Должностные лица в солидных костюмах. Исключение Ельцин.  На президенте   спортивные штаны «Nike», белая футболка и желтые кроссовки «Nike Air 90». Шойгу одет в защитную спецодежду пожарника. Рушайло облачен мундиром сотрудника МВД звания генерал-полковника. Поверх униформы белый поварской фартук, забрызганный обильно кровью.  В правой руке министр, крепко сжимая, держит топор рубки мяса. Председатели судов покрыты черными мантиями, в подмышках  рук зажаты формата А-3 конституция России и уголовный кодекс. Обложки книг обтянуты кожей человеческого, телесного цвета.

Крепкие парни сотрудники Федеральной Службы Охраны  устанавливают царский трон впереди скопища людей и машин. Ельцин, пыхтя, что-то бурчит себе под нос,  залезает на богато отделанное кресло на возвышении удобно садится.  На объемную шею Борис Николаевичу Коржаков надевает внушительных размеров православный, инкрустированный разно размерными брильянтами золотой на массивной золотой цепи крест. На голову Ельцина нахлобучивают символ самодержавия шапку «Мономаха».

Выражение лица президента принимает серьезную озабоченность. Борис Николаевич старательно рассматривает нас, точно собирается разузнать, что скрыто внутри организмов двух драгдилеров.

--Ша, Россияне?—сердито задает вопрос президент нам. – Страх совсем потеряли?

--Смотрите сюда!—он с неохотой приподнимает руку, видимо с целью указать на кого то. Но передумывает.--Важных людей от государственных дел отрываете.

--Молчим? –возмущается Борис Николаевич на наше растерянное безмолвие в ответ.

Мое тело берет неподвластное оцепенение. Гаврюша   в полуобморочном состоянии. Стремлюсь взять себя в руки, совладать с зажавшим в угол ступором.

--Борис Николаевич! Не соображу, каким боком провинились перед Вами,--ошеломленный осведомляюсь я.

--Гляди сюда молокосос,--ухмыляется президент, указывая на таблетку «экстази» которую мы держим.--  Каким боком?

 –Российский народ на колени поставили наркотой!— разозлено орет Ельцин.

Я несуразно оправдываюсь первым попавшимися словами на онемевший язык.

--Борис Николаевич! «Экстази» не наркотик это эффективное лекарство от депрессии,--президент даже не слушает оправдания. Вяло ковыряя что-то в штанине спортивных брюк.

-- Русскому народу в трудную эпоху становления демократии помощь,--привожу доводы, на которые Ельцин равнодушно зевает.-- Препарат совсем безвреден, если исправно принимать в умеренных количествах. Убедитесь!--хочу отломить кусок таблетки, чтобы протянуть Б.Н. на пробу.

--Стоп засранец!--раскатистым  эхом разносится глас Ельцина.--Ты сосунок! Президента! Правительство! К наркоте пристрастить вздумал?--возмущается Ельцин,-- о русском народе задумал позаботиться! Здесь есть, кому о людях думать,--он нехотя машет на шеренгу чиновников.

--Лечебное средство для борьбы с  депрессией давно придумано. Русской нации во всякие времена водка прописана,--лицо президента багровеет от злости.

--Владимир Владимирович,-- Ельцин  внезапно обращается к директору ФСБ Путину.

--«Экстази» наркота?

--Да мой президент!--одобрительно рапортует Путин. --Настоящий препарат внесен в перечень «Опиумного Акта» в 1988году. «Экстази» запрещено к употреблению в развитых странах мира, распространению, производству. В России за продажу наркотика грозит  уголовная ответственность.

--Слыхали деятели?--президент широко улыбается,-- Умный человек, юрист трактует закон! – флегматично  радуется он.

--Короче!--Борис Николаевич меняет неформальный тон речи на официальный,-- довольно  измываться над людьми, судьбы человеческие калечить. Воля моя президентская, такова!

--Ты,--Ельцин, указательным, мясистым пальцем показывает на Гаврюшу.-- К тебе снисхождение в наказании потому как по слабоволию наркоторговлей промышлял.

Отрубят хлопцы тебе голову!

--Кнутиков, ты человек конченный! Мои добры молодцы фсошники тебя в задницу отымеют. Чтобы знал ты как русский народ иметь туда, куда президент не позволял. Затем убьют. Тело сожгут дотла, прах Москвой рекой развеют.

--Рушайло! Приступай,--кричит президент в толпу служителей народа.

С потемневших из-за туч небес как гром среди ясного неба   звучит свадебный марш Мендельсона. Ельцин непонимающе озирается по сторонам. Чиновники дружно поднимают головы к грозовому, набухающему дождем небу. Всматриваются. Шепчутся между собой догадками о принадлежности изливающейся музыкальной мелодии.

Министр МВД покидает строй, чеканя шаг с топором, запрокинутым на плечо. Четверо сотрудников милиции следуют за  Рушайло позади, несут деревянную колоду для разрубки мяса.

Гаврюша падает ниц, ерзает, рывками дергая меня, то за рукав рубашки, то за штанину.

--Борис Николаевич!--умоляюще гласно взываю я,-- В России же мораторий на смертную казнь!

Ельцин ноль внимания на мой истеричный припадок. Он детским любопытством разглядывает ракетку для большого тенниса поднесенную Коржаковым. Однако краем уха улавливает слова. Реагирует.

--Кнутиков ша ты думаешь? Мораторий есть, но не про твою поганую наркоманскую честь. Он для серийных убийц, маньяков, воров рецидивистов. Ты же хмырь, против политической системы  попер, покусился так сказать на святое детище мое. Людьми решил править.

--Демократия, права человека?—вопрошаю к Ельцину ценностями как мне кажется святыми для него.

Без вариантов счастливого хеппи-энда. Надежда на благоприятный конец встречи покидает   вместе с уходящим прочь Ельциным. Коржаков бережно стаскивает  шапку и крест с выглядящего уставшим президента.   Борис Николаевич понурый плетется к автомобилю. Дорогой на пол пути встает, оборачивается ко мне на несколько секунд погружается в раздумье.

. --Кнутиков, демократия эта такая ерунда, которую придумали похожие на тебя  чмошники. Вбили себе в голову, свобода выбора, человеческий гуманизм, пропагандируют направо, налево. Народ напрасно баламутят. Короче не дергайся. На кол в дополнении к наказанию  посадим или член отрежем живому. Не усугубляй, прошу,-- Ельцин дошагивает до «Pullman». C помощью Коржакова пробирается внутрь салона.

Гаврюша извергает яростный, нечеловеческий стон мольбу о пощаде:

--Антон сделай что-нибудь! Не хочу-у-у-у умирать-ть-ть!-- отражается звук от стен домов сталинской постройки. Гаврюша в припадке целует мне туфли. Вершащиеся безумное действо  кружит голову, теряю сознание, грохаюсь телом на асфальт.  Сильные руки фсоошников хватают за шиворот, тянут к деревянной колоде. В полусознательном состоянии около лобного места различаю отрубленную голову Гаврюши, туловище посреди лужи крови валяется  в метрах пяти от плахи.

--Свяжи ноги покрепче этому -- приказывает Рушайло палачу, полковнику милиции,-- а, то он как тот--министр кивает на Гаврюшино тело, -- без головы пойдет, людей кровью забрызгает.

Мне прочно вяжут веревкой руки за спиной, щиколотки ног. Твердо ставят на колени, крепко прижимают к колоде голову. Щекой ощущаю грубые шероховатости, запах смытой водой Гаврюшиной крови.

--Опускать перед смертью будем? --спрашивает у Рушайло полковник палач.