/
— Еще бы, человек с опытом! Превосходный совет, сэр Клементс!
— На мой взгляд, тоже,— шутливо заметил Маркем, вставая и вглядываясь в потемневший циферблат часов.— А сейчас — все наверх! Нас ждут к обеду.
Роберт Скотт не заметил, как пролетели полтора часа. Он был в ударе: развлекал дам смешными приключениями в далеких странах, подтрунивал над мисс Фебой, которую помнил крошкой, говорил о музыкальности бразильских негров, пристрастии южноамериканских индейцев к живописи.
После обеда мужчины вернулись в кабинет. Порывшись в шкафу, Маркем извлек цилиндрический футляр и положил его на стол. Оба снова уселись.
— Вы держались достойно, Кон, не заставили долго уговаривать себя и почти без колебаний приняли почетное и опасное предложение. Почетное и опасное,— раздельно повторил президент.— Нам предстоит встречаться часто, надо обсудить многое. Персонал Географического общества будет знать, что ваши поручения равносильны моим. Понятно, эта библиотека в вашем распоряжении, а кабинетом можете располагать, как своим, вы только порадуете меня.
— Сэр Клементс, нужны ли слова...
— Не продолжайте! Понимаю и чувствую. Далее. Переговоры с вашим высоким начальством о прикоман-
дировании офицеров к «Дискавери» беру на себя, составьте список с указанием сроков. Напоминаю совет: заняться кропотливым изучением книг предшественников Кука, Беллинсгаузена, француза Дюмон-Дюрвиля, американца Уилкса, а особенно, повторяю, Джемса Росса.
— Возьмусь завтра же.
— И правильно сделаете, Кон. Вам известно, что в прошлом году из южнополярных морей вернулось судно «Бельжика» с экспедицией лейтенанта Жерлаша, но серьезного отчета о ней все еще нет. Людям достались тяжелые беды: в море, где русские открыли остров Петра и Землю Александра, льды зажали «Бельжику», и экспедиция больше года провела далеко за полярным кругом, окруженная белыми полями и айсбергами. Это была первая зимовка судна в Антарктике, к тому же вынужденная. Свирепствовала цинга, начались душевные заболевания, умер один из офицеров. Есть сведения, что экспедицию выручил первый штурман, молодой норвежец, некий... Гудмундсен... Нет! Расмуссен?.. Память подводит...
Маркем перелистал толстую тетрадь,
— Нашел — Амундсен! Руал Амундсен.
— Где же я встречал это имя? — задумчиво сказал Скотт.
— В. газетах, о «Бельжике» писали. Опыт этой печальной зимовки поучителен. Я скажу, чтобы вам прислали вырезки из прессы, однако отнеситесь к ним критически.
Скотт признательно склонил голову, он восторгался предупредительностью и вниманием президента.
— Морские архивы доступны вам, используйте и эту возможность, поворошите прошлое... Пожалуй, за отличное поведение вы заслуживаете сувенира, Кон, но на этот раз удовольствуйтесь своего рода учебным пособием, историческим. Стряпчий Хилд, знающий о моем увлечении античными рукописями, за сходную цену купил у пирейского лавочника папирус. Я сомневался в его подлинности.
— Неужели бывают и фальшивые? — удивился лейтенант.
— Санкта симплицитас! Святая простота! Вы разве не слыхали, что в Италии, Греции, а за последнее время
и в Северной Америке расплодилось множество мошенников, возникла, можно сказать, целая отрасль жульнической индустрии?! Там состряпают любые антики: светильник фараона Тутанхамона, интимное письмо царицы Савской к царю Соломону, доспехи Александра Македонского, цитру Нерона, а о статуях цезарских времен и говорить нечего!.. Однако специалисты заверяют: папирус, привезенный Хилдом, подлинный,
записи на нем относятся ко второму веку нашей эры. Содержание не отличается новизной, но все же представляет интерес. Словом, сейчас вы получите английский перевод... Вы недоумеваете: зачем старый чудак предлагает вам читать античные записи? Не торопитесь с домыслами, друг мой.
— Я не вполне понимаю, сэр Клементс.
— О, не вполне? Берите перевод, завтра жду вас в три часа пополудни,— сказал президент, вручая офицеру листки, вынутые из цилиндрического кожаного футляра.
