– Ну, теперь и расстанемся,- мягким баском сообщил Фролов, вытирая платочком вспотевший лоб.- Отсюда до города доберетесь без нас.

Лесок, через который пролегала просека, то редел, разбегаясь стволами, то становился гуще. Разведчицы посмотрели в ту сторону, где дорога поворачивала на восток: завтра она приведет туда, где их меньше всего ждут.

– Поцелуемся?-с легким смущением предложил капитан.

Мать поцеловала Фролова в лоб, а Ядзя прикоснулась пухлыми губами к его розовой щеке.

Ростислав подошел к матери, заглянул в ее чуть беспокойные глаза:

– Будьте осторожны, мама. Мы ждем вас…

Сын и мать крепко обнялись.

– Не тужите, бог поможет, вернусь целехонькой.

Мать долго смотрела вслед удалявшейся группе Фролова, с которой уходил и Ростислав.

Как только забрезжил рассвет, партизанки на подводе миновали местечко Киверцы и выехали на шоссейную дорогу. Через час они были в Луцке. По улицам города шныряли немецкие офицеры и солдаты, но Ядзя и мать, как ни странно, были спокойными, шли уверенным шагом. Вскоре показалась улица Кичкаровская. В доме № 2 жила старшая сестра матери – Теофилия Ильинична. С ней проживала дочь Мария и ее муж Григорий Обновленный. В этом доме и решила остановиться мать, а Ядзя – у Прасковьи Баранчук.

Дверь открыла племянница.

Увидев знакомое лицо, воскликнула:

– Тетя Марфа?

– Узнаешь, Мария? – улыбнулась мать, внимательно вглядываясь в молодую хозяйку.

– Как же, узнала! Живы!

– Как видишь…

– Проходите. Каким ветром вас сюда занесло?

– Попутным!

В первый день никто в беседах не касался «нового порядка». Мать поинтересовалась обстоятельствами, заставившими Григория служить в полиции. При этом приговаривала:

– Оно и рискованно, и неприятно, да и не красит Григория…

– Разве по своей воле? – объяснила Мария.- Устроиться на работу не легко было, мы голодали, а тут подвернулось предложение. Как было не пойти! А нынче ему выдали полицейскую форму. Скажу вам от чистого сердца, тетя Марфа, в душе не терпит Гриша ни фашистов, ни украинских националистов, да уйти от них сейчас не может. Того и гляди, шкуру быстро спустят. Почему же, спросят, не нравится тебе наша власть? Противное дело, да вот так и служит. Ну и жить, конечно, надо. Воздухом сыт не будешь.

Такие доводы не убедили мать. Она рассуждала иначе. Многих ведь застигла беда! Натерпелись люди и сейчас страдают, а в полицию служить не пошли и поклонов фашистам не бьют. А тут тебе сразу: «Воздухом сыт не будешь, предложили»… Да знают ли они, как ей, матери семерых детей, вообще того воздуха не хватало, когда ее преследовали жандармы и полицейские после ухода сыновей и мужа в партизаны? Ох, как тяжело было! С хутора на хутор добиралась, на руках ведь малые ребята были. А тут… Нет, есть, видимо, другая причина, что Григорий стал полицейским,- пришла к заключению мать.

Наступила минута отчаяния. Сюда она пришла не на свидание, а дело делать. Как же теперь открыться? Следует ли это делать вообще? Хозяева квартиры могут ее не понять, откажутся ей помочь. Значит, пока придется переждать. Решила действовать осторожно, прежде осмотреться, а там время покажет.

– Жаль, а я сердце свое доверить вам собралась. Да как уж тут, коли полицай в доме…

– Вы не злословьте, Марфа Ильинична, Гриша неплохой человек,- обиделась Мария.- А здесь что собираетесь делать? – спросила тетку.

– Дело есть.

В это время открылась дверь, и в комнату вошел высокий, стройный мужчина в черной полицейской форме. Женщины умолкли.

– Вот и Гриша пришел,- оповестила ровным голосом Мария и обратилась к мужу: – Устал? Посиди немного с нами. Чай попьем с гостьей.

Обновленный приветливо поздоровался с матерью:

– Издалека?

– Не очень.

– Давно в наших краях?

– Да нет, первый день.

