— Придется мне стать замыкающим,- сказал Амундсен и прицепился веревками к саням Хасселя,
Собаки понеслись. В первый час — 10 километров, за дневной переход — больше 50! Упряжки летят стрелой, словно и нет у них тяжело нагруженных саней, за которые еще ухватился человек на длинных, почти двухметровых лыжах.
Амундсен в восторге. Конечно, он не сомневался, что собаки вполне пригодны для работы на Великом леднике, но не мечтал прокатиться к полюсу на лыжах, уцепившись за сани. Все его спутники — первоклассные каюры, но Хансен — наилучший. Животные повинуются им, а за строптивость и неподчинение получают взбучку.
Дорога хорошая, сильных морозов нет, туманы бывают редко. Миновали второй склад. В этом лагере отдыха взяли часть запасов, высушили на солнце одежду.
82-я параллель. Третий, последний склад — южный «форпост цивилизации». До полюса около 900 километров неизведанного пути. Упряжки слегка поредели: пятеро ослабевших животных убиты и оставлены в приметных местах — их мясо пойдет в пищу при возвращении; три собаки сбежали по следу обратно.
Через каждые девять километров норвежцы останавливаются, большими ножами вырезают снежные глыбы и складывают из них двухметровые гурии. Внутри оставляют записку с обозначением номера этого отличительного знака, его координат и направления, в котором надо идти к гурию, расположенному севернее. Чтобы соорудить полтораста таких вех, вырезали девять тысяч снежных кирпичей.
В графике записано: теперь каждые 110-112 километров надо оставлять немного продовольствия.
За 83-й параллелью возникла панорама горного хребта, его склоны свободны от снега, могучие вершины поднимаются до 4000 метров.
— Более прекрасного и более дикого ландшафта я никогда не видел,- сказал Амундсен.- Назовем эти горы именем нашей королевы Мод.
— Далеко ли отсюда до ледника Бирдмора? — спросил Вистинг.
— Километров четыреста. А почему это тебя интересует?
— Я подумал, что мы сближаемся с маршрутом англичан.
Начальник экспедиции недовольно засопел, но промолчал.
Сине-черную вершину, увенчанную снежной шапкой, Амундсен назвал горой Фритьофа Нансена, а другую, с длинной оголенной «крышей»,- горой Петера Кристоферсена, своего земляка, живущего в Буэнос-Айресе, где его именуют доном Педро.
Пройдена 84-я параллель. Мощный хребет тянется к востоку.
— Несомненно, что эта цепь связана с горами, открытыми на Земле Виктории Джемсом Россом, а в недавние годы Скоттом и Шеклтоном по пути на юг,- сказал Амундсен.- Нам предстоят тяжелые подъемы… Вот этому леднику мы дадим имя дочери Нансена — Лив. Можно двинуться по нему, но не будем торопиться с выбором, поищем более пологий подъем.
На ночевке они услышали треск во льду, казалось, будто под палаткой идет ружейная перестрелка.
Утром Амундсен откинул капюшон спального мешка и подмигнул товарищам:
— Хорошо, что на позиции не выехала артиллерия.
— А я ночью подумал, что мне угодили в ухо,- протянул, позевывая, Бьолан.
— Ха! Подумал?! Да ведь ты своими руладами с присвистом чуть не выжил всех из палатки. У нас в Бергене одна умная старушка о таких храпунах говорила: «Свое съел, на чужое ворчит»…
15 ноября разбили лагерь у 85-й параллели, на высоте 260 метров над морем. Отыскали место, откуда начинался плавный подъем. Поужинав, недолго совещались:
— До полюса и обратно сюда тысяча сто километров,- сказал Амундсен.- Неизвестно, на каком расстоянии от нас находится плато, обнаруженное Шеклтоном. Надо быть готовым к тяжелым препятствиям. Сколько взять припасов и снаряжения? Что оставить на складе для возвращения домой? Запомните: у наших упряжек в дороге сил не прибавится.
— На длительных подъемах животные очень ослабеют,- согласился Хансен.
— Вот мои расчеты: мы захватим двухмесячный запас продовольствия и основное снаряжение, а продукты на тридцать суток и часть вещей оставим здесь. Собак сохранилось сорок две, все они пойдут до плоскогорья. Там двадцать четыре будут убиты, а восемнадцать повезут трое саней к полюсу.
