— Ложись! — закричал он своим агентам, которые уже двинулись к лестнице.

Фалневич инстинктивно отскочил за чан. Ударился об него плечом так, что тот даже глухо зазвенел. Зельный был слишком далеко. Он колебался, падать на грязный пол или нет, лишних полсекунды. Кто-то выстрелил, и сыщик, уже не думая о костюме, тяжело пополз в сторону стального резервуара.

— Пан начальник, Зельного задело! — закричал Фалневич. — Зельного задело!

Они молча обменялись короткими кивками. Как только раненый успел укрыться за чаном, Зыга метнулся вправо, к передней стене, Фалневич — к задней. Младший комиссар на бегу раз за разом нажимал на спуск, пока не опустел барабан, и едва они плечом к плечу с агентом присели за очередным металлическим баком, насторожил слух. Никто не стрелял, лишь звякнуло разбитое окно, и кто-то выскочил на брусчатку в фабричный двор. Мачеевский поспешно высыпал из магазина гильзы и затолкал на ощупь три последних патрона, оставшиеся у него в кармане. Перед ними кто-то со стонами полз по полу.

Они подбежали. Зыга наступил раненному бандиту на пальцы, чтобы тот не смог дотянуться до лежащего рядом револьвера. Фалневич, держа оружие на вытянутой руке, обвел взглядом помещение, в которое они ворвались.

Здесь стоял единственный исполинский чан, и его вершина исчезала в отверстии в потолке. Из брюха этой огромной бочки выходило сплетение латунных труб, бежавших к главному залу.

— Возвращайся к Зельному, мы ничего уже не добьемся, — велел Мачеевский. Не обращая внимания на стоны и проклятия, он приковал подстреленного к какой-то торчащей из стены рукоятке и присел на корточки рядом с разбитым окном. Снаружи никого не было.

Вдруг что-то заставило его насторожиться, и он молниеносно повернулся с оружием наизготовку.

За большим чаном он заметил котел поменьше, а на нем, все еще сжимая в руке ствол, полулежал еще один бандит. Зыга резко метнулся к нему, однако тот даже не шелохнулся, а когда младший комиссар толкнул его стволом револьвера, упал на пол. Из раны в груди с тихим бульканьем вытекло немного крови.

Мачеевский подбежал к Зельному. Фалневич уже помог агенту сесть и зажимал рану своим носовым платком.

— Вот ведь не свезло, пан начальник… — пробормотал Зельный. — Мой… Новый пиджак… Почти сто злотых отдал…

— Не беспокойся, щеголь. Для гроба сойдет. А впрочем, нас в мундирах хоронят.

— И агентов тоже?

— Тоже. А представь, как буду выглядеть я с портупеей и Крестом за Заслуги!

— Как… Как пожарный на праздник Тела Господня, пан начальник!

— Ну, значит, выживешь, Зельный. Ты видел, кто это был?

— Там, из-за того котла, пан начальник. — Сыщик указал рукой на большой чан, за которым теперь лежал труп бандита. — Вот ведь, курва, как пулей заденет, так завсегда ясно, откуда.

— Ладно. Фалневич, говори с ним.

Мачеевский снова пошел во второе помещение, встал над трупом и вынул из кармана платок. Поднял через него револьвер мертвого бандита и приблизился ко второму, прикованному к стене. Парень был молодой, лет двадцати, но уже успел заработать на морде шрамы от ножа. Младший комиссар высыпал в конверт барабан поднятого револьвера, потом вложил оружие в руку раненого.

— Ну вот, получишь как минимум за покушение на убийство полицейского при исполнении служебных обязанностей, — сказал он. Крепко сжал ему руку на рукояти и спусковом крючке, после чего осторожно спрятал вещественное доказательство в карман пальто. — Не стану говорить, что тебе за это сделают охранники в КПЗ, пусть это будет для тебя сюрпризом. Так как, сдаешь сообщников или хочешь, чтобы я тебе там пальцем поковырял? — с усмешкой спросил он, коснувшись простреленного плеча бандита.

— Ты еще посмотришь, мент, и на тебя управа найдется. Ты меня еще не знаешь!

— Да ну? А свидетели у тебя тоже есть?

Зыга сунул палец чуть поглубже. С полминуты раненный выл, как пес на цепи, а потом заговорил, и говорил так много и быстро, что даже Фалневич не успевал бы записывать.