Мать вспомнила свою встречу с Обновленным в июне 1942 года. Тогда ее младшие дети находились на хуторе Леоновка, Тучинского района, Ровенской области, у мужа сестры – Мамонца. Ей пришлось скитаться с дочерью Катей по селам Полесья и Волыни, скрываться от преследования карателей. Узнав о том, что старшие братья и отец стали партизанами, Обновленный, было призадумался. В его представлении Красная Армия была почти разбита, немецкие войска вторглись далеко в пределы страны. Что же может изменить горсточка партизан, если регулярная армия и та не выдержала натиска фашистской армии?

– Пожалуй, ничего не изменится,- твердил Григорий.

«Что скажет он сейчас? Как поведет себя?»-терзалась догадками мать.

Подсев к столу, Григорий начал беседу.

– Значит, в гостях первый день,- и не ожидая ответа: – Слыхал, слыхал о том, как летят под откос поезда… Не плохо действуют.

От признания полицейского потеплело на сердце. Известно- чьими руками делается!

– И часто теперь это случается? – наивно спросила мать.

– Счету не веду, но говорят, досаждают нынче больше.- Сдвинув брови и понизив голос, Григорий сказал: – Да, их вылавливают, куда же им деваться…

Тонкая хитреца пробежала по лицу матери.

– Ну и жить безмолвно тоже не гоже…- и голос у нее оборвался. «Надо бы умнехонько спрашивать, стороной да обиняками больше, а я прямо… Как же теперь?»

Григорий уставился в окно задумчивым взглядом. Права старуха, безмолвно кориться врагу нельзя. Он бы тоже за дело взялся, да кому об этом скажешь!..

– Ну, я бы таких смельчаков щадил. Да не все через мои руки проходят,- признался Обновленный.

Мать встала, сложила на груди руки.

– А ты, Гриша, мог бы помочь людям.

Эти слова как электрическим током ударили Обновленного. Потом он собрался с мыслями, успокоился.

– Говорите, что нужно сделать.

Но в сказанных словах мать не уловила желаемого тона. Прямо взглянула ему в лицо:

– Арестуешь? Донесешь?

– Меня не бойтесь, кое в чем я разбираюсь…

Первая встреча как бы проложила между матерью и Григорием мостик доверия. Это проявилось и в сложившихся отношениях между гостьей и хозяевами. Мать окружили вниманием, вечерами с ней засиживался Обновленный. Они говорили откровенно, не скрывая своего отношения к тому или иному явлению.

Однажды мать повела осторожный разговор о партизанах, их борьбе с врагом. Под нахлынувшим чувством доверия она открыла секрет своего прихода в Луцк в такое неспокойное время.

– Ты, Григорий Михайлович, можешь большую пользу принести Родине, и тебе от того полегчает на душе. Совесть очистится! Помоги нам.

Обновленный понимал, что ему предлагает седая женщина. Он задумался. Если струсит, откажется, значит, не скоро представится возможность искупить свою вину… В голове вихрем неслись «да» и «нет», а в душе боролись два схватившихся чувства. И по выражению глаз, и по застывшему лицу, и по жесту руки, легко коснувшейся висков, посыпанных снегом времени, видно было, как Обновленный терзался раздумьем. Не хотелось ему разрушать сложившееся благополучие. Но если он и дальше останется с тяжестью на сердце, чувствовал, что задохнется, как рыба на земле.

Наконец его ровный голос нарушил минутную тишину:

– Легко сказать – помочь. А знаете, что это значит для меня?

– Знаю, поэтому и говорю.

– Хорошо, что смогу – сделаю.

– Спасибо, Григорий. Доброе у тебя сердце. Дай бог тебе здоровья,- запричитала растроганная мать.

Задание, которое получил Обновленный, носило сугубо разведывательный характер. Прежде всего надо было установить, большой ли в Луцке гарнизон, какие имеются в городе немецкие учреждения, по возможности узнать адреса главных фашистских предводителей. Эти сведения нужны были отряду. Располагая ими, легче будет вести разведку в Луцке и проследить за фашистскими палачами. Григорий, предвидя трудности, все же согласился его выполнить.

Прошло несколько дней, пока Обновленный собрал нужные сведения. Он их тщательно записал на листке тетрадной бумаги и передал матери. Она распорола ворот-ник своего пальто и зашила в него тетрадный листок. И все же сомнения не покидали мать. Правдивые ли эти сведения? На словах Григорий совестливый, а как на деле? Читать все равно не могла, была без очков, но прикинула: зачем бы стал ее обманывать? Не укладывалось в голове, чтобы человек, добровольно согласившийся ока-зывать помощь, помышлял о плохом.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: