О, мамонтовых спин невиданный размах!
Вы солнце нянчите на каменных затылках,
Вы землю держите на бронзовых плечах.
1922
Перевод О. Колычева
2
Последний скрип телег, последний вздох коней,
И — до зари базар охвачен тишиною;
Пустая темнота, как судно без огней,
Всплывает в улицы, уставшие от зноя.
Шагает грузчик там — веревки за спиной…
На лбу горячий пот прохлада осушила,
Он мышцы щупает, он дышит каждой жилой;
«Хороший был денек!..» Ложится мрак ночной,
И никнет тишина… Приятно на прохладе,
Под рваным картузом — всклокоченные пряди,
Как черная печать, картуз на голове;
Он щиплет теплые куски ржаного хлеба,
Жует и пристально глядит в ночное небо,
Где пыль субботних звезд в глубокой синеве.
1922
Перевод Д. Бродского
ГАЛИЛЕЯ
ГАЛИЛЕЯ
Гора горе взбирается на спину,
Спуская сверху день паломникам и нищим,
Дороге, что ведет меня в долину
К арабским лавкам и простым жилищам.
О солнечные призраки! Куда-то
Дорога скрылась и неразличима...
Ночами в вашу гавань, скалы Цфата,
Приходит ветер из Ерусалима.
Лазурна грусть. Глазами даль окинув,
Вверяюсь дню. Вдвоем по изумрудным склонам,
Не мешкая, уверенно ступаем,
Примкнув к повозкам диких бедуинов,
К верблюдам опечаленно-влюбленным,
Шагающим к тебе, Ерушолаим!..
1922, Цфат
Перевод В. Слуцкого
ИЕРУСАЛИМ
ИЕРУСАЛИМ
Обращены к твоим камням и кущам,
В рубцах и ранах выпятив горбы,
Расселись горы и кричат идущим:
“Ерушолаим!” — скрежетом арбы.
И тьмы сожженных дней сползаются к горам
Давиться плотью их истерзанно-бескровной,
Скрежещущую боль их мертвой родословной
Швырнув боготорговцам и ворам.
Твоя земля, святой Ерушолаим,
Годится, чтоб святить лишь тех, кто распинаем —
Налоги, бурдюки, рабы, загоны, грязь...
Но из пещер спускаются к предгорьям
Босые пастухи и бодрствуют, склонясь
В мольбе о буре перед Мертвым морем...
1922, Иерусалим
Перевод В. Слуцкого
«Благослови меня на бездорожья…»
* * *
Благослови меня на бездорожья,
На солнечное бытие и на страданья,
Неясен полдень мой, и всё же
Как четок мир и как светлы желанья!
Запели волны, штормом налетели,
Эх, стать бы мне таким, как песня, —
Моим желаньям тесно в теле,
Как в побережьях океану тесно.
А волны всё проходят мимо,
Секунды вслед летят неумолимо,
И ничего еще не сделал я.
Огромен мир. На новые рожденья,
На бездорожья и на восхожденья
Благослови, о полдень бытия.
1923
Перевод Р. Сефа
«Кого, тоскуя, крылья мельниц ждут?..»
* * *
Кого, тоскуя, крылья мельниц ждут?
К кому простерты житные ладони?
Скучают руки, пестуя нужду.
Как радость молотить тому, кто обездолен?
Кто гонит нищих звезды собирать,
Упавшие, как спелые колосья?
Идет под красным небом молодая рать
С ее напором, жадностью и злостью...
Бунтующая глина!.. Дремлет даль дорог.
Протягиваются ладони в нетерпенье.
Спешат — один, другой, — путь каждого суров...
О, радости снопы! Цветущие мгновенья!
Ждут зерен жернова... И, строя в Завтра мост,
Хлеб ныне будем молотить из звезд!
Пусть путь не прост!
Из тела рвутся мышцы, кости —
Неудержим желаний рост.
1923
Перевод А. Корчагина
«Передайте ваш день облакам, как привет с кораблей…»
* * *
Передайте ваш день облакам, как привет с кораблей
потонувших.
Догорает закат. В золотую линейку бегут провода.
Голова — словно глобус, с морями, с рельефами суши,
Только сердце — как гавань, в которую не заплывают
суда.
С воплем ужаса мчатся столицы, к своей устремясь
катастрофе,
И скользят по начищенным кровью и золотом в лоск
плоскостям.
Вы — гроба, начиненные тленом семидесяти философий,
Вы — скелеты во фраках, но плотью уже не облечься
костям.
Озираясь, бежит человек, и во взгляде безумие блещет, —
Так собака с куском требухи от мясных убегает ларей.
Где же ты, попугай, экзотический, косноязыкий, но вещий?
По конвертику счастья загробного всем им раздай
поскорей!
Передайте ваш день облакам, как привет с кораблей
потонувших.
Догорает закат. В золотую линейку бегут провода.
Голова — словно глобус, с морями, с рельефами суши,
Только сердце — как гавань, в которую не заплывают
суда.
1923
Перевод Л. Пеньковского
«Дороги на ноги надеты, словно лыжи…»
* * *
Дороги на ноги надеты, словно лыжи,
По взгорьям и лугам они легко скользят,
А над землею — звезд янтарный виноград,
К расширенным зрачкам он ближе, ближе, ближе!
Кто снимет с ног моих дорог созревших тяжесть,
Когда, закончив путь, я отдохнуть отважусь?
Немало верст прошел я от начала дней,
Но нет конца пути, и дали всё длинней!
Вот мой родимый дом, годов голодных повесть,
Вот улица моя, как с рельс сошедший поезд,
Халупы жалкие, осевшие плетни!
Задумчивая мгла, шум тополей тоскливых.
Но тает ночь души, живу в иных призывах,
Пусть плачут обо мне утраченные дни!
1923
Перевод А. Голембы
ГОЛОДНЫЙ ПОХОД
ГОЛОДНЫЙ ПОХОД
1
Как шапки, на улицы крыши надеты.
«Хлеба, хлеба!» — знамена кричат.
Горящие буквы срывая, ветры
Швыряют их, городу ими грозят.