Было бы жестоко задерживать их, подумал Джек. Он записал их адреса и велел одному из полицейских доставить их домой на такси.

Прибывший полицейский врач важно заявил, что труп действительно мертв, затем его попросили осмотреть партнершу покойного, которая лежала на диване, время от времени жалобно постанывая.

— И что же, доктор?

— Что же, Робинсон? — буркнул низкорослый врач, недолюбливавший полицейских; к тому же его оторвали от восхитительной партии в бридж как раз в тот момент, когда он уже почти выжал из соперников три взятки, впрочем, они в любом случае не должны были их получить. — Мертвец мертв, а эта едва жива. Я вызвал «скорую» и намерен незамедлительно отвезти ее в больницу, если вы ничего не имеете против.

Он встопорщил усы, демонстрируя, что Робинсону лучше ничего не говорить. Джеку его сигналы были знакомы.

— Если бы я мог задать ей один вопросик…

— Никаких. Я дал ей морфий. У нее сломана нога, или я ничего в этом не смыслю, а ведь она протанцевала на ней два дня. Робинсон, вы сможете побеседовать с ней позже, но никак не сейчас.

Джек Робинсон сдался и вернулся в зал как раз в тот момент, когда там появился детектив-констебль Норт.

— Я обыскал мужскую комнату и все остальные помещения, — невозмутимо сообщил он. — Поэтому и задержался. Я обнаружил нескольких здешних служителей и одну открытую боковую дверь, но пропавшего господина не нашел. Похоже, сэр, партнер мисс Фишер сбежал.

— Сбежал? Ну и ну, никогда не думала, что этот человек способен проявить хоть какую-нибудь самостоятельность. — Фрина с удивлением посмотрела на детектива-констебля Норта и несколько разочарованно добавила: — Никогда за ним такого не водилось. Чарльз сбежал? Вы уверены?

— Да, мисс, — отозвался полицейский. — Я здесь все обыскал — и кухню, и служебные помещения, все. Его здесь нет.

— И как вы это объясните, мисс Фишер? — Робинсон замер, как охотничья собака, почуявшая дичь.

— Никак, если не считать, что он ужасно расстроился при виде трупа. Мне кажется, ему стало плохо, и он убежал в туалет.

— Да, он был сильно потрясен, — подтвердила Айрис. — Отскочил от покойника, сел на эстраду и все шептал: «Я никогда прежде не видел мертвецов».

— Спасибо, Айрис. Да, он так распереживался из-за этого, что наверняка помчался домой к мамочке. А уж чего она мне наговорит за то, что я позволила ее дражайшему сыночку лицезреть труп, просто страшно подумать.

— Ну, в этом-то вряд ли ваша вина, мисс, — возразил Робинсон.

Фрина вздохнула и откинула волосы назад.

— Ей это совершенно не важно — госпожа Фриман не имеет ни малейшего понятия о справедливости. Да ладно, не беспокойтесь. Будем переживать неприятности по мере их поступления. Так что, Джек, вы хотите нас допросить?

— Да, мисс, поодиночке, если не возражаете, а затем вы все сможете пойти домой.

— Хорошо, кто первый?

— Начнем с музыкантов, если вы не против. Сначала вы — господин Стоун, верно?

Фрина вернулась к своему месту на эстраде, закурила папиросу и предложила свой портсигар остальным. Мисс Джордан отказалась презрительно, Хью Андерсон — вежливо, а Бен Роджерс походя прихватил одну. Остальные приняли предложение и молча закурили. Фрина прикидывала, как бы ей начать разговор.

— И давно вы вместе? — небрежно поинтересовалась она, думая о том, что сейчас Стоун рассказывает Робинсону, и куда подевался этот придурок Чарльз.

Джим Хайд пошарил позади себя, извлек припрятанную бутылку с недозволенным алкоголем и отхлебнул.

— Тромбонистам всегда жутко хочется пить, — пояснил он. — В этот тромбон всю душу продуть можно. Сколько мы вместе? Да уж года два-три. Я играл в Мельбурнском симфоническом, но там тромбону делать нечего. А потом я услышал джаз — новоорлеанский. Мы играем чикагский, но тот парень вытворял на трубе такое! Потом появился Тинтаджел, он хотел набрать свою команду, вот я и присоединился. И нам вполне хватает на жизнь, — с некоторым удивлением добавил он. — Люди просто помешались на джазе, им все мало.