С ликующей душой Роберт Скотт шел по тихой улице Лондона. Можно ли было мечтать о большем счастье! Он подберет надежных спутников, верных товарищей, неустрашимых исследователей. Лучшие из лучших пойдут с ним к Южному полюсу — двое или трое, как подсказал Маркем. Да, они двинутся никем не виденным, никем не хоженным путем.
«Мужество и осторожность!»—не раз напоминал сэр Клементс. Так и будет!..
Скотт зашел в ресторан, уселся в уголке, заказал немного бренди и развернул сложенные вчетверо листы английского перевода античных записей.
«Бессмертные боги благожелательны ко мне, эллину Менандру, сыну афинского торговца Эсхила, да будет долгой добрая память о нем! С малых лет слушал я сказания эллинских и чужестранных купцов о неведомых народах. А став постарше, задался мыслью узнать, как устроена Земля. На деньги, оставленные отцом, я скупаю трактаты философов, ищу в них драгоценные плоды древа познания. Без изучения природы нельзя понять происходящее на Земле. Внимая возвышенным мыслям скромных мудрецов, наслаждаюсь подобно истомленному жаждой путнику, припавшему к чистому источнику.
Старики Анаргир и Амелий, истинные ученые мужи, прозябают в нужде и безвестности. Захотелось им снова побывать в городе Александра Великого, где жили юными. С радостью д^л я учителям моим три кошеля: один с драхмами, два с динариями. Просил Анар-гира и Амелия узнавать у сведущих людей, правда ли, что далеко на юге лежит обширная плодородная земля. Все мои мысли о ней. Говорил некий восточный купец, будто живут там люди без злобы, жестокосердия, без кровавых войн, в довольстве и счастье. Верно ли, не знаю...»
Лейтенант выпил рюмочку бренди. В чем же все-таки дело? Ведь не случайно дал ему сэр Клементс этот перевод!..
«Вернулись Анаргир и Амелий. Пришли в запыленных белых плащах и потрепанных сандалиях. Анаргир говорил, что мои щедроты сделали путешествие даже более удобным, чем в годы их молодости, Александрия же прекрасна, как невеста на брачном пиру. Повидали они чужестранных торговцев, корабельщиков, погонщиков верблюжьих караванов. Араб-мореход, за старостью удалившийся на покой, поведал старикам: эллин Клавдий Птолемей, александрийский ученый муж, рисует чертежи разных частей Земли, и есть у него большое изображение всей нашей планеты 2. Пошли они к Птолемею, просили дать им это изображение. Клавдий Птолемей приказал вольноотпущенному рабу перенести чертеж на папирус. Анаргир и Амелий привезли его и отдали мне. Все изведанные людьми земли, также и малоизвестные показаны на папирусе. Отыскал я хранимую богами Элладу. К югу от моря нашего нарисованы иноземные берега, небольшой остров Африка, омываемая морем Индийским Аравия, а еще дальше на юг — полуденная Земля. Протянулась она широко с запада на восток, благодатная страна. Три века толкуют ученые мужи — и афинские, и александрийские,— что планета наша шарообразна. А потому, говорят, должна быть далеко на юге обширная Земля — для равновесия с большими странами полночными. Анаргир и Амелий спрашивали о ней у многих, но никто той Земли не видал, неведома она...»
Роберт Скотт поднял глаза. Есть связь античного папируса с Антарктидой! Несомненно, афинянин Менандр писал именно о ней, этой Terra australis incognita 3...
Начальник экспедиции «Дискавери» быстро дочитал перевод:
«Старики верят, что Земля южная заселена. Амелий говорил: священным книгам индийцев несколько тысячелетий, и там написано, что в полночных странах месяцы незаходящего солнца сменяются столькими же месяцами мрака, и у персов священная книга рассказывает о райской стране, на которую злые и завистливые боги напустили холод и снег. А наш Гомер писал о народе, живущем в стране туманов, около моря, в безотрадной и бесконечной ночи; длителен и день в той стране — возвращающийся вечером пастух встречает утреннюю зарю. Есть люди в полночных странах, должны быть и на Земле южной. Но я не знаю, существует ли она. Откроют мне истину всеведущие боги и когда, тоже не знаю. Один Клавдий Птолемей может сказать о Земле южной...»