она должна чувствовать себя неловко из-за отсутствия багажа, она понятия не имела. Итак, это был первый раз, когда она была за пределами своего родного штата, но что с того? Она была занята на ранчо. У нее не было времени на путешествия.

- Я все равно не задержусь здесь надолго, - сказала она, не понимая, почему ей нужно оправдываться и раздражаясь, что она это делает. - Я только хочу обсудить завещание и вернуться домой. Кроме того, ты не сказал, как долго…

- Все в порядке, - перебил он, понизив голос. - Давай, садись в машину. Ты промокла.

Внутри нее зашевелилось раздражение, хотя это было правдой - она промокла. Прошло много времени с тех пор, как кто-то говорил ей, что делать, и она не желала вновь к этому возвращаться. Боже милостивый, ей уже не десять лет.

- Мне плевать на дождь, - сказала она с кислым видом. - Если только ты сам не промок.

Огни самолета позади нее снова замерцали, освещая его лицо, заставляя непонятное ей чувство снова ударить в грудь.

Ей было тогда шестнадцать, и Вульф - последний из ее приемных братьев – уехал с ранчо уже как три года. На ранчо было тихо. С тех пор как она повзрослела, отец лишь изредка навещал ее, прилетая из своего нью-йоркского штаба. Так что, когда Салливан приехал на недельный отпуск, она была в восторге.

Потом она увидела его у конюшни, он присел на корточки рядом с одной из лошадей, держа переднее копыто одной из своих огромных рук, вычищая что-то из подков. На нем не было рубашки, и лучи солнца переливались на его загорелой коже, очерчивая мускулистые линии его спины и плеч. Затем он выпрямился, одной рукой рассеянно погладил шею лошади и одним плавным движением вскочил в седло.

Она не могла отвести глаз. От того, как двигались его мышцы. Темных очертаний татуировки орла и трезубца на груди. Была еще одна татуировка, обвивающая его правую руку, что-то похожее на скелет лягушки в середине чего-то там.

Это зрелище заставило ее почувствовать себя неловко и горячо, и ей потребовалось добрых полторы недели, чтобы понять, что это за чувство.

Жажда.

Она не хотела чувствовать это снова.

Глаза Салливана заблестели, когда свет сова ударил в них, показывая больше золота, чем зеленого, и один уголок его рта приподнялся, тем самым расслабив жесткие черты его лица.

- Нет, - сказал он, но она не поняла тон его голоса. – Я знаю и помню.

Она уставилась на него. Черт, он говорил об этом конкретном воспоминании? Боже, она надеялась, что нет. Она очень старалась скрыть от него свою влюбленность, и даже сейчас мысль о том, что он знает, смущала ее.

- Помнишь? - осторожно спросила она. - Помнишь что?

- День, когда я впервые посадил тебя на лошадь. Шел дождь, и я сказал тебе, что мы можем сделать это в другой день, если хочешь.

Облегчение растеклось внутри нее.

- Эм... нет.

- И ты сказала, что тебе плевать на дождь. Ты просто хотела покататься на пони.

Как странно. Она действительно не помнила этого.

Должно быть, он это понял, потому что тихо рассмеялся, глубоким и хриплым смехом, что заставило то чувство в ее груди снова ударить, безо всякой причины, которую она могла для себя понять.

- Не обращай внимание. Это было много лет назад. Давай, отвезем тебя домой.

Хлоя ничего не сказала, когда Вэн подъехал к обочине на безликом черном седане, который, по-видимому, предпочитал их отец. Она откинула голову, глядя на величественное историческое здание, у которого они только что припарковались, ее глаза на мгновение расширились от удивления.

Затем, как будто она осознала, что он смотрит на нее, выражение ее лица резко изменилось, став похожим на непроницаемую маску.

Почти такое же выражение лица было на ней в тот момент, когда она сошла с самолета, и продолжала его сохранять всю дорогу от частного аэродрома, где он ее встретил.

Вэн выключил двигатель и откинулся на спинку сиденья, глядя на нее.

Он ожидал от нее гнева, особенно учитывая, что их отец вычеркнул ее из завещания. Но нет, она просто посмотрела на него немного подозрительно и настороженно.