— Вытянут и небольшие упряжки, ведь мы сохраним самых сильных и надежных собак, а к тому времени количество продуктов сократится, нагрузка будет меньше,- поддержал Бьолан.
— Да, вот еще: пора сменить белье, а старое вывесить, пусть проветривается несколько недель, пока мы не вернемся.
Собаки неспокойны, они чуют землю и рвутся к ней. В трех километрах поднимается вершина Бэтти, свободная от снега и кажущаяся путешественникам прекрасной,- давно уже их окружает одна только ослепительная белизна. Амундсен и Бьолан двинулись на лыжах к подножию вершины, но держатся неуверенно.
— Вот что значит долго не тренироваться,- нахмурился Амундсен.- Больше шестисот километров мы катились, ухватившись за сани, а это не ходьба…
Им хотелось почувствовать под ногами твердую почву, настоящую земную оболочку, после Мадейры они не испытывали этого ощущения. Оставив лыжи, Амундсен и Бьолан взобрались наверх, но Бэтти разочаровала их: усеянная обломками камня, вершина меньше всего годилась для прогулок людей, берегущих обувь.
Они вернулись. К Амундсену подошел Хансен:
— Придется в путевых лагерях сажать на цепь всех собак, они стали чересчур жадными, пожирают кнуты, кожаные крепления лыж, обмотку саней.
— Это для них лакомство, вроде десерта…
Подъем начался. Пройдя 18 километров, отряд оказался уже в 1030 метрах над уровнем моря. Расположились на леднике среди огромных трещин. Хансен и Вистинг ушли разведать дорогу. Бьолан, превосходный лыжник, предпочел отправиться один.
Амундсен и Хассель занялись ремонтом объеденных лыжных креплений. Кто-то со свистом пронесся мимо палатки. Уле Бьолан!
— Я нашел прекраснейший спуск с перевала,- радостно сообщил он.
— Вроде такого, по которому ты сейчас слетел, словно с неба?.. То, что подходит тебе, не всегда годится для упряжек.
Вернулись двое других.
— Путь по леднику довольно крут, на небольшом расстоянии подъем достигает шестисот метров, но, думается, собаки осилят его,- сказал Хансен.
— Попытаемся сперва с одной упряжкой,- предложил Вистинг.
Понукаемые и подхлестываемые каюрами, животные втащили сани на маленькую площадку. Окуляры бинокля приблизили гору Кристоферсена и южный склон вершины Нансена, между ними уступами поднимается еще один ледник, неимоверно взгорбленный и растрескавшийся, получивший имя норвежца Акселя Хейберга. Амундсен убрал бинокль.
— Нечего сказать, попали в местечко! Мы вынуждены отклониться от прямого пути: дорога у подножия горы Нансена непроходима, там дикий хаос, а вот дон Педро помогает нам, двинемся вдоль этой вершины. Крутой спуск с перевала опасен, необходимо обвязать полозья саней веревками, другой системы тормозов у нас нет.
Ледник Хейберга, крутой и широкий, зажат горными великанами. С трех сторон сползают сюда глетчеры. Норвежцы заночевали в окружении колоссальных белых глыб. Утром по крутизне вползли на первый уступ ледника, путь прокладывал Бьолан. Упряжки перевезли грузы в два приема.
— Невыносимо жарко,- вздохнул передовой, утирая лицо и шею.
— А я вспотел, точно после дальнего пробега в тропиках,- откликнулся начальник.
Высота 1600 метров. Установили палатку. Рано утром на разведку уходит сам Амундсен с двумя товарищами. Всех волновало: что ожидает по другую сторону перевала, доступен ли путь?.. Лыжники наверху. Впереди множество трещин, но дорога проходима! Конечно, собакам достанется тяжело… Пожалуй, можно вернуться? Нет, надо пересечь самый верхний уступ ледника, подняться еще выше и посмотреть что там…
Разведчиков ждали. Стремглав спускались они к лагерю под гул и грохот снежных обвалов, вокруг высоко вздымалась белая пыль. «Горы скидывают свои зимние плащи, намереваясь облачиться в весенние одежды»,- подумал Амундсен, вообще-то не склонный к поэтическим образам.