— А я приехал вместе с Теном, — проговорил барабанщик, забирая бутылку из рук Джима Хайда. — Он из Корнуолла, как и я. Мы приехали сюда, познакомились с Айрис, затем появился Джим, да и Хью слонялся рядом, он студент-медик, а потом как-то за бутылкой мы выторговали Бена у Тома Свифта[8]. Хотя я не думаю, что он у нас надолго, поскольку Нерина…

— Послушайте, а что случилось с Нериной? — нетерпеливо перебила Фрина. — Ее что, убили?

Музыканты что-то невнятно проворчали. Хью взял у Кларенса пиво, чтобы смягчить чувство неловкости.

Фрина махнула рукой:

— Ладно, пустяки, забудьте. Наверняка в свое время все станет ясно. Или, во всяком случае, яснее, чем сейчас. Идите, Джим, полицейский зовет вас.

Джим покорно последовал на вызов, а Бен Роджерс, завершив девятый круг по залу, рухнул на свое место, грубо выдернув бутылку из рук Хью.

— Какой интересный корнет, — удивилась Фрина, заметив, как Бен инстинктивно подхватил инструмент. — Похоже, у него есть какие-то дополнительные части.

— Это эхо-корнет, — глухо буркнул Роджерс. — У него встроенная сурдина.

— Так вот как у вас получается этот шепот в «Лети, дрозд мой». А я думала, что просто не заметила сурдину.

— С этим корнетом она мне не нужна. Тут сбоку есть вентиль, переключающий на другой раструб.

— Можно взглянуть? — Фрина протянула руку, и Бен неохотно позволил ей осмотреть инструмент.

Вентиль размещался в самом низу слева, а справа изогнутая медная трубка заканчивалась прямо перед основным раструбом, узкое отверстие на конце не расширялось.

— Наверняка нужно очень мощное дыхание, чтобы дуть в такую, — заметила Фрина, стараясь не запачкать идеально отполированную поверхность инструмента отпечатками пальцев. — Потрясающе.

Она вернула инструмент Роджерсу, тот подышал на него и протер носовым платком, словно чужое прикосновение могло испортить корнет.

— Интересуетесь джазом, мисс? — спросил он. — Много слушали?

— Да, интересуюсь. Нет, слушала немного, если не считать постоянного приглашения на новоорлеанские вечера на Гертруд-стрит, в Фитцрое.

— Это, наверное, Доктор, — встрял Кларенс Дэвис. — Неужели вы знакомы с ним, мисс? — Он улыбнулся Фрине, насмешливо скривив уголки губ: — Подумать только!

К счастью, Кларенса вызвали, и он не успел развить эту тему. Фрина не стала упоминать, что последнее дело потребовало от нее более тесного знакомства с борделями, чем хотелось бы. Вместо этого она спросила:

— И давно вы играете?

Роджерс любовно уложил корнет в футляр.

— Лет десять или вроде того. А вам-то что?

— Да ничего. Это называется Светский Разговор. Мне кажется, вам не помешало бы взять несколько уроков. Мы не сможем уйти отсюда, пока детектив-инспектор Робинсон не закончит свое дознание. И если вы, дорогой господин Роджерс, предпочитаете метаться тут и рычать, дело ваше, не стану мешать.

Музыканты затаили дыхание. Роджерс уставился на Фрину, словно она инопланетянка, набрал в грудь воздуха, как будто собирался заорать, но затем передумал и снова принялся кружить по залу.

— Вы рискуете, — заметил Хью Андерсон. — У него жуткий характер, но трубачи…

— …все такие. А как насчет вас, господин Андерсон?

— Я студент-медик, учусь в Мельбурнском университете и обожаю джаз.

— Он молодец, — добавила Айрис. — Рожден для кларнета и сакса. Единственная трудность — заставить его больше времени уделять учебе, чтобы не завалить экзамены. Тогда из него выйдет настоящий Доктор Джаз.