Было уже самое начало пятого, когда чуть ли не весь состав ночной смены люблинской полиции разбежался по улицам Косьминека в поисках бордового «пежо». У немногочисленных прохожих, которые только что встали, чтобы идти на работу, едва они выходили из подъездов, тут же проверяли документы и записывали. Если кто-то имел несчастье носить усы, полицейские решительно провожали его на угол Гарбарской и Длугой, где стоял «воронок», а рядом с ним смолил папиросу за папиросой младший комиссар Мачеевский.

Зельного и раненого участкового увезли на «скорой». Фалневич побежал звонить по телефону, а подстреленного бандита, наверное, зашивали без анестезии в амбулатории Замка. Зыга в бешенстве выхаживал вдоль небольшого магазина «Товары прод. и разные», хозяин которого ежеминутно нерешительно выглядывал из окна на втором этаже.

Арестованный, Мачей Грабик alias Граба, вполне успел расколоться, прежде чем, уже согласно процедуре, его забрали полицейские. В его показаниях тоже появился таинственный Усач в светлом пальто, которого Мачеевский какое-то мгновение видел собственными глазами. Как и в прошлый раз, с цензором, это он дал работу банде из Косьминека, теперь они должны были на Быхавской замочить одного клиента, едущего на такси с чемоданом, набитым бабками, из пригородной Десятки. Тип, однако, не появился, ну а единственное такси, которое они увидели, везло ментов…

— Подробнее, как выглядел этот Усач? — допытывался у Грабы младший комиссар.

— Как бы как фраер, но когда получил пером по клешне, то вмазал, будто боксер. Ну, с виду важный такой, пан начальник. Я же ж его никогда так совсем-то изблизя не видел.

«Когда получил пером по клешне, то вмазал, будто боксер», — мысленно повторил Зыга. У него перед глазами снова предстал Леннерт, рассказывающий, как его покусал в воскресенье пекинес Сальвичовой.

— Когда это было? Ну, быстро!

— В воскресенье ночью. Пусти, пан! — Бандит сжался, пытаясь высвободить плечо.

— Не так быстро. А сколько вы загребли в понедельник? Освежу тебе память: фраер, которого пырнули ножом на Жмигруде, у борделя…

— Не знаю, не я же ж считал. Но в кармане у него была куча бабла. Двадцатки, даже сотни… Это не я его замочил! Я хотел только пощипать фраера. Он по городу с таким форсом шарашил, как будто ему дала каштанка маршала. Он сам нарвался, пан начальник.

То, что Ежик получил взятку, было вполне очевидно. Только зачем он шлялся ночью с деньгами за пазухой? Видать, содовая в голову ударила.

— А на Влосчанской, там что? — сблефовал Мачеевский.

— Нет, Богом клянусь, нет! На Влосчанской я же ж только в подъезде топтался. Наверх — это он туда пошел с остальными. Я честный вор. Честное слово, чтоб я сдох!

— Это-то можно уладить… А кто был ближе к нему? Ну, кто?! — Зыга всадил в рану полпальца.

— Бигай Станислав… Куцыыыыый!!! — взвыл бандит. Он потерял сознание, и на сем допрос завершился.

Зыга отшвырнул окурок «Сокола». Папироса зашипела и погасла на мокрой мостовой. Внезапно, как раз когда он потянулся за следующей, раздался полицейский свисток, и на Длугую вкатил бордовый «пежо». Посмотрев прямо на регистрационный номер, Зыга окончательно убедился, что это авто адвоката. Внутри было четверо мужчин. Когда авто приблизилось, он увидел, что на месте водителя сидит… Леннерт с усами.

«Усач ряженый!» — в бешенстве подумал младший комиссар, вваливаясь в кабину «воронка».

— Трогай! — велел он водителю. — Перекрой дорогу.

Шофер несколько секунд обливался холодным потом, дергая стартер. Однако мотор только кашлял и не хотел заводиться.

— Рухлядь, холера, рухлядь, пан комиссар! — злился полицейский, пытаясь завести машину.

Зыга выскочил из кабины.

— Леннерт, стой! — закричал он, выбегая на середину улицы. Он прицелился между электрическими зенками авто, но дуло револьвера дрожало. Тем временем некто, сидевший за рулем бордового «пежо», переключил передачу, и авто зарычало громче, двигаясь прямо на младшего комиссара.